– И вам удачи, дорогой куманек!
Маленький паровоз, точная копия настоящего, выпустил из трубы облачко дыма и загудел, двигаясь от станции. Крошечный начальник станции с толстым брюхом и гвардейскими усами выкатился из домика проводить отъезжающий состав. Цесаревич Алексей повернул рычаг на малюсенькой стрелке, и паровоз, надсадно пыхтя и стуча колесами на стыках, потащил шесть вагонов на усаженный искусно сделанными деревцами пригорок.
– Ишь ты, как настоящий! – поделился своими наблюдениями один из мальчишек, сидевших рядом с августейшим хозяином железной дороги.
– А как через мост переезжать будет, так ход скинет, – пообещал другой, чуть постарше, очень похожий на первого.
– Вот бы так ероплан запустить, – указывая на висящую под самым потолком копию «Ньюпора», вздохнул первый мальчуган.
– Думай, что говоришь! – громоздкого вида мужчина в форме нижнего чина гвардейского экипажа отпустил мечтателю шутливую затрещину. – Тебе ж только дай, враз изломаешь тонкую вещицу.
– А и вправду, хорошо бы запустить. – Цесаревич поглядел на паривший над головой аэроплан с неясной грустью в больших серо-голубых глазах.
– Помилосердствуйте, Ваше Императорское Высочество. Куда ж ему лететь? – Матрос Деревенько, отец обоих приятелей наследника престола, состоящий при нем дядькой, развел руками. – Нешто такая забавина – птица, чтоб в небе парить?
– А я бы хотел полетать. – Длинные, чуть загнутые ресницы цесаревича Алексея опустились и опять взметнулись, словно птичьи крылья.
– Ваше высочество! Алексей Николаевич, милый! – пробасил Деревенько. – На что оно вам? А если, упаси бог, зашибетесь?
Император, прогуливавшийся с супругой неподалеку по застекленной галерее зимнего сада, с укором покачал головой.
– Не стоило ему лишний раз напоминать об этом.
– Но ведь это правда, Ники. Болезнь смертельно опасна. О ней нельзя забывать ни ему, ни нам.
– Это невозможно забыть, – нахмурился государь. – Это испытание господне больнее всех прочих. И все же, как мои отец и дед, я не желаю, чтобы наследник российского престола рос неженкой, опасающимся всякого дуновения ветра. Я не ведаю, отчего воля Господа столь жестока ко мне, почему столь тяжек жребий, которым он наделяет Россию. Однако будущий государь должен принимать этот жребий со стойкостью и твердостью духа.
– Ники, все это, несомненно, так, и все же по Алексею ли тяжесть царского венца? Вспомни, лишь пару месяцев назад он упал с табурета, его колено опухло, а затем и вся нога до ступни. Если бы не Старец Григорий…
Лицо Николая II помрачнело, он вцепился в наконечник аксельбанта, словно желая оторвать его от шнура.
– Нечего об этом говорить, я помню.
Они продолжали идти молча еще какое-то время.
– Нынче Старец просил меня арестовать некую госпожу Эстер, – меняя тему, прервал молчание император. – Ксения же утверждает, что эта девица обладает великим целительским даром. Но я, признаться, опасаюсь подпускать австриячку к наследнику престола.
– Возможно, ты прав, мой дорогой Ники, – вздохнула Александра Федоровна. – Но знаешь, мне тревожно. Сегодня с Григорием случился какой-то дикий припадок. Я сперва решила, что наши враги пытаются извести его, но это была не отрава. Это… – Императрица замолчала, подыскивая слова. – Даже и не знаю, как назвать. Он был словно одержимый! А затем убежал, не сказав ни куда, ни зачем. Я тревожусь за него.
– Он божий человек. То, что видимо и ведомо ему, закрыто для нас. Оставим его со всем тем, что в нем есть.
– Но он смотрел, и чашки разбивались под его взглядом!
– На все воля Божья!
На кухне стоял дым коромыслом. Поварята крошили лук, кухарки ощипывали птицу, повара в крахмальных белых колпаках вовсю колдовали над сковородами, кастрюлями и соусниками. Все это Лунев различил через открытую дверь винного погреба. Идущий следом сотник мягко подтолкнул его к укрытой от чужих глаз винтовой лестнице, которую Платон Аристархович не заметил, должно быть, поспешно спускаясь сюда несколькими минутами прежде.
«Полсотни ступеней», – повинуясь многолетней привычке, сосчитал он. Полсотни ступеней отделяло винный погреб от библиотеки на втором этаже. Однако теперь здесь почему-то не было ни сервированного столика, ни сидевшего за ним полковника Врангеля, ни оставленного при нем жандарма.
«Что за небывальщина?» – удивленно оглядываясь по сторонам, прошептал Лунев. Идущий вслед за ним сотник легонько тронул его за плечо и указал на окно. За стеклом буйной зеленью цвел сад, и пение радостных птиц свидетельствовало о том, что близится время завтрака.
– Господа, – обратился к спутникам Михаил Чарновский, – я вынужден просить вас временно подняться этажом выше. Боюсь, ваш странный вид может удивить прислугу. Впрочем, они здесь уже ко всему привычны. Я оставлю вас на несколько минут, не более. Мне надо переодеться и отдать кое-какие распоряжения.
Лунев еще раз обескураженно оглянулся по сторонам. Еще четверть часа назад в библиотеке не было ни огромного глобуса в резной деревянной чаше, ни золотого петушка, молчаливо сидящего над ним на изукрашенном каменьями насесте.
– Что здесь происходит? – оглянулся он на атаманца.
– Весна, знаете ли. Благодать! Жить хочется!
– Это все гипноз?
– Ну, для гипноза вы слишком четко шурупаете мозгами. Хотите, я вас ущипну?
– Опять вы паясничаете? – с досадой бросил Лунев.
– Ну, как скажете. Только вы подымайтесь, господин полковник. А то неровен час свалитесь, а мне за вас перед государем отвечать.
Дальше вверх по лестнице они шли молча.
– Пройдите сюда. – Сергей указал на простенок между двумя шкафами, освещаемый высоким стрельчатым окном. – Здесь мертвая зона, проверено, снизу нас не увидят, зато мы будем все видеть и слышать.
– Итак, потрудитесь ответить… – резко начал контрразведчик.
– Тружусь, – с тяжелым вздохом кивнул его недавний соратник. – Как вы сами можете видеть, нынче ясное весеннее утро. Специально для вас уточню – ясное весеннее утро 25 мая 1824 года от Рождества Христова.
– Вы издеваетесь?
– С чего бы вдруг?
В этот момент в библиотеку вновь зашел ротмистр Чарновский. Он снова был в безукоризненном конногвардейском мундире. Однако на этот раз времен блаженной памяти императора Александра I. За ним почтительно двигался осанистый распорядитель стола, на ходу читая вслух длинный перечень блюд.
– …Ужин, как вы и велели, готовится на двенадцать персон. Конечно же: мареннские устрицы с лимоном, закуски: масло сливочное, тунец и креветки. Антре: гренадин из говяжьего филе в мадере и филе пулярки с трюфелями. На холодное мусье Фриар обещает приготовить галантин из молодых куропаток; антреме: побеги спаржи, яблоки с мароскином и клубника со сливками.
– Филе пулярки? – задумчиво повторил Чарновский. – Нет. Передай месье Фриару, что я желаю собственноручно приготовить «шартрез-сюрприз а-ля Пари». Мне понадобятся восемь хороших ровных и круглых трюфелей, сотня раковых хвостов… Ну, да что там, он сам знает. Скажи месье, пусть все подготовит, а я управлюсь с делами и спущусь. Да, вот еще что. Там внизу ожидает молодой офицер. Передай Тихону, чтоб звал его.
– Слушаю, ваша милость!
