ennui и итальянское noia через провансальское enojo имеют общий корень в латинском inodiare (ненавидеть или питать отвращение) и восходят к XIII веку. Но эти слова не так уж применимы к нашим задачам, потому что тесно связаны с acedia — меланхолией и глобальной тоской. Тот же случай с английским словом spleen, которое восходит к XVI веку.
Норвежский словарь P искмола впервые понятие kjedsomhet фиксирует у Генрика Ибсена и у Амалии Скрам, хотя, конечно, кажется невероятным, что невозможно найти более ранние упоминания этого слова.
«Усталые люди» (1891) Арне Гарборга — первый норвежский роман о скуке. Его главный герой Габриэль Грам пребывает в постоянном состоянии побега от скуки и тоскует по утраченному — то ли по женщине, то ли по Богу.
Я все-таки склонен полагать, что все эти понятия — boredom, Langweile и kjedsomhet возникли почти одновременно и что они более или менее синонимичны. Совершенно очевидно также и то, что они принадлежат к целому понятийному комплексу, который имеет глубокие исторические корни.
«Скучно» — одно из наиболее популярных выражений в языке, оно обычно используется для обозначения целого ряда чувственных ощущений и бессмысленности в самых разных ситуациях. Многие описания скуки в истории литературы очень похожи друг на друга, в основном это жалобы на то, что ничто не интересно, а также констатация факта, что это невыносимое испытание.
Кьеркегор описывал это так:
Как, однако, скука… ужасно скучна. Более верного или сильного определения я не знаю: равное выражается лишь равным. Если бы нашлось выражение более сильное, оно нарушило бы эту всеподавляюшую косность. Я лежу пластом, ничего не делаю. Куда ни погляжу — везде пустота: живу в пустоте, дышу пустотой. И даже боли не ощущаю.
В популярной песне Игти Попа «Мне скучно» есть такие слова:
Очевидно, «скука» — понятие, которое можно использовать, чтобы объяснить и оправдать очень многое. Например, одни из героев «Записок из подполья» Достоевского утверждал, что «все от скуки, господа, все от скуки…».
Характерную формулировку скуки можно найти, например, в комедии Георга Бюхнера «Леоне и Лена»: «Чего только не делают люди от скуки! Они учатся от скуки, они молятся от скуки, они любят, они сватаются и размножаются от скуки, и, в конце концов, умирают от скуки». Еще более трагически обнаженно этот мотив звучит в новелле Бюхнера «Ленц»: «Ведь большинство молятся от скуки, некоторые влюбляются от скуки, одни добродетельны, другие грешны, а я — абсолютное ничто, и я даже ничуть не боюсь, что однажды кто-то заберет мою жизнь, настолько она скучна». Нечто похожее мы находим у Стендаля в эссе «О любви»: «Скука отнимает все, вплоть до мужества, необходимого для того, чтобы себя убить»?.
У Фернандо Пессоа это звучит так: скука — чувство настолько экстремальное, что ее невозможно победить даже актом самоубийства, а только путем чего-то невозможного, только тем, чего вообще не существует в природе.
Скукой обычно объясняют многие действия, поступки, впрочем, так же, как и абсолютное бездействие. Скука — движущая сила огромного числа человеческих поступков — как позитивного, так и негативного свойства. Бертран Рассел пишет: «Значение скуки для человеческого поведения, по моему мнению, недооценено, ей уделено намного меньше внимания, чем она того заслуживает. Я со всей определенностью полагаю, что скука — мощная движущая сила во все времена. Скука характерна также и для наших дней».
Скука и смысл
О том, что скука намного более популярна, чем другие феномены, свидетельствует множество «социальных адресов». А если есть множество возможностей замены смысла, то в таком случае есть смысл в замене.
В отсутствие персонального смысла все возможные развлечения могут послужить компенсацией, замещающей его. Например, человек полностью погружается в чужую жизнь, в жизнь знаменитостей, в связи с тем что ощущает бессмысленность своей собственной жизни. А разве наше ежедневное потребление всякой всячины через каналы масс-медиа не есть результат того, что мы ощущаем скуку? Охот и погоня за удовольствиями есть результат нашего страха перед пустотой, обступающей нас. Жажда удовольствий и отсутствие чувства удовлетворенности неразрывно связаны.
Когда частная жизнь находится в центре бытия, то потребность обрести смысл жизни в тривиальной повседневности становится настоятельнее. Именно поэтому пару веков назад люди начали воспринимать себя как индивидуальные существа, которые должны реализовать себя, а каждодневное существование стало восприниматься как тюрьма. Скука связана не с физическими потребностями, а именно с духовной жаждой. Скорее всего, с жаждой переживаний. Только переживания представляют интерес.
Именно потому, что существование в принципе отмечено скукой, мы придаем огромное значение оригинальности и инновациям. Сегодня мы, современные люди, больше тяготеем к чему-либо «интересному», чем к подлинным ценностям. Мы склонны рассматривать то или иное явление или объект под определенным углом зрения — интересно или нет, то есть исключительно с точки зрения эстетической перспективы. Именно в рамках эстетики возникают оценочные категории — интересно или скучно.
Каким образом те или иные явления и объекты попадают в ту или иную категорию? Чаще всего вопрос ставится так: какова сила тех или иных инструментов воздействия? Если, например, возникает впечатление, что музыка исполняется скучно, то ситуацию можно исправить: следует играть погромче. Эстетически впечатления стимулируются либо повышенной интенсивностью, либо чем-то новым. Эта точка зрения превращается в идеологию суперлативизма. Необходимо отметить, что эстетический взгляд всегда тяготеет обратно к скуке, к скуке, которая негативно влияет на содержание жизни, и потому ее следует избегать любой ценой. Подобная точка зрения особенно отчетливо прослеживается в постмодернистских теориях, где некоторые эстетствующие авторы повторяют, как мантры, такие понятия, как «интенсивность», «делириум» и «эйфория». Проблема заключается в том, что постмодернистское ощущение радости и эйфории продлилось совсем не долго. Оно сменилось пугающей скукой.
В новейшее время мы не можем тяготеть к чему-либо, если это что-либо не представляет для нас интереса, поскольку интерес диктует направление нашему отношению. Но, как подчеркивал Хайдеггер, современность устремлена только к интересному, а интересное — это то, что со временем становится безразличным и скучным. Слово «скучный» тесно связано со словом «интересный». В новейшее время эти
