– И мой портрет будет в этом же стиле? – Джессика смотрела на картины, на которых, казалось, кто-то разбросал огромные цветные кляксы.
– Нет, дорогая, я умею писать и в реалистической манере, – меланхолично заметила Грета.
На картинах Греты кричаще-яркие мазки сливались в причудливые силуэты. Эти полотна совсем не походили на творения старых мастеров и в то же время в них чувствовалась какая-то удивительная внутренняя гармония. Гармония, рождавшаяся из первобытного хаоса ярких красок, которые щедрым потоком вылились на холсты, отражая бешеный темперамент художницы. Джессика уважительно покосилась на Грету. Несомненно, она была очень талантлива. Многие ее вещи производили потрясающее впечатление. Они казались прорывом в некую фантастическую и манящую даль.
– Прошу вас, стол накрыт, – услышала она звонкий женский голос.
Обернувшись, Джессика увидела горничную в ослепительно-белом фартучке, приветливо улыбавшуюся гостям. Боже, пронеслось в голове у Джессики, таких горничных можно встретить только в Голливуде! Девушка казалась сошедшей на землю картинкой из журнала «Спортс иллюстрейтид», воплощая тот совершенный тип спортивной женской красоты, который прославил этот журнал. У нее была фантастическая фигура – высокая и стройная, упругие плечи и узкие крепкие бедра. Великолепные светлые волосы тяжелыми волнами ниспадали вниз, оттеняя загорелое лицо с красиво очерченными выразительными губами. Ее четкий профиль был словно сработан лучшим скульптором. Стоя в проходе между двумя мраморными колоннами, она сама казалась похожей на статую.
– Идем, Маргарет, – откликнулась Грета, посылая служанке ответную улыбку.
Они прошли в просторную, залитую солнцем гостиную. На огромном столе из красного дерева стояли блюда с салатами из морепродуктов, тонко нарезанным мясом с кровью, сыры, отличное французское вино – белое и красное.
– Я много лет жила во Франции и предпочитаю тамошнюю кухню. Американская мне не нравится. – Грета пристально посмотрела на Джессику. – Вы актриса?
– Вообще-то я студентка, но сейчас снимаюсь в первом в своей жизни фильме.
– И о чем же он? – Грета сделала большой глоток вина.
– Это историческая костюмная драма о царице-воительнице Зенобии Пальмирской. Она бросила вызов Римской империи и попыталась отвоевать у нее земли тогдашней Сирии, Египта и Палестины. Но римский император Аврелиан оказался сильнее и захватил Зенобию в плен. А ее прекрасный город Пальмиру разрушил до основания. Она была привезена в Рим и в наручниках прошла вслед за триумфальной колесницей императора. Когда супруга Аврелиана умерла, он хотел сделать Зенобию своей женой. Но она его ненавидела и, как только вновь встретилась со своим возлюбленным, с которым ее вероломно разлучил император, бежала из Рима. Она прожила остаток своей жизни в любви вдали от Рима на маленьком островке.
– Зенобия – это значит «рожденная от Юпитера»? – поинтересовалась Грета. – Ведь по-древнегречески Зевс звучит «Зенайдос», не так ли?
Джессика покачала головой.
– К сожалению, я не изучала древнегреческий.
– Я тоже. – Грета заразительно расхохоталась. – Но мой первый муж – боже, как давно это было! – был англичанином и заядлым археологом-любителем. Ему всю жизнь не давали спокойно спать лавры его именитых соотечественников – сэра Артура Эванса и лорда Карнарвона. Однако в отличие от Эванса, раскопавшего дворец критского царя Миноса в Кноссе, и несчастного лорда Карнарвона, который на свою беду вскрыл гробницу Тутанхамона, мой Джордж так и не смог раскопать ничего по-настоящему стоящего. Но зато облазил всю Грецию и всегда щедро делился со мной своими знаниями, которые, по-моему, были бездонными. Равно как и его коллекция древних амфор. – Лицо Греты прорезала усмешка: – В некоторых из них – тех, что стоят в подвале, – я храню отдельные, особо редкие сорта вин. А эти мраморные колонны – тоже наследие бедного Джорджа. Он раскопал их на острове Корфу. И сумел вывезти в Лондон, просто залив сверху бетоном и превратив в подобие бесформенных строительных балок. Не правда ли, остроумно? Я помню, греческие таможенники все недоумевали, зачем ему понадобилось вывозить из Греции бетонные балки, а он им плел что-то про дороговизну подобных балок в Лондоне и про то, как они пригодятся ему для укрепления фасада лондонского дома. В результате они оказались здесь.
– А… ваш муж? – не удержалась от вопроса Джессика. – Он по-прежнему продолжает свои раскопки?
– Если только на том свете, – махнула рукой художница. – Он уже давно умер. – Она забарабанила пальцами по столу и отвернулась.
Джессика покосилась на Анну. Та сделала страшное лицо и выразительно посмотрела на Джессику. Похоже, девушка по своей неопытности случайно затронула какую-то запретную или не очень приятную тему. Но что было делать?! Ее ведь никто не предупреждал об этом…
– С моим мужем получилась не очень красивая история, – мрачно проговорила Грета. – В какой-то момент, разочаровавшись в возможности отыскать что-то действительно стоящее в Греции, он переключил фокус своих поисков на Африку. Он говорил, что Африка – это еще по сути дела совершенно неисследованный континент, где подлинного археолога могут подстерегать небывалые открытия. Однако, по-моему, искал он там не только древние артефакты. Потому что вскоре после того, как он оказался в Кении, он заболел СПИДом. В ту пору СПИД почти не умели лечить и это заболевание было по сути равносильно смертному приговору. – Она замолчала. – После него в Найроби остались двое внебрачных детей, которые тоже были больны, как и он, СПИДом, и множество его бывших любовниц, которые вдруг, словно сговорившись, начали бомбардировать меня письмами, прося о финансовой помощи. Как будто это я толкала Джорджа в их постели… если, конечно, они занимались этим в постелях, а не прямо на голой земле. – Грета снова замолчала. – Ладно, бог с ними, с мужчинами, – наконец взмахнула она рукой. – Давайте лучше поговорим о женщинах! – Она с улыбкой взглянула на Джессику. – Я так далека от кино… но я люблю женщин, которые умеют бросить вызов. Так, как отважная Зенобия сумела бросить его всесильному Аврелиану.
– Благодаря этому о ней помнят и по сей день.
– Да, такие женщины всегда входят в историю, – протянула Грета. – А кто ваш режиссер?
– Джон Нельсон.
– О, он прекрасный человек! Я с ним однажды встречалась. Настоящий интеллектуал! – с восхищением произнесла Грета.
– Да, Нельсон замечательный человек и команду собрал отличную. Анна – суперстилист, Лиза Карпентер – фантастический художник по костюмам.
– О, я знаю Лизу. Она прелесть. И художник хороший. – Грета улыбалась. Щеки ее порозовели.
Джессика поняла, что Грета любит выпить.
– А оператор у нас Алан Кроненберг, – добавила Анна.
– Алан? Не может быть! – На лице Греты мелькнуло странное выражение. Потом, стараясь выглядеть непринужденно, она протянула: – Хотя почему не может быть?
– А ты знакома с Аланом? – невинно спросила Анна.
Грета сделала Маргарет знак налить всем еще вина и подняла бокал.
– Да, мои дорогие, я знакома с ним… если так можно сказать. Мы были любовниками. – Она нервно рассмеялась. Щеки ее стали пунцовыми. – И пять лет назад именно здесь, в этой гостиной, он на коленях умолял меня выйти за него замуж.
В гостиной повисла звенящая тишина.
– Но, говорят, он очень предан семье, а своих дочек просто обожает! – выпалила Джессика.
– Наверное. Но пять лет назад он кричал: «К черту жену! И дочки пусть с ней остаются! Мне нужна только ты, Грета! Я не могу жить без тебя. Умоляю, выходи за меня!». – На лице Греты застыла гримаса. – Скажи-ка, Маргарет, – внезапно обратилась она к девушке-прислуге, – ведь ты в тот вечер обслуживала нас?
Маргарет кивнула.
– Так я что-нибудь придумала сейчас или все было так, как я рассказываю?
На лице Маргарет отобразилось смятение. Ее щеки заметно побледнели.
– Все было так, мадам, – произнесла она после затянувшейся паузы. – А потом мистер Кроненберг
