– Похоже, вы несколько преувеличили шумиху, поднятую по этому поводу.
– Не уверен, что из всего этого можно сделать такой вывод.
Весьма уязвимое заявление, и Стив не стал его комментировать. Беррингтон смущался все больше. Члены комитета навострили уши и следили за каждым словом. Стив посмотрел на Джинни. Она ожила, в глазах засветилась надежда.
– Давайте теперь поговорим об одном телефонном звонке, – продолжил Стив. – Вы сказали, что вам звонил Престон Барк, президент «Дженетико», и представили все дело так, будто бы он просто спонсор, озабоченный тем, как тратятся его деньги. Но ведь он – нечто большее для вас, верно? Скажите, когда вы с ним познакомились?
– В Гарварде, сорок лет тому назад…
– Тогда он, должно быть, один из стариннейших ваших друзей?
– Да.
– И много лет спустя вы вместе с ним основали «Дженетико»?
– Да.
– Так что его можно считать и вашим деловым партнером.
– Верно.
– И в настоящее время компания находится в процессе передачи германскому фармацевтическому концерну «Ландсманн»?
– Да.
– И несомненно, мистер Барк должен получить немалую долю от этой сделки?
– Несомненно.
– Сколько же именно?
– Это конфиденциальная информация.
Стив решил не давить на него больше. Отказ Беррингтона назвать сумму говорил сам за себя.
– А другой ваш друг выступил с сенсационным заявлением. Я имею в виду сенатора Пруста. Сегодня утром в новостях сообщили, что он собирается использовать свою долю для финансирования предвыборной президентской кампании.
– Я не смотрел сегодня утренних новостей.
– Но ведь Джим Пруст ваш близкий друг, не так ли? Очевидно, вы знали о его намерениях баллотироваться в президенты?
– Полагаю, все знали, что он подумывает об этом.
– Ну а вы должны получить долю от этой сделки?
– Да.
Стив отошел от Джинни и приблизился к Беррингтону. Глаза всех присутствующих были устремлены на них.
– Так получается, вы не просто консультант? Вы еще и держатель акций?
– Не вижу в этом ничего особенного.
– И какую же именно сумму вы собираетесь получить?
– Полагаю, это конфиденциальная информация.
На сей раз Стив решил, что Беррингтону не удастся отделаться столь уклончивым ответом.
– Если верить опубликованным в «Уолл-стрит джорнал» данным, компания оценивается в сто восемьдесят миллионов долларов.
– Да.
– Сто восемьдесят миллионов долларов, – задумчиво повторил Стив. А потом выдержал долгую, многозначительную паузу. Такая куча денег профессуре и не снилась, и Стив хотел, чтобы члены комитета почувствовали, какая пропасть разделяет их с Беррингтоном, поняли, что он вовсе не из их команды. – Таким образом, вы трое должны поделить между собой сто восемьдесят миллионов долларов.
Беррингтон молча кивнул.
– Вот поэтому-то вы и занервничали, узнав о публикации в «Нью-Йорк таймс». Ваш друг Престон продает компанию, ваш друг Джим баллотируется в президенты, а вы получаете целое состояние. Вы до сих пор уверены в том, что думали лишь о репутации университета Джонс-Фоллз, когда решили уволить доктора Феррами? Или же вас тревожило нечто другое? Давайте честно, профессор. Вы запаниковали, потому что вам есть что терять.
– Но я со всей определенностью…
– Прочли газетную статейку с обвинениями, решили, что это может помешать сделке, и поспешили выступить против доктора Феррами. Позволили «Нью-Йорк таймс» вас запугать.
– Дело не в «Нью-Йорк таймс». Я действовал быстро и решительно, но ничуть не поспешно.
– И даже не попытались выяснить, откуда к ним просочилась эта информация?
– Нет.
