перескакивала русло некогда судоходной реки, едва замочив копыта, и потому всеми забытая каменная руина оставалась доживать свой век, служа пристанищем для крыс и охочих до них филинов. Как и утверждал Бель Аньен, это мрачное строение не производило впечатления жилого, и, честно говоря, проверять наличие в нем разумных существ отчего-то отнюдь не хотелось. Но выбора не было. Обнажив шпагу и попросив Лиса прикрывать мне спину, я направился через запущенный, поросший кустами резеды двор к приоткрытой двери, много лет назад, должно быть, оставленной в таком положении и за эти годы под влиянием дождя, снега и палящего солнца пришедшую в полную ветхость. Я попытался открыть ее, однако нижняя оконечность двери уже на пару дюймов вросла в землю, и стоило мне попробовать дернуть посильнее, как толстая доска без видимых усилий переломилась, демонстрируя свою сгнившую, изъеденную древоточцем внутренность.
– Да уж! – пробормотал я себе под нос, втискиваясь в получившуюся дыру.
Кто бы здесь ни жил – он не слишком заботился об уюте своего гнезда. За дверью было почти совсем темно, и я пожалел, что мы с Лисом в надежде на хозяина башни не позаботились загодя о факелах. Громко топая, чтобы отпугнуть возможных грызунов, я сделал несколько шагов от двери, ступая по ломкой сухой листве, нанесенной сюда за долгие годы.
– Эй, есть кто живой? – окликнул я негромко.
– О-о-ой! – тревожно взвыло притаившееся эхо.
– Капитан! – Лис, вошедший вслед за мной, скептически хмыкнул, пытаясь разглядеть в потемках хоть что-нибудь, представляющее интерес. – Кажется, нас с тобой прокинули. Музей сегодня не работает. В такой грязюке даже порядочное привидение жить не станет. Ты ж токо посмотри – ни фига ж нет! Какого рожна мы сюда приперлись! Где ж, спрашивается, сабинянин?! Чем там он таким скрыт?! Сплошная ночь злодея!
Последние его слова были заглушены падением какого-то весьма массивного предмета, звоном падающей посуды, а затем в двух ярдах от нас с потолка рухнула длинная деревянная лестница.
– Оба-на! – восхитился Лис. – Насчет привидений я, кажется, погорячился. Признаю свою ошибку, беру свои слова обратно, но… если эта лестница из одного комплекта с дверью – я бы по ней, пожалуй, не лазил. Оно, знаешь ли, здесь до «скорой помощи» не дозвонишься!
Словно для того, чтобы развеять сомнения моего друга, в воздухе рядом с лестницей зажегся небольшой яркий огонек, дающий возможность убедиться в крепости невесть откуда взявшейся лестницы. Впрочем, не совсем так, откуда она появилась, было ясно. Зыбкое беловатое свечение волшебного огонька вполне явственно выхватывало из темноты прямоугольный люк, ведущий на второй этаж.
– Похоже, нас приглашают подняться, – предположил я, кладя руку на одну из ступенек, чтобы на практике проверить ее надежность.
– Ох, не нравится мне это все, – поморщился Рейнар, – шум, грохот, стремянки падают. Того и гляди, какой-нибудь булыжник сверху навернется – и все, со святыми упокой! Имя твое бессмертно, подвиг твой неизвестен.
– В любом случае, – возразил я, начиная восхождение, – внизу Фауста нет. Раз уж мы сюда добрались, стоит проверить всю башню. В конце концов, не сама же лестница здесь очутилась?
Лис вздохнул и, убежденный логикой моих рассуждений, ругаясь себе под нос, полез вслед за мной. Когда мы были уже на полпути к люку, летучий огонек, дотоле освещавший нам путь, неожиданно спикировал вниз и врезался в лестницу чуть ниже первой ступеньки. Язычок пламени вырвался из-под деревянного бруса и взвился, радуясь от собственной безнаказанности.
– Дьявольщина! – ошарашенно крикнул я, резко ускоряя ход. – Лестница горит!
– Дьявольщина! – необыкновенно внятно повторило гулкое эхо. Потом, словно переспрашивая само себя: – Дьявольщина? – И удовлетворенно-радостно подтвердило: – Дьявольщина!
– Скорее, скорее, Капитан! – торопил меня д’Орбиньяк, у которого не на шутку разошедшееся пламя уже лизало подошвы сапог. – Ща тут все полыхнет, мама, не горюй! Будут у твоего Фауста на обед жареные гости.
Однако, невзирая на все известные законы природы, огонь, с видимым аппетитом пожиравший лестницу, похоже, совсем не интересовался ни сухими листьями, занесенными ветром внутрь башни, ни сгнившей соломой, многие годы тому назад устилавшей ее пол. Стоило нам только добраться до второго этажа, как деревянное сооружение, прогорев, рухнуло на пол и… потухло.
– М-да уж! – Рейнар, едва успевший забраться в открытый люк, с нескрываемым изумлением уставился на дымящиеся перекладины, все еще освещенные красноватыми угольями. – Самогаснущие пожары – это что-то новенькое. Однако хотелось бы знать, как мы теперь отсюда спускаться будем. Хотя, помнится, Фауст когда-то летал на быке. Вот как раз найдем, порасспросим, как это у него получалось. В самый раз будет…
– Вам это не удастся! – послышался откуда-то из темноты надтреснутый старческий голос. – Даже не пытайтесь!
– А вам откуда знать?! – в негодовании вскинулся Лис. – Стоп! А кто это?!
– Что за странный вопрос! А кого вы надеялись здесь найти, юноши? Бродягу Агасфера? Или же бестелесный призрак хозяина замка? Я – доктор Иоганн Георг Фауст, философ философов. Отец премудрости.
– О! А я – Рейнар Серж Л’Арсо д’Орбиньяк, прозванный Лисом и именуемый правнуком лейтенанта Шмидта. А это и вовсе – Генрих, король Наваррский, прозванный Бурбоном, за что – неизвестно.
– Чушь! – донеслось из темноты. – К чему вы попросту сотрясаете воздух? Мне не нужно света, чтобы видеть лживость ваших слов!
– Не понял! – вновь возмутился Лис. – Это шо – наезд?
– Тихо! – одернул я его. – Ты с магами-то поаккуратней!
– Точно! – согласился мой напарник. – Как-то я не подумал… Знаешь? Ползут по Сахаре две черепахи, одна другой говорит: «Зря все-таки мы, Василий Иванович, вчера на Хоттабыча оторвались!»
Я собрался было выразить свое удивление Лису по поводу персонажей рассказанной им истории, но тут из темноты вновь раздался надменный и вместе с тем жалостный голос великого алхимика:
– Когда-то в отрочестве отец взял меня с собой в Рим по своим торговым делам. Там как раз были выборы Папы, и в один день горожане узрели в небе три абсолютно одинаковых солнца. Тогда все сочли это знаком великого правления и приветствовали нового понтифика Александра VI, знаменитого Борджиа. Его власть была неслыханно ужасна, невзирая на три солнца. Потом, много лет спустя, изучая астрологию в университете Кракова, я узнал, что это было всего лишь редкое небесное явление, когда тень солнца воспринималась как само светило. С тех пор для меня не составляет труда отличить одно солнце от его тени. Мне не нужно читать линии на руке, чтобы определить, что передо мной не король Наварры, а лишь его тень. Тот, о котором семь лет назад забредший сюда Мишель Нострадамус предсказывал: «Но лишь тень льва его освободит, чтобы, вернув, вернул себе удел людей он». Н-да, это было семь зим назад. Я тогда попросил его уходя закрыть дверь, но он, кажется, забыл.
– И что же, все это время вы не могли ее закрыть? – поспешил удивиться Рейнар.
Тяжелый вздох был ему ответом.
– Если б я только мог! Идите сюда, на голос. Идите, пока не наткнетесь на стол. Пошарьте, на нем должны быть свечи.
– А нельзя как-нибудь: «Крекс, пекс, фекс, свечечка, зажгись!» – спотыкаясь обо что-то, недовольно бросил Лис.
– Нельзя, – отрезал хозяин жилища.
– Кажись, дедуган совсем не так крут, как о нем рассказывают! – попробовал было прошептать Лис, но его слова, подхваченные предательским эхом, зазвучали неожиданно громко и насмешливо.
– Вы хотите, чтобы здесь вспыхнул пожар, как внизу на лестнице? Лучше не рискуйте. Мне огонь повредить не может, а вот вам… поэтому найдите свечи, огниво. Давайте обойдемся без магии.
Спустя десять минут несколько найденных огарков уже горели, вставленные в надбитые горлышки пустых реторт, а запыленные пергаменты были убраны на пол со столешницы, чтобы избежать нечаянного пожара. Теперь мы наконец увидели древнего старца, чья слава все еще гремела по Европе, но чьи дни были подобны чугунным гирям, прикованным цепью к ногам каторжника. Обросший длинными, давно не мытыми волосами и бородой, он полулежал на кровати меж четырех резных столбиков, некогда покрытых
