Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

генезисе пакта и предлагает четыре возможных ответа:

«1. Инициатива исходила от Сталина.

2. Инициатива исходила от Гитлера.

3. Сталин и Гитлер шли навстречу друг другу.

4. Инициатива исходила от германской дипломатии».

Все последующее содержание книги, построенное хронологически по периодам (завязывание расширенных торговых отношений — с 1.10.1938 по 31.1.1939; начало политических переговоров — 1.2 — 10.5.1939; замысел пакта о ненападении — 11.5 — 20.8.1939; заключе­ние пакта — 21 — 23.8.1939), дает ответы — разумеется, не оконча­тельные, но достаточно ясные — на сформулированные Фляйшхауэр вопросы. В этом главная ценность исследования.

Могут возразить: не схоластика ли это? Не все ли равно, «кто был первым»? Ведь результаты известны; как принято говорить, «печально известны»? Нет, это не схоластика: есть конкретное обстоятельство, которое заставляет видеть в подобной постановке вопроса не только «тяжбу о приоритетах».

Советско-германский договор от 23 августа 1939 года не оставался бы до сегодняшних дней столь спорным и не вызвал бы столь острых дискуссий во всем мире, если бы над ним не довлела глубочайшая неспособность государственного руководства сталинского типа — в си­лу присущей ему идеологии — говорить правду о своих действиях. Пакт родился в глубокой тайне — и не только от дипломатических партнеров СССР, но и от советского народа. Допустим, в 1939 году это предопределялось специфическими обстоятельствами предвоенного времени. Но в последующем, когда эти обстоятельства отпали? Увы, и тогда советское руководство пошло по пути намеренного сокрытия как мотивов, так и самих фактов своей политики. Одно зло повлекло за собой другое. Возникла роковая традиция отрицания самого факта существования секретных соглашений, достигнутых в 1939-1940 годах, и, разумеется, в первую очередь, — отрицание существования секрет­ных дополнительных протоколов к договорам от 23 августа и 28 сентяб­ря 1939 года.

В трудные годы второй мировой войны едва ли приходило кому-нибудь в голову начинать, дискуссию о договоре и тем более о протоколах. Но даже в период своей абсолютной власти Сталин понимал взрывча­ тый характер этой темы и принимал специальные меры, чтобы она не получила развития. Как теперь документально установлено (материа­лы по этому вопросу находятся в ЦГАОР и были обнаружены Н.С.Лебедевой и Ю.Н.Зоря), в момент конституирования Международного военного трибунала в Нюрнберге был составлен специальный список вопросов, обсуждение которых считалось недопустимым. Справедли­ вость требует отметить, что инициатива составления списка принадле­жала не советской стороне, но она была немедленно подхвачена Молотовым и Вышинским (разумеется, с одобрения Сталина). Одним из пунктов был советско-германский пакт о ненападении.

Авторы списка как в воду глядели. В марте 1946 года по инициативе защитника Гесса д-ра Альфреда Зайдля (с американской подачи) тема договора и протоколов впервые появилась на свет в Нюрнберге. Правда, договоренность союзников сработала, и вопрос был свернут. Что каса­ется советского обвинителя, он расценил акцию Зайдля как провока­цию, а протокол — как фальшивку. Тем не менее раздался тревожный сигнал, и его эхом стало в апреле 1946 года изъятие оригиналов прото­колов из архива МИД СССР. Они были переданы в личный архив В.М.Молотова и с тех пор бесследно исчезли.

Чисто гипотетически позволительно рассуждать: почему бы в 1945 году не сказать правду о протоколах или по меньшей мере не объяснить причины их составления? Ведь это была кульминация советского пре­ стижа в мире, и, казалось, можно было бы «рискнуть» закрыть брешь. Но это не укладывалось в стиль Сталина. Тем более уже начиналась «холодная война», и ее неумолимая логика требовала взаимных разоб­лачений, в том числе разоблачений «злобных происков Запада».

Заветы Сталина и Молотова перенял А.А.Громыко. Он не допускал никаких отклонений от категорического отрицания наличия протоко­лов. Как мне рассказывали, со стороны некоторых ученых и диплома­тов (например, начальника Историко-дипломатического управления МИД СССР И.Земскова) предпринимались попытки убедить министра в ошибочности этой линии и дать возможность хотя бы «теоретически» допустить факт каких-то негласных советско-германских договорен­ностей. Вотще!

Вопрос о пересмотре советской позиции ставился и позже. Так, в 1987 году новое руководство МИД СССР вместе с рядом отделов ЦК КПСС предприняло попытку признать очевидные факты. Но это пред­ ложение не прошло по мотивам отсутствия оригиналов. Даже перед самой кончиной А.А.Громыко, принимая весной 1989 года корреспон­дента гамбургского журнала «Шпигель» Фритьофа Майера, отрицал наличие протоколов и назвал их «фальшивкой».

Можно понять наших западных коллег, которые вовсе не из-за своего «антисоветизма», а на основании аутентичных, с их точки зре­ния, копий документов и многочисленных косвенных свидетельств говорили о существовании протоколов. Ход их мысли был примерно таков: если Советский Союз так упорно отрицает наличие протоколов, то не следует ли предполагать, что подобное отрицание отражает глу­бокую безнравственность и аморальность всего внешнеполитического курса СССР тех (и последующих) лет? Достаточно логичным им каза­лось предположить, что отрицание наличия протоколов имеет подо­плекой инициативную роль Сталина в заключении сделок 1939 года.

Иными словами: своим неадекватным поведением мы сами навле­кали на себя любые подозрения и сомнения. Абсурдная позиция по протоколам лишала советскую сторону возможности более точно ин­ терпретировать предвоенную ситуацию и мотивы действий СССР.

...Книга Ингеборг Фляйшхауэр появилась на свет, когда спор о протоколах был окончен. Решения второго Съезда народных депутатов СССР освободили советскую внешнюю политику и науку от этой роко­ вой «ипотеки» и дали возможность дискутировать по существу вопро­сов. Доклад, сделанный на съезде А.Н.Яковлевым, определил основные компоненты этой дискуссии, и можно надеяться, что читатель книги знаком как с глубоким анализом, так и с высоким нравственным вер­диктом, вынесенным в докладе.

Теперь о самой книге. О, как хорошо, что миновали времена, когда при оценке работы западного («буржуазного») историка советский ре­цензент был обязан «давать отпор», «разоблачать» и так далее. В луч­шем случае надо было, оценив достоинства книги, присоединить сакраментальное «в то же время» и пожурить исследователя, что он не указал на то-то и то-то, не воспринял основополагающие принципы марксистской методологии. Не буду использовать ничего из подобного «малого джентльменского набора» и охотно уступлю сию возможность иному читателю, ежели он этого пожелает.

Но вот проблема, которую хочется затронуть вовсе не из-за стрем­ления «возразить». Книга именуется «Пакт. Гитлер, Сталин и иници­атива германской дипломатии. 1938 — 1939». Проблема отражена как в подзаголовке книги, так и в тех «вариантах», которые рассматрива­ются для определения инициативы в деле заключения пакта (Сталин, Гитлер, оба вместе, германская дипломатия). Я же спрашиваю себя: что такое «германская дипломатия»? Оправданно ли функциональное выделение дипломатии из общего баланса государственной политики тоталитарного нацистского государства?

Оговорюсь сразу: несостоятелен противоположный метод, давно укоренившийся в советской науке и догматически рисовавший нацист­ское государство единым монолитом, в котором все по отдельности и вместе взятые его элементы автоматически выполняли волю герман­ского монополистического капитала и, следовательно, Гитлера. Конеч­но, необходима дифференциация. Но где ее границы? Существовала ли «дипломатия» в годы Гитлера сама по себе? Существовали ли вообще автономные политические — в первую очередь элитарные — структу­ры в тоталитарном государстве?

Проблема преемственности и приспособляемости элит далеко не последняя в исследовании немецкого национал-социалистского госу­дарства и для понимания того, каким образом в столь краткий срок пришедшей в 1933 году к власти политической силе удалось консоли­дировать ту самую верхушку веймарской Германии, которая либо снисходительно, либо презрительно относилась к «богемскому ефрей­ тору» (так именовал Гитлера Гинденбург). Нестор западногерманской исторической науки Фриц Фишер, сни­скавший себе высшую репутацию анализом германского империализ­ма эпохи первой мировой войны, в своей вышедшей в 1979 году небольшой работе «Союз элит. К проблемам преемственности структур власти в Германии. 1871 — 1945» вскрыл секрет подобного превраще­ния, проанализировав конечные цели, с одной стороны, НСДАП, а с другой — немецких промышленных, военных и дипломатических элит и установив у них поразительные совпадения. Да, «богемский ефрей­тор» Гитлер смог показать и доказать своим скептически настроенным партнерам по власти, что именно он гарантирует им достижение поли­ тических целей, ревизующих итоги проигранной войны и ведущих Германию к европейскому, а затем и