– Милорд, научите меня драться так, как вы.
– Нет, – покачал головой я.
– Почему?
– Потому что драка для дураков.
– А для умных?
– Для умных – победа, – продолжал цитировать я один из афоризмов великого мастера Ю Сен Чу, опуская, правда, его концовку: «…для мудрых – мир». Пожалуй, здесь и сейчас это было бы чересчур сложно.
– Но, милорд, ведь я же прошу вас научить меня драться так, чтобы побеждать, следовательно, чем большему я научусь у вас, тем больше ума наберусь.
Не попрешь. Логика железная. Впрочем, как и хватка. При должной постановке дела из парня, безусловно, мог выйти толк. Лет этак через несколько в нем можно было бы встретить весьма и весьма опасного бойца.
– Хорошо, Сэнди, но не сейчас. Начнем с утра. А сейчас, будь добр, сходи к барону и скажи, что Ее Высочество просит не держать на нее обиду за столь внезапный уход. Она очень устала с дороги. К тому же волнения сегодняшнего дня…
– Да-да, – поспешил вставить неизменную колкость Лис. – Внезапно подурнела. То есть в смысле подурнело.
– Хорошо, господа, я передам. Только вряд ли барона сейчас заинтересуют эти вещи. Он готовит замок к бою.
– Что?!
– Как, вы ничего не знаете? Вскоре после того, как вы ушли, барона вызвали к воротам. Там прискакал какой-то отряд и именем принца Джона потребовал впустить его в замок.
– Хором, что ли? – поинтересовался д’Орбиньяк, выразительно глядя на меня.
– Нет, почему хором? Командир, конечно, потребовал.
– И что барон?
– Барон разозлился и начал им кричать, что держит эти земли не от какого-то там безземельного принца, а от своих благородных предков. И что только король вправе здесь повелевать и что всякие проезжие бездельники и прощелыги могут спокойно отправляться куда подальше или же смиренно ждать до утра, когда его милости будет угодно опустить мост и открыть ворота.
– А они? – спросил я.
– Начали угрожать гневом принца, – хмыкнул Шаконтон.
– Ну а лорд Джон?
Лицо юного оруженосца просияло.
– Он велел выстрелить в наглецов из баллисты.
– И как?
– Знаете, милорды, я не буду хвастать, но за последний год еще не было случая, чтобы, стреляя, я не попал в цель.
Лис усмехнулся, рукою прикрывая улыбку. Утверждение допускало три варианта: либо баллиста была заколдована, либо Шаконтону действительно не стоило хвастать, либо же он за последний год просто ни разу не стрелял из этой боевой машины. Однако сейчас нас интересовал результат одного-единственного выстрела.
– Ты попал? – уточнил Рейнар, сумевший наконец справиться с предательской улыбкой.
– Да, – гордо отозвался Сэнди, расправляя плечи, хотя, на мой взгляд, дальше их расправлять было уже просто некуда, – прямо в командира.
– Молодец! – похвалил его мой боевой товарищ. – Способный юноша. Далеко пойдешь, если, конечно, вовремя не остановят.
– И что люди принца?
– Отошли и стали лагерем под стенами. Мы – в осаде! – Почему-то эта новость доставляла будущему рыцарю бурную радость. – Завтра с утра будет славное дельце. Вы примете участие, правда?
– Непременно, – ответил Лис тоном, не предвещающим ничего хорошего. – Прямо сейчас же начинаем готовиться к бою. А ты пока иди, да сообщи барону то, что тебе велено.
Шаконтон отправился выполнять поручение.
– Ну, что ты думаешь про все это? – осведомился шевалье д’Орбиньяк.
– Люди скорее всего из нашего конвоя.
– Недобитки и прихвостни, – вставил свое веское слово пресловутый менестрель, – делать-то с ними что будем?
– В общем-то нам они не помешают. Утром с ними побеседуем. Вотрем им сало между ушей. Так, кажется, у вас говорится? И двинемся всей честной компанией в стольный град Лондон.
– Ага! А ты не допускаешь, что на случай столь стремительного маневра, благодаря которому мы с ними сегодня распрощались, у них заготовлен приказ держать и не пущать?
– Допускаю. Вот утром и разберемся. А пока давай лучше глянем, как там дела у Виконта.
– Да что там за дела? Один жует. Другой читает. Я связь не выключал, так что – все под контролем.
Возобновив связь, я напряженно вслушался. Лис не обманывал – на канале слышалось бульканье в виконтовском желудке, приглушенное чавканье и редкая по выразительности брань.
– Господи, – помянул Всевышнего заплечных дел гроссмейстер. – Ну почему, почему наш король такой придурок? Представляешь, дружище, – обратился он к своей жертве, от щедрот его вкушавшей свой, может быть, последний ужин. – Я ему твержу, что в стране – заговор и братец его только и ждет, когда Ричард покинет Англию, а его величество, будь он неладен, пишет мне о мятеже какого-то лиможского виконта. Что виконт?! Тьфу! Нас…ть и – розами засыпать! Одно только слово Эду де Меркадье – и он голыми руками передавит всех виконтов Франции и Арелата вместе взятых!
При этих словах бульканье в животе стажера тут же прекратилось.
– Опять на подвиги потянуло! Сколько ж можно! Послушай, он пишет, что, оставляя страну на меня, Солсбери и своего любимого графа Честера, он абсолютно за нее спокоен, – продолжал незнакомец. Похоже, он не испытывал особого почтения к фигуре короля-рыцаря. – Я, конечно, тронут его доверием, но тут через несколько дней такое начнется, что все свое доверие он может скомкать и затолкать в то место, откуда у лошади хвост растет. У Солсбери на северной границе триста копий. У Честера здесь и того меньше. А у принца Джона раза в два больше, чем у того и другого вместе взятых. И стоит он на полдороге от Лондона к Нортумберленду.
Чавканье на время прекратилось.
– Мессир, так, может, тогда вы велите расковать меня? Вы даруете мне свободу, а я вам – власть, богатство…
– И четки из философского камня в придачу! Дорогой мой, ты поел? Отлично. Вернемся к делу.
Послышался звук пера, окунаемого в чернильницу.
– Так. Джон из Уэкомба. Родился на свою беду в году тысяча сто сорок шестом в Ланкастере. Отец – латник, мать – служанка леди Фитц-Дейвуд. Это, что ли, покойной матери лорда Эйстона?
– Да, – со вздохом отозвался Джон из Уэкомба.
Лис задумчиво посмотрел на меня.
– С какого года на службе у лорда Эйстона? – продолжал допрос тот, кого король полагал одним из столпов – оплотов своей державы.
– С 1179 года, милорд. И все эти годы неотлучно при его особе. Почти до самой смерти.
– Угу. Похвально. Особенно это почти. Ладно, давай выкладывай все по порядку. Как на исповеди. Все равно другого духовника у тебя не будет.
Глава четырнадцатая