вырядившись в какие-то лохмотья и прикидываясь не той, кто она есть, – хотя в таком наряде ее никто не узнает.
Дрожа от холода, Аурелия как можно быстрее переоделась и бросила свою одежду в саквояж, с особой неохотой расставшись с накидкой. Совершенно очевидно, что дальше им придется путешествовать в почтовом дилижансе, без нагретых кирпичей, разгоняющих холод.
Гревилл сидел все на том же месте. Перед ним стояла тарелка с беконом и кружка с элем.
Аурелия снова села напротив.
– Мне кажется, сейчас ваша очередь кормить меня завтраком, сэр.
Вместо ответа он повернулся и что-то проворчал в сторону слуги, суетившегося между столами.
– Хлеб и бекон, пойдет? – спросил у нее полковник.
– Ага, пожалуйста, сэр, – ответила Аурелия с легким деревенским выговором под стать Гревиллу и подумала, что получилось очень убедительно.
Он махнул рукой на свою тарелку, увидев, что паренек подскочил к ним.
– То же самое моей жене.
Юноша отошел. Гревилл посмотрел на Аурелию и приподнял бровь.
– А вы настоящая актриса.
– Это вас удивило?
– Немного. Я же не знал, насколько хорошо у вас получится, а теперь вижу, что бояться нечего.
– А если бы я оказалась ужасной актрисой, что бы вы сделали? – Она пристально смотрела на него.
Гревилл сделал большой глоток эля и поставил кружку на стол.
– Если бы вы не сумели меня отыскать или отказались от одежды или от роли, которую должны сыграть, я бы просто отправил вас назад на Кавендиш-сквер, – напрямик ответил он. – У меня нет ни малейшего намерения, подвергать вас какой-либо опасности или заставлять чувствовать себя стесненно. Для нашей работы подходит далеко не каждый.
– Понятно. – Аурелия побарабанила пальцами по заляпанному столу. – Ну и кто мы?
Он просто ответил:
– Бедный фермер-арендатор и его жена, возвращаемся домой из Лондона. Вы провели какое-то время у своей сестры, помогали ей с детьми, пока она рожала, а я приехал, чтобы забрать вас домой, потому что без вас и куры, и огород приходят в упадок, а мне хватает дел на ферме, да еще я должен отрабатывать на полях лендлорда. – Он говорил, не изменяя голос, но так тихо, что его никто не мог услышать. – Все понятно?
Аурелия кивнула, но ничего не ответила – как раз в этот момент к ним подошел слуга с куском ячменного хлеба, тарелкой, полной жареного бекона, и кружкой эля и поставил все это перед ней.
Аурелия пожала плечами, отломила кусок хлеба, сверху положила бекон и откусила. Еда оказалась на удивление вкусной, и эль тоже. Бекон был солоноватым, эль прекрасно утолял жажду.
– А где находится наша ферма? – полюбопытствовала Аурелия, вытирая рот тыльной стороной ладони за неимением чего-либо похожего на салфетки.
– В Барнете… всего день пути в дилижансе.
– Какое облегчение! – Она снова глотнула эля. – И где же мы, в конце концов, окажемся? Или вы так и будете держать меня в неведении?
– Не вижу для этого никаких причин, – мягко ответил он. – Мы направляемся на ферму… однако вам не придется выполнять обязанности фермерской жены, как и мне, выгонять коров из кукурузы.
Часы во дворе пробили половину, и полковник отодвинулся от стола.
– Дилижанс прибудет через пять минут. Имеет смысл посетить уборную. Думаю, она в конце огорода. – Он перекинул ногу через скамью и встал. – Я пока рассчитаюсь.
Дилижанс уже ждал во дворе, пассажиры забирались внутрь, а кучер и конюх закрепляли на крыше багаж.
– Скорее! – настойчиво прошептал Гревилл и подтолкнул Аурелию так ловко, что отодвинул в сторону полную даму с птичьей клеткой. Та начала браниться.
Аурелия мгновенно поняла, в чем дело. В дилижансе осталось одно-единственное место около окна, и она села там, решив не задумываться, претендовал ли кто-нибудь на него раньше. Гревилл, оставшись снаружи, любезно помог полной даме с птичьей клеткой забраться в дилижанс. Та раздраженно запыхтела, но все, же села рядом с Аурелией, расправляя юбки и пристраивая клетку.
– Красивая птичка… Это попугай? – спросила Аурелия, стараясь гнусавить, как это делали деревенские жители.
– О, это длиннохвостый попугай, – объявила женщина, внезапно заулыбавшись.
– Он что, взаправду разговаривает? – Аурелия пришла в восторг, несмотря на сбивающее ее с толку ощущение жизни во сне.
– Ой, да когда у него настроение, он просто не замолкает.
Гревилл забрался в дилижанс последним и сел на единственное оставшееся свободным место в середине. Он откинулся на спинку сиденья, скрестил руки на груди и закрыл глаза. К удивлению Аурелии, он заснул раньше, чем карета загрохотала, выезжая из-под арки на улицу.
Полковник спал, не шевелясь, дыша тихо и ритмично, пока дилижанс выезжал из города.
– Ой, я прямо не переношу этот грохот, а ты, дорогая? – непринужденно спросила Аурелию соседка, когда шум городских улиц затих, а дилижанс начал подниматься на Хемпстедскую пустошь. – Мне подавай деревенскую тишину, а тебе?
– Ага, – согласилась Аурелия устало, но настороженно. – От этого шума у меня голова болит.
– И у меня, дорогая. – Женщина похлопала ее по колену. – А что ж ты делала в городе?
– К сестре ездила. – Аурелия начала рассказывать придуманную историю и тут же заметила, что Гревилл проснулся, хотя глаза у него были по-прежнему закрыты. Она могла бы поклясться, что он крепко спал до тех пор, пока она не начала свой рассказ. Вероятно, он все слышит даже во сне. Может быть, даже видит с закрытыми глазами, иронически подумала Аурелия.
Длинный день тянулся и тянулся. Они пересекли Хемпстедскую пустошь под ахи и охи о разбойниках с большой дороги; попугайчик постоянно свистел, Гревилл не открывал глаз, и Аурелии то казалось, что он крепко спит, то – что он проснулся, когда карета вдруг меняла скорость. Время от времени Аурелия говорила что-нибудь, слегка отклонившись от сценария – бросала какое-нибудь мелкое замечание, на которое никто и внимания-то не обращал, но Гревилл всякий раз просыпался. Она видела это по тому, как вдруг напрягались его плечи и начинали трепетать веки, хотя дыхание оставалось неизменным.
Аурелия тоже закрыла глаза. Сон не приходил, но, в конце концов, дилижанс въехал в деревню и завернул на станцию. Дело близилось к вечеру. Конюхи поспешили менять лошадей.
– Барнет… Барнет… – монотонно повторял кучер. – Полчаса, леди и джентльмены. Здесь вы можете перекусить. Следующая остановка в Уотфорде.
Гревилл потянулся и так же неуклюже, как и остальные пассажиры, вышел из кареты. Однако Аурелия, опираясь на его руку и выбираясь из дилижанса на мощенный булыжниками двор, заметила, что он выглядит вполне отдохнувшим.
– Пойдемте. – Он поднял ее саквояж, взял ее под руку и направился в гостиницу.
– Мы что, останемся здесь? – спросила Аурелия, стараясь не показать, как ее удручает эта перспектива.
– Нет, – ответил Гревилл, сильно облегчив ей душу. – Мне просто нужно найти где-нибудь пони и двуколку. Посидите пока здесь. – Он подвел Аурелию к хлипкому на вид стулу в темном углу пивной и поставил ее саквояж на пол.
Вскоре он вернулся.
– У владельца гостиницы есть двуколка. Если вы готовы, можно ехать.
– А далеко нам ехать?
– Пять миль… примерно час пути. – Гревилл посмотрел туда, где конюх вел в поводу истощенную клячу. – Может быть, и два, если он намерен, запрячь это несчастное животное.
Через десять минут Аурелия уже сидела в хозяйской двуколке. Гревилл сел рядом, взял вожжи, прицокнул, и кляча побрела вперед, на почтовый тракт, волоча за собой легкий двухколесный экипаж.
