выдавал его прямо-таки педантичную заботу о том, чтобы до конца исчерпать возможности, таящиеся в переговорах, и избежать преждевременной переориентации на предложения Германии.
Уже начальный этап переговоров этого дня, проходивших под председательством главы британской миссии адмирала Драка, подтвердил то, что, вероятно, было в деталях известно Советскому правительству на основе наблюдений и секретных докладов и донесений, а именно: то, что обе миссии (еще) не имели польского согласия на проход советских войск, но пытались удержать советскую делегацию за столом переговоров в надежде, что в последнюю минуту удастся найти компромиссную формулу. Драке, открывая заседание, которое «сразу же приняло формальный характер»[1118], заметил, что оно, собственно, на три-четыре дня опережает события. Ворошилов воспользовался открытием заседания для того, чтобы срочно представить западным миссиям предложение о приостановлении переговоров до поступления положительных ответов на «кардинальный вопрос» со ветской стороны. Если ответы западных делегаций на этот вопрос окажутся отрицательными, то, подчеркнул он, советская делегация не видит смысла в продолжении переговоров. Свое предложение об отсрочке переговоров Ворошилов мотивировал ссылкой на необходимость отъезда нескольких членов советской делегации на осенние маневры. Действительно, к описываемому моменту на советской во сточной границе полным ходом шло крупномасштабное советско-монгольское наступление против японо- маньчжурских сил, а на западной — готовились осенние маневры: ведь нападение Германии на Польшу должно было, по советским данным, последовать во второй половине этой недели.
После указанного заявления советской стороны западные миссии взяли паузу для консультаций. Ворошилов проинформировал Сталина о неудачном начале переговоров этого дня. После этого (либо во время второй паузы в переговорах) Сталин дал указание уведомить германское посольство о том, что аудиенция послу Шуленбургу назначена на 15 часов.
По истечении этой первой паузы в переговорах руководитель английской делегации выразил сожаление обеих западных миссий по поводу советского предложения о приостановлении переговоров на неопределенный срок. Он подчеркнул, что обе западные миссии могут получить ответ своих правительств «в любой момент»[1119], и выразил их готовность продолжать переговоры без всяких промедлений. Вслед за этим был объявлен перерыв в переговорах до 16 часов. Пауза предоставила руководителям западных делегаций возможность проконсультироваться со своими послами[1120] и ознакомиться с самой последней информацией. Одновременно она была достаточно продолжительной, чтобы позволить Молотову провести максимум часовую беседу с Шуленбургом.
Шуленбург был принят Молотовым в 15 часов. Сославшись на «исключительную важность и крайнюю неотложность»[1121] дела, посол передал народному комиссару лист бумаги, на котором без всякого заголовка был напечатан текст телеграммы Гитлера Сталину параллельно с русским переводом. «Молотов прочитал документ, который явно произвел на него сильное впечатление». Телеграмма содержала обращение: «Господину И.В. Сталину, Москва» [1122]. В ней Гитлер сначала коснулся подписания торгового соглашения, недвусмысленно при ветствуя его «как первый шаг на пути изменения германо-советских отношений».
Во втором абзаце телеграммы Гитлер признал: «Заключение пакта о ненападении означает для меня закрепление германской политики на долгий срок. Германия, таким образом, возвращается к политической линии, которая в течение столетий была полезна обоим государствам. Поэтому германское правительство в таком случае исполнено решимости сделать все выводы из такой коренной перемены».
В третьем абзаце Гитлер выразил согласие с советским проектом пакта о ненападении, но одновременно подчеркнул, что считает «необходимым выяснить связанные с ним вопросы скорейшим путем», обойдя, таким образом, неоднократно высказывавшуюся Молотовым просьбу об уточнении германских представлений относительно подписания особого протокола.
Но в четвертом абзаце он подчеркнул: «Дополнительный протокол, желаемый правительством СССР, по моему убеждению, может быть, по существу, выяснен в кратчайший срок, если ответственному госу дарственному деятелю Германии будет предоставлена возможность вести об этом переговоры в Москве лично. Иначе германское правительство не представляет себе, каким образом этот дополнительный протокол может быть выяснен и составлен в короткий срок». Первое упоминание особого протокола под названием «дополнительный протокол» содержалось в четвертом абзаце.
В пятом абзаце послания Гитлера подчеркивалось, что напряжение между Германией и Польшей «сделалось (выделено Я.Ф.)
В шестом, и последнем, абзаце Гитлер выразил мнение, что «при наличии намерения обоих государств вступить в новые отношения друг к другу является целесообразным не терять времени». Поэтому он «вто рично» предложил Сталину принять его министра иностранных дел «во вторник, 22 августа, но не позднее среды, 23 августа. Министр иностранных дел имеет
Прочитав этот текст, Молотов пообещал передать послание адресату и тотчас же, «как только будет принято решение», проинформировать посла относительно позиции советской стороны. После этого Шуленбург, согласно его записке, попытался, используя все имевшиеся в его распоряжении средства, разъяснить Молотов у, что «безотлагательная поездка господина рейхсминистра иностранных дел насущно необходима в интересах обеих стран». Закончил беседу посол просьбой при всех обстоятельствах дать ему ответ еще в тот же день.
Судя по всему, он покинул НКИД примерно в 15 час. 30 мин. В это же время Молотов связался со Сталиным, чтобы зачитать ему текст личного послания Гитлера. Перед лицом беспрецедентной предупредительности, пронизывавшей это личное послание главы германского государства, Сталин теперь решил действовать без промедления[1123]: он приказал прервать переговоры на неопределенный срок.
В 16 часов Ворошилов в качестве ответа на заявление двух западных военных миссий зачитал заявление советской стороны, переданное еще в тот же день в письменной форме главам западных делегаций[1124]; в нем были перечислены критические вопросы переговоров и выражено сомнение в серьезности стремления Франции и Англии к эффективному военному сотрудничеству с СССР. Главный пассаж этого заявления гласил:
«Намерением советской военной миссии было и
Советская миссия считает, что СССР, не имеющий общей границы с Германией, может оказать помощь Франции, Англии, Польше и Румынии лишь при условии пропуска его войск через польскую и румынскую территории, ибо не существует других путей, для того чтобы войти в соприкосновение с войсками агрессора.
Подобно тому как английские и американские войска в прошлой мировой войне не могли бы принять участия в военном сотрудничестве с вооруженными силами Франции, если бы не имели возможности опе рировать на территории Франции, так и советские вооруженные силы не могут принять участия в военном сотрудничестве с вооруженными силами Франции и Англии, если они не будут пропущены на территорию Польши и Румынии. Это военная аксиома.
Таково твердое убеждение советской военной миссии».
В заключение Ворошилов возложил на англо-французскую сторону ответственность за затяжку военных переговоров и за наступившее теперь в конечном счете их полное приостановление. Руководители обеих западных делегаций попросили на короткое время прервать встречу.
В то самое время, когда Ворошилов зачитывал на переговорах советское заявление, Сталин