Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

СССР об отказе от применения силы, чего хотела немецкая сторона.) «Центр же тяжести, по его мнению, будет лежать в протоколе, и поэтому жела­тельно получить от Советского правительства хотя бы эскиз протокола. Протокол будет иметь важное значение, подчеркивает Шуленбург, так как при его составлении всплывут такие вопросы, как вопрос о гарантии Прибалтийским странам и пр. Тов. Молотов говорит, что он не распола­гал ответом германского правительства по поводу пакта о ненападении, вопрос о котором раньше германским правительством вообще не ста­вился. Надо рассмотреть сегодняшний ответ. Вопрос же о протоколе по­ка не детализируется. При его составлении как германской, так и советской стороной будут, между прочим, рассмотрены вопросы, затро­нутые в германском заявлении 15 августа. Инициатива при составле­нии протокола должна исходить не только от советской, но и от германской стороны. Естественно, что вопросы, затронутые в герман­ском заявлении 15 августа, не могут войти в договор, они должны войти в протокол. Германскому правительству следует обдумать это. Надо полагать, что договор будет содержать четыре-пять пунктов, а не один, как думает Шуленбург. Шуленбург заявляет, что он не сомневается, что германское правительство готово дать проект пакта. Заведующий правовым отделом МИД блестяще справится с такой задачей, как со­ставление проекта договора. Но он, очевидно, встретит затруднения при составлении протокола, и поэтому желательно для облегчения его работы иметь предварительную наметку того, что он должен содер­жать. Например, остается открытым вопрос о гарантиях Прибалтий­ским странам. Может быть, в протоколе надо отразить заявление 15 августа, в котором сказано, что Германия учтет интересы СССР в Балтийском море?»

Молотов ответил, «что содержание протокола должно быть предме­том обсуждения. Торговое соглашение находится уже в стадии завер­шения, надо готовить проект пакта о ненападении или подтверждение договора 1926 г., и в процессе рассмотрения этого можно будет подойти к более конкретным вопросам о содержании протокола. Шуленбург обещает запросить в Берлине проект договора. Что касается протокола, то он будет просить составить [его ] на основе германского заявления 15 августа, внеся туда общую формулу об учете Германией интересов в Балтике».

В записи Шуленбурга говорится, что он выразил мысль о том, что в Москве Риббентроп сможет «заключить такой протокол, в который могли бы войти и упоминавшиеся вопросы, а также новые, которые еще, возможно, возникнут». И все же мысли советских руководителей вновь и вновь возвращались к протоколу. Молотов, согласно советской записи, с большой сдержанностью отвечал: «Вопрос о протоколе, кото­рый должен являться неотъемлемой частью пакта, является серьезным вопросом. Какие вопросы должны войти в протокол, об этом должно ду­мать германское правительство. Об этом мы также думаем. Советское правительство считается с мнением германского правительства, что нельзя откладывать на длительный срок вопросы, которые мы обсужда­ем. Но перед приездом Риббентропа надо получить уверенность, что переговоры обеспечат достижение определенных решений».

Как сообщал в Берлин Шуленбург, Советское правительство опаса­лось «внимания, которое привлекла бы к себе такая поездка», и предпочитало «проделать практическую работу без большого шума», а подобная поездка требует «основательной подготовки». Неоднократ­ные возражения Шуленбурга Молотов отклонил. Он предложил, чтобы германская сторона немедленно занялась разработкой «проектов пакта о ненападении или обновления договора о нейтралитете, а также про­ектом протокола», «тем же займется и советская сторона».

Вновь с нетерпением ожидали ответа Шуленбурга в Оберзальцберге. Его отчет, датированный утром 18 августа, принес новое разочарование: беседы с Молотовым «шли не в том направлении»[1080]. В эфир было немедленно направлено новое указание. Уже вечером 18 августа посол получил поручение Вайцзеккера «завтра утром, в субботу, дого­вориться об аудиенции у Молотова и принять все меры к тому, чтобы Вы были приняты в первой половине дня» [1081]. Вслед за этим рано утром 19 августа Шуленбург получил инструкцию, которая предписывала ему добиться «немедленной беседы с господином Молотовым и исполь­зовать все средства, чтобы эта беседа состоялась без малейшего промед­ления». В этих словах содержался упрек послу, которого Риббентроп подозревал в медлительности при выполнении его указаний.

Нарком иностранных дел принял посла в субботу, 19 августа, в 14 часов [1082]. После новых извинений за эту настойчивость, с которой он до­бивался беседы, посол проинформировал Советское правительство о чрезвычайном обострении положения и о возможности конфликта в ближайшее время. Риббентроп надеется добиться ясности в отношени­ях между СССР и Германией — как это говорится в советской записи — еще до его возникновения, так как «во время конфликта это сделать бу­дет трудно». В Германии считают, что первый шаг в значительной сте­пени сделан. «В вопросы взаимной гарантии Прибалтийских стран, пакта о ненападении, влияния на Японию также внесена ясность. И по­этому Риббентроп придает большое значение своему приезду и считает нужным со всей быстротой приступить ко второму этапу. Риббентроп имел бы неограниченные полномочия Гитлера заключить всякое согла­шение, которого бы желало Советское правительство». (По его указа­нию Шуленбург говорил о «немедленной поездке» Риббентропа, который мог, обладая «неограниченными полномочиями, данными ему фюрером... исчерпывающим образом и до конца урегулировать весь комплекс вопросов».) В ходе дальнейшей беседы, когда Молотов внача­ле отказался дать согласие на немедленный визит, Шуленбург, кото­рый все время «настаивал на приезде Риббентропа» (советская запись Павлова), подчеркнул, что «и Гитлер придает (приезду) громадное значение. Риббентроп смог бы заключить протокол, в который бы во­шли как упоминавшиеся уже вопросы, так и новые, которые могли бы возникнуть. Время не терпит», — добавил Шуленбург.

Такой нажим наложил отпечаток на весь характер беседы: пакт о ненападении не требует «длительной подготовки» (Шуленбург), воп­рос об этом пакте «представляется ясным и простым» (Павлов). Герман­ское правительство имеет в виду «следующие два пункта»[1083]:

«1) германское правительство и Советское правительство обязуют­ся ни в коем случае не прибегать к войне или иным способам примене­ния силы;

2) этот договор вступает в силу немедленно и действует без денонса­ции в течение 25 лет».

С технической точки зрения это был лишь рудимент пакта о не­нападении[1084], а по содержанию — в лихорадочной спешке состряпан­ное заявление о неприменении силы, которое должно было выглядеть вызовом самолюбию любого цивилизованного государства. Развяз­ность грубой поделки подчеркивалась еще и обещанием Риббентропа «при устных переговорах в Москве уточнить детали и в случае необ­ходимости пойти навстречу русским пожеланиям». Он мог также «подписать специальный протокол, регулирующий интересы сторон, например урегулирование сфер интересов в районе Балтийского мо­ря, вопросов Прибалтийских государств и т.д.». Это было первое упо­минание понятия «сфера интересов» в рамках немецких усилий в борьбе за нейтралитет СССР. Это понятие было применено в довольно точном смысле английской стороной во время проходивших в течение тех же недель англо-германских переговоров об урегулировании от­ношений, а теперь позаимствовано германской стороной без какого-либо уточнения.

Поэтому неудивительно, что Молотов, как говорится в записи Пав­лова, спросил, «неужели весь договор состоит только из двух пунктов». При этом он заметил, что существуют «типичные договоры» такого ро­да, которые можно было бы использовать и в этом случае. «Шуленбург отвечает, что он ничего не имел бы против использования этих пактов. Гитлер готов учесть все, чего пожелает СССР». Далее Шуленбург вы­сказал свое убеждение в том, что и «при составлении протокола также не должно встретиться затруднений», поскольку правительство рейха готово «идти навстречу всем желаниям Советского правительства».

При передаче этой инструкции посол действительно должен был настаивать «на скорейшем осуществлении» визита и «соответственно противодействовать новым русским возражениям». В ней было весьма недвусмысленно указано послу: «Вы должны иметь в виду тот реша­ющий факт, что возникновение в ближайшее время открытого германо-польского конфликта возможно и что мы поэтому очень заинтересованы в том, чтобы мой визит в Москву состоялся немедлен­но». Как докладывал Шуленбург поздним вечером 19 августа в Бер­лин, он действительно выполнял инструкцию, и советские документы это подтверждают[1085]: он все время пытался убедить Молотова, что приезд Риббентропа является единственным средством, чтобы, по его словам, «добиться ускорения, настоятельно диктуемого политической обстановкой». Однако в Берлине с замешательством