- Да, господин… - акушерка попыталась мягко надавить на живот роженицы, что-то ласково приговаривая.
- Хватит возиться! - мужчина оттолнул ее. - Вряд ли она устроена мудреней буйволицы или волчицы! - с этими словами он сильным движением обеих ладоней нажал на выпуклый живот, словно выдавливая что- то из него.
- Так нельзя… - пискнула акушерка, растопыривая широкие юбки и падая на колени у ног несчастной роженицы. - Вы покалечите ее!
Ребенок, посиневший и жалкий, выскользнул ей прямо на руки, будто намыленный.
- Вот и все! - мужчина вытел руки об простыню. - Что она, все еще жива?
- У вас сын, господин! - попыталась изобразить радость целительница.
- Убери его, - прикрикнул воин. - Сосунки, не способные держать меч, меня не интересуют, - он хохотнул.
- Господин, она хочет что-то сказать вам… - помощница акушерки, тусклая тетка в сером чепце стояла, наклонившись к иссиня-бледной роженице.
- Ну что еще? - воин подошел к распластаной на кровати женщине.
- Скажи… - выдавила та из себя. - Ты любишь меня хоть немного?
- Экие глупости… - втянул широкими ноздрями воздух отец ребенка.
- Любишь ли ты меня? Позаботишься ли ты о нашем сыне?
- Лучше не зли меня! - он поднес к носу еле живой женщины свой кулак. - Меня не интересуешь ни ты, ни твое отродье. Лучше бы я остался с маркитантками, чем тратить время тут, слушая твое мяуканье и высокопарную чушь. Хочешь быть со мной - делай как я хочу! Не нравится - проваливай. Это ты таскаешься за мной, а не я за тобой, понятно?
- Ты никогда не любил меня, - женщина посмотрела в потолок. - Я была слепа все эти годы. Я причинила столько горя своим родным - зачем?
- Слушай, старуха, - тем временем воин сгреб за шкирку целительницу. - Тебе заплачено золотом, а ты не можешь разобраться, что с ней да как. Помирает она или уже нет? Мне посылать слуг в город или ждать, пока ты ей вправишь мозги на месте?
- Господин, - акушерка кусала губу не столько от боли, сколько от ужаса перед происходящим. - Она совсем плоха, господин, ее жизнь вот-вот оборвется. Вы бы сказали ей хоть одно ласковое слово, ради всех богов!
- Одни дуры, - скучным голосом изрек мужчина и, отпустив акушерку, двинулся к выходу. - Пусть пошлет за мной, когда перестанет мяукать всякие глупости. А ребенку наймите няньку и кормилицу, чтобы я его не видел и не слышал.
- Страж свидетель! - произнесла женщина на постели, неожиданно садясь. - Страж мой свидетель, ты - бездушное чудовище, машина для убийства! Ты погубил мою жизнь, так пусть же она закончится на этом. Уходя добровольно из жизни, я проклинаю тебя и весь твой род навеки! - с этими словами она взмахнула руками, словно пытаясь удержаться за воздух и рухнула обратно на подушки. Помощница акушерки закрыла лицо руками. Сама целительница замерла, как громом пораженная, прижимая к себе едва обмытого младенца.
Воин кинулся к ложу. На его лице был нешуточный испуг. Он потряс свою наложницу, потом попытался поднять ее. Тело оставалось безжизненным.
- Пошлите слуг… - крикнул он. - Она в вымороке!
- Вы же видите, что нет, - устало молвила целительница. - Она ушла навсегда.
- Нет, нет! - из его груди вырвалось рыдание, больше похожее на рев медведя. - Она моя! Я не отдам ее никому, даже Стражам или богам! Она не смеет перечить мне, тем более уйти от меня! Вставай, вставай! - он потянул женщину за руку.
Целительница медленно отступила к дверям. Этот воин был явно не в себе. Но его огорчала лишь потеря, утрата любимой забавы: красивой, образованной, умной и покорной наложницы. Ни капли любви или жалости не было в его воплях. Когда створка уже приоткрывалась, помощница с глупой улыбкой вылезла из своего угла:
- О, благородный господин! Но в утешение она оставила тебе сына! - простодушно произнесла она. Акушерка отсупила за дверь, в стенную нишу. Там стояла какая-то кадка с цветущим кустом. Пожилая женщина замерла за колючими ветками, стараясь не дышать. Она не испытывала никаких иллюзий относительно этого человеческого самца. Может быть, Страж душ хранил ее в эти минуты.
- Я рстопчу этого ублюдка! - взревело за дверью. - Он, этот похожий на сливу уродец отнял ее у меня! Он убил ее своей мерзкой плотью! Где это отродье? Куда вы дели его?
Из комнаты раздался короткий болезненный вскрик и глухой удар. Потом дверь с грохотом распахнулась, ударив в стену. Мужчина метался по этажу, заглядывая во все двери и выкрикивая угрозы.
Целительница видела в узкую щель свою помощницу, лежащую с неестественно свернутой на бок головой. Потом силуэт тела дрогнул. Простушка отделалась вымороком. А вот младенец, душа которого еще непрочно скреплена узами с этим миром, может и не вернуться назад. Вымороки грудных детей часто оканчиваются смертью, кому, как не ей знать это слишком хорошо.
Новорожденный взрогнул от очередного вопля своего отца и распахнул темно-серые глазенки. Его губы дрогнули и скривились, потом ротик начал открываться. Две жизни повисли на волоске, тем более что воин стоял у лестницы, прислушиваясь и шумно дыша.
- Где же ты, хитрая дрянь? Хочешь потом шантажировать меня этим выродком, да? Хочешь получить мои деньги? Но я отлично знаю, что сосунки дохнут совсем. Сколько раз приходилось… - он захохотал, но тут же оборвал себя, снова прислушиваясь. Не только плач, даже легкий писк младенца мог выдать укрытие за дверью.
Взмолившись всем богам, акушерка торопливо сунула в приоткрывшийся ротик мизинец. Ребенок начал жадно сосать его, постепенно успокаиваясь. Где-то на улице раздались крики множества людей. Скорее всего, пришедшая в себя помощница позвала на помощь стражу.
Тихие шаги на лестнице. Медленно-медленно мужчина крадется вниз. Может быть, выскользнуть из- за куста и спрятаться в одной из комнат? В них литые засовы, если удастся задвинуть тяжелую задвижку, то даже у этого монстра не хватит сил сразу вышибить дверь. Или лучше отдать ему ребенка? Что ей за дело до чужой беды?
Наполовину осиротевший мальчик дрогнул всем тельцем и выплюнул мизинец. Видимо, первый голод скрутил его крошечный желудок. Акушерка поводила мизинцем по розовому язычку, надеясь снова обмануть инстинкт, но личико ребенка стало наливаться красным. Ох, и закричит же он сейчас! Ни о чем больше не думая, ощущая только память тела, память бессоных ночей, проведенных со своими пятерыми детьми, целительница вложила в жадные губки свой сосок. Младенец присосался к ней сильно и жадно, так что кольнуло в груди. Снова блаженная тишина… Ребенок беззвучно сосет, пытаясь получить свою еду. Мужчина одним прыжком вернулся в коридор. Нет, не успела бы она добежать до комнаты. Это была просто ловушка, он выманивал ее. Грохнула дверь по соседству. Потом следующая. Воин проверял, не задвинут ли в какой-либо комнате засов.
Целительница вспомнила, что уходя к роженице, повесила на дверь покоя, где разместили ее с помощницей, потайной магический засовчик. Не весть какая защита, но от любопытных слуг, вздумавших порыться в баночках с зельями да и прихватить себе что-нибудь полезное, вполне помогает. Торговали засовчиками темные эльфы, и акушерка всегда подозревала, что от профессионального вора он не поможет. Крепился засовчик на створку и действовал на 100, 200 или 500 запираний. После этого рассыпался серебристой трухой. Повесить повесила, а запереть не заперла - не до того было. Но замок слушался владельца и на расстоянии - стоит только пошевелить пальцем с надетым на него кольцом- ключом. Тихого щелчка акушерка не услышала.
Зато услышал мужчина, крадущийся по коридору. Его тело глухо ударилось в запертую створку и он торжествующе взревел:
- Вот вы где!
Таранные удары начали сотрясать здание. Целительница, осторожно придерживая сосущего младенца, села прямо на пол. Ноги не держали ее. Бух, бух! - ломился отец новорожденого в пустую
