Все лорды Камелота

на поверку сульфидом олова, было не получить. То есть, вероятно, были и другие способы. Наверняка они были, но, увы, в итонские годы мисс Элейн Трубецкая, преподававшая у нас химию, демонстрировала именно этот волшебный опыт. Других я попросту не знал.

– Ничего не выйдет, – грустно сообщил я Лису, повергая в шок молодого Кархейна. – Аммиака не хватает, а без него никак.

Вчерашний оруженосец глядел на меня с почтением, смешанным с суеверным страхом. Я был готов биться об заклад, что все волшебство Мерлина и небывалые способности окрестных друидов, все чудеса святого Карантока были для него куда проще и понятнее, чем это нагромождение тиглей, реторт и перегонных кубов. В его глазах сэр Богер Разумный был в своем роде магом, и он никак не ожидал встретить в Британии еще кого-либо разбирающегося в великих таинствах химии.

– Да ну, – махнул рукой Лис, – оставь, Капитан. Шо делать, когда делать нечего. В конце концов для проглота даже жирно будет, если для него цельный оркнейский принц станет фальшак золотить. Кархейн, у вас свинец для пращей в бастиде есть?

– Есть, – утвердительно кивнул рыцарь. – Пращников не осталось.

– Они не понадобятся. Понадобятся свинец и пулелейка. Ну, кто-нибудь с молотом и наковальней, чтобы пули плющить. Не грусти, Торвальд! Набьем мешок свинцом, поверху замаскируем золотом. Оно, конечно, не так изящно, но для груагаха-неудачника, думаю, сойдет. Кстати, – Лис вновь повернулся к сэру Кархейну, – святой Каранток случайно не говорил, куда дальше направил свои стопы?

Вопрос был, несомненно, резонный. Ведь по собственной же версии моего друга мы в поте лица разыскивали Карантока, а борьба с великанодержавным шовинизмом, на которую мы сейчас тратили время, являлась не более чем путевыми издержками странствующих рыцарей.

– Нет. Он мне… Он мне рассказал о походе Ллевелина, о вашей схватке с Ангусом и о посещении им архиепископа Кентерберийского. Он говорил, – рыцарь понизил голос и огляделся по сторонам, словно опасаясь, что его кто-то подслушает, – что крест есть древо жизни, древо познания. Что он соединяет глубины земли с небесными сферами. А еще он сказал, что Сын Божий, именуемый разными народами различными именами, пролив свою кровь на Кресте, или же на Древе, напитав его своею кровью, тем самым вселяет в Древо живую душу, делая его тем самым источником вечной жизни и великого знания. Он говорил, что Спаситель есть жертва, есть символ той платы, которую каждый алкающий знаний должен отдать за приобщение к предвечной мудрости. – Рыцарь замолчал, явно ожидая от нас объяснений.

– М-да, – покачал головой я. – Несколько странные взгляды для христианского святого. Похоже, его расхождения с официальной церковью зашли много дальше, чем я предполагал.

– Он святой, – глядя на меня исподлобья, с почти угрожающей интонацией проговорил сэр Кархейн. Совсем, как тогда, порываясь открыть ворота наступающему противнику, чтобы погибнуть, спасая своего принца.

– Ну дык, блин, с этим вообще никто не спорит, – вновь перехватил инициативу Лис. – Это ж вон и виверне понятно. Но знаете, что я вам скажу, джентльмены. Только я вас прошу, не хватайтесь за мечи. Пойдемте-ка баиньки. А то не знаю, как вам, а мне завтра поутру тана на заем для фронта подписывать. Великан этот с принцессами на нашу голову привязался! Да и вообще: утро вечера мудренее.

Одноосная тележка, запряженная резвым мулом, стояла у ворот бастиды, ожидая, пока длинный худощавый возница с удивительно хитрыми глазами и переносицей, напоминавшей латинскую букву «s», закончит прощание с рыцарями и возьмется за кнут.

– Ну шо, джентльмены, – подытожил наши прощальные речи переодетый возчиком Рейнар, – как говорил в юные годы господин Сосо Джугашвили, изучая труды античного философа Карлуса Маркуса, всех денег не заработаешь, большую часть придется отнять. С богом! Н-но! – Лис хлестнул мула по спине.

Его повозка, везшая кроме самого возницы лишь только бочку верескового меда, последнюю из обнаруженных Лисом в подвале бастиды, нещадно скрипя собранными из досок колесами, катилась вниз по склону под залихватскую песню моего друга: «Песню бардов запевает молодежь, молодежь, молодежь! Эту песню хрен задушишь, фиг убьешь, фиг убьешь!..»

Я с нескрываемой тревогой смотрел ему вслед.

– Ворона дорогу справа налево перелетела, – глядя, как удаляется лисовский возок, ни с того ни с сего произнес Кархейн. – Плохая примета.

– Добрый христианин не должен верить в приметы! – гневно оборвал его я.

– Да, конечно, – кивнул молодой рыцарь. – Но люди говорят…

Я повернулся и пошел в кузню. Что бы ни говорили люди, мне оставалось держаться на связи и для того, чтобы скоротать время, наблюдать, как крепостной кузнец отливает свинцовые шарики для пращей и сосредоточенно плющит их молотком.

Связь включилась уже ближе к вечеру, почти к ужину.

– Куда прешь, деревенщина?! – Широкоплечий вояка с небольшим круглым щитом за спиной, копьем и длинным кинжалом на поясе держал лисовского мула под уздцы, демонстрируя завидное рвение в охране ворот, проделанных в высоком частоколе. Еще трое вооруженных каледонцев, по всей видимости, его подчиненных, обступили повозку, подстраховывая своего командира и исподтишка поглядывая на объемистое содержимое убогого экипажа.

– Я ищу тана рода Геллинов достославного Марка, – не обращая внимания на грубый окрик стражника, гордо заявил Лис.

– Ты не из местных. Кажется, я где-то видел твое лицо, да только не припомню где. – Начальник караула начал внимательно всматриваться в физиономию моего напарника. – Зачем тебе нужен наш тан?

– Если бы то, что мне необходимо сказать ему, касалось тебя, я бы не искал его. Достаточно было бы доехать до хлева, и если бы я не застал там тебя, то наверняка встретил бы твоих родственников.

– Что?! – взревел стражник. – Не много ли ты на себя берешь, смерд!

– Я Рейнар Лис, – свысока поглядывая на голоногого фельдфебеля, заявил мой друг. – И если ты скажешь, что тебе неизвестно мое имя, то лучше выбрось оружие и иди отпугивать ворон с вересковых пустошей.

– Точно, – всполошился ветеран, – я ж говорю, рожа мне твоя знакома. А ну… – Кинжал, мгновение назад висевший на поясе, блеснул у него в руке. В тот же миг Лис, презрительно следивший за действиями караульщика, правой рукой перехватил его запястье, левой несильно ударил по кисти.

– Брось каку, недоносок! – Оружие отлетело шага на три, а обескураженный часовой попытался вырваться из цепких рук моего напарника. Пустая затея! – Я что, по-твоему, – с напором заговорил Лис, не обращая внимания на выжидательно опущенные копья оставшихся без руководства стражников, – приехал сюда, чтоб вы меня зарезали? Мне трудно это было найти в другом месте? Я Рейнар Лис, комит сэра Торвальда герцога Инистора, его правая рука, левый глаз и центральное полушарие головного мозга. Раз я здесь, значит, так надо. Беги к своему господину и сообщи ему, что у меня к нему секретное дело. Если ты где-нибудь задержишься, клянусь плащом святого Мартина, тан велит содрать с тебя шкуру и наделать из нее штанов для твоих детей. Ты понял меня? – Лис оттолкнул от себя ополоумевшего охранника. – На вот, передай ему это. – Рейнар вытащил из сапога пергамент с восковой печатью, любовно изготовленный мною сегодня утром.

Вряд ли при «дворе» каледонского тана, даже «могущественного», нашелся бы кто-нибудь, способный прочесть текст, составленный на классической латыни. В лучшем случае подобный грамотей умел бы разбирать ту кухонную латынь, которую оставили на память бриттам и их северным соседям римские легионеры, сами отродясь не бывавшие в метрополии. С тем же успехом человек, сведущий лишь в шотландском, взялся бы читать Шекспира. В любом случае мандат моего «тайного посланника» несказанно прибавлял ему веса в глазах безграмотных северян.

Начальник караула скрылся, осторожно неся доверенный ему документ, а его подчиненные остались стеречь незваного гостя, опасливо косясь и тихо переговариваясь на гельском диалекте.

– Кто такой этот Рейнар Лис? – спрашивал один из караульных, безусый и явно