раскаляется – голой рукой не прикоснуться, а рядом пламя горелки или вольтова дуга. Романчук сейчас тоже, наверное, варит какую-нибудь пустяковину. Под навесом. Чтоб солнышко не припекало. Или в цехе, на легком сквознячке. Конечно, от хорошей жизни судостроительный на авторемонтный не променяешь. Щемит, нужно думать, сердце у него, у Романчука. Так щемит – не дай бог никому. Но не было у него другого выбора. Сколько же это понадобится песку намыть, чтобы на этой вот низинке да на месте правого края этого озера город поставить?..
Он долго сидел так и все думал, прикидывая в уме, что и как. Наконец поднялся, подошел к лодочникам. Что они там делают? Ага, накладывают заплату на пробоину. Посмотрел с минуту, посоветовал:
– Молотками поменяйтесь. Тот, что побольше, нужно вниз. А этим вот так надо. – Он отобрал у юноши молоток и, ловко орудуя им, наложил заклепку, потом любовно потрогал пальцем ее ровную головку. Возвращая молоток, сказал: – Вот как надо ее, голубушку, братцы.
На обратном пути шел неторопливо и все поглядывал на густо поросшую ивняком и ветлами низинку. «Тут можно город тысяч этак на семьдесят, восемьдесят отгрохать», – думал он. И ему уже виднелись многоэтажные дома, магазинные витрины, детские садики, больницы, спортивный комплекс, обязательно с бассейном для плавания, и ресторан – большой, с банкетными залами. Если у кого свадьба или другое торжество, чтобы никуда радость свою не уносить. И дорогу от нового города к заводским цехам он тоже видел. Не дорога, а садовые аллеи, увитые виноградной лозой. По такой аллее на работу или с работы идти – одно удовольствие. Особенно весенней и летней порой. Не то что в переполненном трамвае или в набитом до отказа автобусе.
В тот же день переговорил с Ватажковым – он тогда секретарем парткома работал. Пригласили председателя завкома. Потом собрали «комсостав». И на собраниях с рабочими обсудили. Идея понравилась. Еще бы, свой город! И где? Рядом с заводом…
Однако те, от кого зависело это строительство, уперлись. Чтоб такой жилмассив – и рядом с заводом. Ни за что! А вдруг… Но разве мало предприятий прямо в городе. И какое это имеет значение при современном уровне техники? Стоило отвести одно «а вдруг», как тут же возникло другое – «а что, если». Нижневербовская ГЭС всего в семидесяти километрах. Плотина подпирает целое море. «А что, если это море ринется сквозь проран. Крамольный-то под водой окажется. Думать нужно, Тарас Игнатьевич!»
Подумали, подсчитали. Ничего страшного не случится. Вода в реке поднимется до такого-то уровня, зальет всего лишь первые этажи. Дома превратятся в островки спасения.
Больше всех выпало на долю Ватажкова. Он умудрился находить доказательства одно убедительнее другого.
– Не город будет, а санаторий. Воздух круглый год как на курорте. Река рядом. Пляж такой намоем – из Евпатории приедут к нам купаться.
Казалось, все «а вдруг» и «а что, если» были отметены, но разрешения на строительство жилмассива добиться никак не удавалось. Все попытки Ватажкова и Бунчужного наталкивались на сопротивление «отцов города».
Ясность внес Ширин. Однажды он без доклада влетел в кабинет Бунчужного и, пылая возмущением, прямо с порога начал:
– Вот где, оказывается, собака зарыта, Тарас Игнатьевич! Знаете, что они нам предлагают? Заречный район застраивать – не больше, не меньше.
В любом старом городе есть свой «тяжкий крест». Таким «крестом» у исполкома был Заречный район. Одноэтажные домики на немощеных улицах, весной и осенью – грязь непролазная, ни проехать, ни пройти. Вот «отцы города» и решили избавиться от этого «креста» с помощью судостроительного: кому же и подымать такое, как не нашему судостроительному, кому еще под силу снести начисто все Заречье и поставить на этом месте новый, современный жилмассив?
Конечно, Заречный район – место неплохое и не за тридевять земель от Крамольного. Но и не рядом ведь, а значит, снова трамваи, троллейбусы, автобусы, часы «пик», пропади они пропадом.
«Схлестнулись» на партактиве. Ватажков выступил тогда спокойно, убедительно и в то же время горячо, страстно. Собственно говоря, именно его выступление тогда все и решило. «Удивительно, как он умеет словом за живое брать, Яков Михайлович», – подумал Бунчужный.
Тарас Игнатьевич посмотрел на спидометр. Если так, не торопясь, ехать, и опоздать можно. «И откуда это у меня – как только задумаюсь о прошлом, всегда скорость снимаю». Он нажал на акселератор. Машина сразу же набрала скорость. Шоссе казалось теперь эластичным, будто не полоса асфальта, а широкая, упругая резиновая лента мягко пружинит под колесами. Справа и слева до самого горизонта раскинулась неоглядная степь, и эта степь медленно вращается – слева по часовой, а справа против часовой стрелки.
26
Утро выдалось погожее. Небо на рассвете было совсем чистое. Потом его затянуло облаками. Легкие и светлые, похожие на застывшую пену, они тесно жались друг к другу, что-то напоминая Багрию. Он долго силился вспомнить, что именно, и не мог. Потом вспомнил – ледоход. В детстве. Ранний мороз сковал реку, затем потеплело, низовой ветер взломал лед. Короткая оттепель сменилась морозом. Утром отец пошел на реку и взял с собой Андрея. Ярко светило солнце. Припушенные первым снегом льдины едва заметно двигались вниз по течению. Белые, казалось невесомые, они прижимались друг к другу, будто боялись плыть в одиночку.
Сейчас облака напоминали Багрию те льдины. Просветы между ними темнели синевой. Только там, где за облаками стояло солнце, синева светлела, и облака тут были особенно яркие, свет от них шел очень мягкий, спокойный. Казалось, от этого мягкого света все вокруг затихло: деревья, птицы, даже лягушки на озере.
«Хорошо, наверное, сейчас рыба берет, – подумал Багрий. – Жаль, не удалось уговорить Тараса Игнатьевича поехать на рыбалку. А ему надо бы с самим собой побыть наедине. Слабого человека одиночество гнетет, лишает покоя, иногда надолго выбивает из колеи. А сильного успокаивает, делает крепче… На озере, против расщепленного молнией тополя, хорошо берет плотва. И окунь попадается…»
…Приятная это работа – подвязывать виноградную лозу. Есть какое-то волшебство в этой старой, как мир, и всегда молодой работе, что-то неповторимое в прикосновении к свежим молодым побегам.
На винограднике Андрей Григорьевич все делал сам. Высаживал саженцы. На зиму заботливо укрывал кусты. Осторожно, чтоб не повредить, открывал весной. Виноградный куст любит уход. Есть, правда, и неприхотливые сорта – «лидия», например. Но Багрий любил и с ней возиться. Ему нравилась «лидия» – и
