обходиться без внешнего источника энергии, оно будет питаться исключительно за счет собственных ресурсов — биотоков.
Доктор Гольман наклонился к Бочеку:
— Ну-с, пан Бочек, как вам понравилась моя сказка?
— Я скептик по профессии, пан доктор.
— Иного я и не ожидал.
«А сказку-то вы рассказали не до конца, пан доктор, — добавил про себя Бочек. — Неизвестный хирург Х рьяно охраняет свою тайну».
Поручик протянул руку за сигаретами — коробка оказалась пустой.
— У вас кончилось курево? Подождите, сейчас принесу, — и доктор Гольман исчез в соседней комнате.
Бочек двинулся за ним. Это был рабочий кабинет, почти точная копия кабинета в больнице: огромный письменный стол, набитый до отказа книжный шкаф. И книги, книги всюду! Лишь стена возле книжного шкафа показалась Бочеку необычной: она сплошь состояла из панелей с ячейками, в которых светилось множество контрольных лампочек и четко выделялись выключатели.
Доктор Гольман вынул из ящика письменного стола коробку сигарет.
— Пожалуйста, угощайтесь. Нравится вам мой домашний пульт управления? Отсюда я даю указания моим автоматам. У меня под рукой все: центральное отопление, кухня, электричество, конденсатор. Кстати, я хотел вас спросить: как чувствует себя Румзак? Он еще жив?
— Он умер сегодня, — ответил Бочек. — Прибор, что он носил вместо сердца, я видел собственными глазами. Он до сих пор исправно работает.
Гольман промолчал.
— А ваша сказка оказалась намного интереснее, чем моя, — продолжал Бочек. — Я с удовольствием повторю ее в Праге академику Ангелу и остальным членам совета.
— Я должен следовать за вами? Вы наденете на меня наручники и отвезете в Прагу?
— Напрасно обиделись, пан доктор.
Гольман подошел к панели и нажал одну из кнопок.
— Здесь слишком жарко, — пояснил он. — Я включил кондиционер.
Уже в прихожей Бочек решился:
— На стадионе я обратил внимание на одного футболиста из вашей местной команды. У него на груди заметен шрам — как после операции.
— Что за чушь! Где это видано, чтобы футболист после инфаркта выступал в составе сборной команды клуба на первенство страны? — ухмыльнулся доктор Гольман.
Фотоэлемент замигал, двери за поручиком автоматически затворились.
Не прошло и получаса, как Бочек добрался до почты, а еще через тридцать секунд его соединили с Прагой. Трубку поднял майор.
— Ты возвращаешься? Надеюсь, привезешь что-нибудь интересненькое. Выходит, только мы вдвоем будем продолжать игру. Полчаса назад позвонил академик Ангел. Загадочная вещица перестала пульсировать.
Ладно, ладно, барышня, не ворчите на меня, как-никак, а зимой-то мне стукнуло сто двадцать два, сами знаете, в эти годы память сдает, не то, что в пятьдесят, но я, уверяю вас, все помню, только вот перепуталось малость в голове, за последовательность не ручаюсь; что сначала, а что потом… Да, кстати, подождите, на чем же я остановился?..
…Ага, вспомнил, речь шла о Нобелевской премии. Ну, в то время я только начинал у Кораны. Такая фамилия, наверно, вам неизвестна, но в конце двадцатого века Корана, прямо скажем, блистал среди генетиков. Он первым расшифровал генетический код, да, да, именно Корана решился на синтез генов, а потом его стали повсюду внедрять на полную катушку. Ему-то и доверили новый гигантский институт, разумеется, с огромнейшими возможностями, финансовыми фондами, реквизитами и персоналом, среди которого очутился и я прямехонько с институтской скамьи. Не скажу, что я был какой-то там прощелыга или верхогляд, нет, могу поклясться, скорее, старательный, добросовестный труженик-пчелка. Ну, а в целом, — это лишь удача, случай. Да и доказывать вам не надо, случай — весьма важная вещь как в науке, так и везде, хотя, с другой стороны, мало существенная. И все же, признаться, не будь и этой мизерной доли случайности, кому нужны всем известные 99 % прилежания (да добавьте сюда оставшийся процент таланта), все пошло бы прахом. Если бы спросить об этом, к примеру, у старика Флеминга, он бы, бесспорно, подтвердил мою правоту. Впрочем, это не из той уже оперы. Да, кстати, на чем же я остановился?..
Ах, да, вспомнил, мне все-таки удалось кое-как закончить кандидатскую диссертацию. Писал я ее три года, исследуя какую-то уже теперь и не помню, какую именно, стадию превращения головастиков в лягушек, и всякий раз, стоило мне, наконец, составить четкий план работы, у моих прелестных головастиков отваливались хвосты, а я должен был ожидать следующей весны, когда появится новый подопытный материал. Одним словом, зачислили меня в тот самый институт, и только я огляделся, что к чему, как однажды подъезжает ко мне будто невзначай один такой усатый (он, оказалось, возглавлял лабораторию, в которой я значился в штате) да и говорит: «Послушайте, молодой человек, у меня к вам деловое предложение: есть одно прибыльное дельце, пустячок, но пару десяток в карман положить можете. Если повезет вам, то, надеюсь, десять процентов мне подбросите за посредничество, дело есть дело. Ну, что на это скажете?» А потом он, этот усач, давай выкладывать мне про своего шурина, что владел крохотной бензоколонкой, где и служащих-то с гулькин нос — каких- нибудь двенадцать механиков и две уборщицы. Значит так, у него, у этого шурина, всегда куча неприятностей с экологическим надзором, потому что, понятное дело, после заправки машин на асфальте остаются лужицы бензина и масляные полосы от машин, разумеется, и масло иногда накапает, расплескивается же порой при перевозке. Так вот, не возьмусь, дескать, я вывести какой-нибудь штамм бактерий, которые естественным образом ликвидировали бы весь этот мусор. А, к слову сказать, женский персонал из экологического надзора — настоящие ведьмы, сущая правда, меня прямотаки в дрожь бросало от одного лишь упоминания о них. И я клюнул на это предложение, даже и не по той причиине, что был молод и деньжата бы мне не помешали: я ведь в ту пору как раз женился. Главное — у меня будет шанс хорошенько расквитаться с этими злючками, особенно с собственной тещей, настоящим дьяволом в юбке, которая, будучи экологом, работала в той самой конторе. Но, собственно, это к делу не относится. Да, кстати, на чем же я остановился?…
Ах, да. Ну, значит, впрягся я в работу, собственно, какие там сложности, просто нужно было чуточку видоизменить штамм бактерий, на которых я собирался экспериментировать. и придумать новый метод создания этого штамма. Они-то, новые бактерии, должны были выделять определенные химические вещества, ферменты, которые, как назло, упорно ускользали от меня. Тогда я начал культивировать клон бактерий, колию (так в то время их называли). Фактически-то это мутации бактерии Escherichia coli. Принялся я прививать их на бензине и масле. Да стоит ли об этом распространяться, дело пустяковое. Получился, как говорится, превосходный пирожочек: по виду походили эти бактерии на жидкое желе. Короче, радость для меня была неописуемая, опыт удался, а уже через два месяца я имел новую, прехорошенькую разновидность бактерий, жадно пожирающую все нефтепродукты. Наполнил я этой желе-жидкостью (а чтобы вам понятнее было, жидкость-то эта — вершина и гордость моего творчества) ампулы, обернул их тончайшей шелковистой бумагой, словно куколки, да после обеда и заскочил, захватив одного такого кукленка, на бензоколонку, к хозяину. Он взял ампулу, погладил ее, будто дитятко малое, и, не проронив ни слова, шмыгнул в каморку, что пристроена к заднему входу, а оттуда тотчас вышел с… бутылочкой, вернее, с целой бутылищей. «Вы, — говорит, — мне сосуд, и я вам сосуд. Не могу поручиться, что содержимое его вам знакомо, как, впрочем, и остальным, заверяю вас». «А почему бы не рискнуть, — подумал я, — чем черт не шутит, действительно, такого напитка я еще не пробовал». Начать с того, что приготовлялся он из настоящих слив, ну тех, которые в сушеном виде черносливом называли. Ах, пардон, барышня, вряд ли вы знаете, что такое настоящие сортовые сливы, они как синие куриные яйца на дереве висят, особенно осенью, глаз не оторвешь, а на вкус чуток на «Повидлин» похожи, только, может быть, послаще. Ой, снова я увлекся, отклонился от темы, подождите. Да, кстати, на чем же я остановился?..
Ах, да, понятно, вернемся к теме. Спустя недели две сижу я, как сейчас помню, у телевизора и смотрю местные новости. Вдруг вижу на экране парня, который вытягивает, словно тянучку, из бензобака автомобиля какую-то расползающуюся желеобразную массу. Тут меня осенило — ведь это же мои колии! Диктор нудит что-то о шарлатанах и пройдохах. Они, мол, за последнее время, используя какие-то неизвестные средства и творя гнусные дела, нанесли ущерб многим владельцам личных автомашин в нашем городе. Меня это известие сразило как гром средь ясного неба, и я подался прямехонько на бензоколонку, к ее хозяину. Он, как завидел меня, сразу затараторил, я не успел и рта открыть: да, да, признался тот мошенник, спустя пару дней после того, как я оставил ему ампулы, он отлил из одной своему соседу-конкуренту, ну, тому, что содержал бензоколонку через три улицы, почти рядом, закапал прямо в цистерну (а как на грех, привезли новый запас бензина). «Мне хотелось, — твердил хозяин, — насолить чуток этому негодяю. Разве я, вот грех-то какой, мог предположить, что случится такое несчастье». А теперь мое драгоценное желе в автомобильных баках почти у половины владельцев машин всего города! И, что досаднее всего, как раз в эту минуту ему прислали штраф из экологического надзора, так как улица вокруг бензоколонки грязная, вся в золотистой слизи, будто ее опрыскали из пульверизатора золотой суспензией. Размер штрафа ерундовый, подсчитал я, но, если бактерии размножатся и распространятся (а что они размножатся и распространятся, в этом не приходилось сомневаться), то все-таки кто-нибудь и дознается, откуда все это взялось, выйдут, разумеется, на этого негодяя, владельца бензоколонки. Конечно, человечество его отблагодарит, каменную плиту у изголовья он схлопочет, отдубасят его хорошенько насосами от автомашин, ставших ненужными, и шлангами с металлическими гайками на концах, что крепятся на бензобаках. Сами посудите, это же варварство! Тут этот хозяин бензоколонки (на лице — сама мировая скорбь!) приносит из своих закромов еще одну бутылку той проклятой настойки, что стояла у него с дедовских времен. Ну, и раздавили мы ее вместе всю, откровенно признаюсь, подчистую. С тех пор я спиртного в рот не беру, хотя, право же, питье то было божественное. Но, сознаюсь, здорово от него голова у меня на другой день раскалывалась, гораздо ощутимее, нежели от всей этой истории с золотым желе. Одно скажу: с этанолом (постойте-ка, барышня, вы, верно, и не представляете, что это такое!) я завязал, выходит, какой-то выигрыш от этой кутерьмы налицо. Но, не сердитесь на меня, снова я отклоняюсь от темы. Да, кстати, на чем же я остановился?..
Ага, на той сумятице с бензином. Уже через неделю пресловутое желе — результат злосчастного преобразования бензина — разошлось по городам и весям. Злополучная, золотистая желеобразная жидкость расползлась чуть ли не на половину материка. Вскоре наступил период, известный как «Лето золотой чумы» (это-то вы должны знать иэ историк). Из бензина, мазута, машинного масла и керосина — короче, из всех нефтепродуктов, а также из природного газа на свет появлялось только золотое желе. Оно было всюду. Любого бросало в дрожь, стоило лишь взглянуть на эти залежи. Их, к несчастью, и припрятать некуда
