результаты, оставалось совершенно неясным. Лицо Ульриха выражало эмоций не больше, чем автобусное расписание.
– Слово вам, преподобный отец Гервасий, – произнес председательствующий в суде аббат.
– Благодарю вас, – с неожиданной слезой в голосе проговорил злоокий аторней. – Благодарю вас, господин судья. Мне многое нужно сказать. Еще сегодня утром я желал заявить о вскрывшихся новых преступлениях освидетельствованного уже мага Лиса Венедина. Я хотел поведать вам о страшном святотатстве, устроенном им в городе Штраумберге, где вышеозначенный Лис Венедин, глумясь над нашей верой, продавал мощи несуществующего святого. Но нет, не об этом сейчас будут мои слова.
Сегодня ночью произошло новое злодеяние – страшное, зверское убийство. Оборвалась жизнь отважного воина и честнейшего человека, русского воеводы Ропши, главного свидетеля по этому ужасному делу. Чья рука оборвала его век, спросите вы? Я не могу вам этого сказать, но пусть на этот вопрос, – голос аторнея уже гудел как церковный колокол, – ответит нам рыцарь Ульрих фон Нагель. Именно его вчера видел здешний монах, выносящего бездыханное тело воеводы из той самой темницы, где содержатся злодеи Вальтер фон Ингваринген и Лис Венедин. Кто он? Убийца или же пособник убийц, пребывающих с ним в сговоре? Пусть он ответит нам!
Ульрих фон Нагель, становясь белым, под цвет своего нарамника, поднялся с места и произнес негромко, но с явной угрозой в голосе:
– Да будет вам известно, преподобный отче, что перед вами прецептор Тевтонского рыцарского ордена. Буллой его святейшества Папы Иннокентия III наш орден выведен из-под юрисдикции церковного суда. И прошу вас запомнить: если мне и надлежит ответить на этот, а равно на какие-либо иные вопросы, то не здесь и не перед вами.
– Вы забываетесь, господин прецептор!!! – вспылил святой отец. – Перед вами аторней Римской Консистории…
– А перед вами… – грозно начал фон Нагель и голос его был поддержан шумом остальной рыцарской братии.
– Браво! Браво! Браво! – произнес император Фридрих II, сопровождая свои слова редкими, но звучными аплодисментами. – Прелестный фарс, давно не видал ничего подобного. Значит, так, – он слегка наморщил лоб, видимо, подбирая слова к формулировке приговора, – в связи с невозможностью прояснить детали по этому делу высокий суд переносит свое заседание на завтра или же какой иной срок, который понадобится для прояснения этих самых деталей. Пока же…
– Позвольте, – вмешался недовольный таким поворотом дела епископ Трирский, – но церковный суд…
– Пока же, – не дослушав слов его преосвященства, продолжил император, – фон Нагель, проводите господ рыцарей в штерентальский отель да позаботьтесь, чтобы они обязательно приняли ванну и были доставлены ко мне. – Он встал и повернулся, собираясь уходить. – Ах да, церковный суд! Церковный суд вернется к этому делу, когда я верну ему подсудимых. Все свободны, господа.
Глава 20
А ну-ка, Боб, поговорим короче,
Как подобает старым морякам.
Я опоздал всего лишь на две ночи,
Но третью ночь без боя не отдам.
После монастырской помойки императорские покои производили сокрушительное впечатление. Впрочем, человека, не измотанного застенками, скромное обиталище монарха потрясало не менее. Проведший большую часть жизни на Сицилии, он представлял странный, почти невозможный сплав любви к суровой германской простоте и изысканной восточной роскоши одновременно.
Месяцами живя в походных условиях, ночуя на земле и питаясь от случая к случаю, Фридрих чувствовал себя абсолютно непринужденно. И все же не было ни единого соблазна, которому бы император Священной Римской империи не поддался бы с великим удовольствием. Мягчайшие ковры с высоким ворсом, вышитые шелковые подушки, воздушные занавеси, прелестные одалиски в прозрачных одеяниях, скорее подчеркивающие, нежели скрывающие их совершенные формы, одалиски, разносящие тонкие заморские вина и изысканные восточные лакомства, словно принесенные могущественным джинном с султанского стола персидских сказок. Все это, правда, в сочетании с невесть откуда тянущими сквозняками, составляло рабочую обстановку величайшего монарха Европы.
– Он тут неплохо устроился, – склоняя ко мне голову, пробормотал Лис, когда верный своему воинскому долгу фон Нагель привел нас на ночь глядя в императорские покои и, ни слова не говоря, развернувшись, покинул на произвол судьбы. – Ты знаешь, это самое величество мне все больше и больше нравится, – добавил он, следя глазами за принесшей на голове блюдо с фруктами одалиской и грациозно поставившей его на низкий резной столик перед нами. – Надеюсь, мы с ним поладим.
– Тихо. Готов держать пари, что он сейчас наблюдает за нами сквозь какую-то незаметную дырку.
– Извращенец, что ли?
– Нет. Отслеживает наши реакции, чтобы знать, как строить беседу.
– Да-а?! – восхитился Лис. – И какие же должны быть эти самые реакции?
– Откуда я знаю? Все зависит от того, о чем его величество собирается с нами говорить.
– Ну тогда хрен с ним, пусть смотрит. – Лис уселся по-турецки на пол и начал со смаком очищать спелый банан. – Эй, подруга! – крикнул он вслед крутобедрой красотке. – Куда ты побрела? Присоединяйся! А ты чего столбычишь? – Лис повернулся ко мне. – Садись! Не думаю, чтобы императору нравились люди, пренебрегающие его гостеприимством.
Девушка не заставила себя упрашивать. Она сделала знак рукой, и вослед ей в покои впорхнула еще одна прелестная пери, чуть более смуглая, но не менее обольстительная, чем первая. С милыми улыбками на лицах они расположились вокруг столика, и я вынужден был сесть, поскольку стоять в помещении, где остальные не то что сидят, а полулежат, кажется почти что непристойным.
– В таких условиях я согласен ждать государя-императора хоть до его возвращения из крестового похода, в который, я надеюсь, он все-таки отправится, – прокомментировал создавшуюся обстановку Лис.
Фридрих II появился много раньше. Неслышно – длинный ворс заглушал шаги – он возник за нашими спинами. Чуть пошевелил пальцами, делая очаровательным представительницам гостевого сервиса знак удалиться, и те тут же растаяли в полумраке покоев, кланяясь на ходу.
– Ну вот, – принимая почтительную позу, пробормотал Лис, – значит, сейчас будем соображать на троих.
– Лис! – шепотом возмутился я. – Что ты такое говоришь?
– В смысле, думать сейчас будем втроем.
– Господа рыцари, – император едва ответил на наш поклон, – я позвал вас сюда…
– Чтоб сообщить пренеприятнейшее известие, – не удержался от комментария мой друг.
– Что? – переспросил император. – А, это! Ерунда! Я ни секунды не верю в предъявленные вам обвинения. Я решил, что вы невиновны. Во всяком случае, в том, в чем вас обвиняют. – Он на мгновение замолчал и повторил медленно, нараспев: – Я собрал вас здесь, чтоб сообщить пренеприятнейшее известие. Хорошая фраза, надо будет где-нибудь вставить. Да, так вот, я не верю в то, что вы похитили принцессу Альенор. Это было понятно мне с того самого мига, когда я только узнал о случившемся. Только полный идиот, совершив такое ужасное преступление, стал бы везти подменыша в Трир, тащить его едва ли не силком в аббатство, тем самым плотно прижимая свою голову к плахе. Вы вовсе не идиоты, и мне это доподлинно известно. Поэтому вмешательство вашей, господа, яростной защитницы, фрейлины моей будущей невестки, госпожи Татьяны, – он с трудом выговорил это непривычное имя, – и чистосердечный рассказ храброго фон Нагеля только добавили оснований для моей уверенности, но не открыли ничего нового.
Не буду юлить, я казню вас немедленно, если мы не найдем общий язык. Как вы сами прекрасно понимаете, мне позарез нужен союз с Русью. Я не могу отправляться в Святую землю, не обезопасив тыл. Если свадьба моего сына и дочери великого герцога Киевского не состоится, этому союзу не бывать. Если же станет известно, при каких условиях была сорвана свадьба, то и подавно.
