обязательно поинтересуются, куда это направляется отряд папской гвардии. Да и… этот мертвец…
– К черту Папу, к черту его гвардию! И Бенчи – тоже к черту! Будь он трижды проклят, акулий выродок! Забудьте о том, что вы были на службе Его Святейшества. В Империи всегда найдется великое множество князей и герцогов, которые не жалуют Папу и рады будут принять на службу таких парней, как мы. Главное сейчас – оказаться по ту сторону границы.
– Но как? – вразнобой послышалось из застывшей в ожидании вожака колонны.
– Когда я был совсем мальчишкой, мои земляки, – улыбаясь воспоминаниям, начал Майорано, – решили раздобыть для себя мощи евангелиста Марка. Они направились в Александрию, где тот претерпел мученическую смерть, похитили его останки, а чтобы обойти мытарей-сарацин, поверх мощей святого нагрузили сала. Магометане погнушались досматривать сундук с мощами. И с тех пор, как все вы знаете, святой Марк является небесным покровителем Венеции. Теобальд, мне нужен гроб…
– Вы что же, намерены предать земле тело святого отца?
– В пекло святого отца! Обойдется без гроба. Не перебивай. Гроб нужен мне, а еще – гнилое мясо и дохлая кошка.
Толпа странников в серых от пыли плащах с надвинутыми на глаза капюшонами, опираясь на длинные посохи, с воем и стенаниями приблизилась к восьмиугольной каменной башне. Нижняя часть ее живо напоминала о могуществе императорского Рима, в то время как верхняя являлась непреложным доказательством мощи Священной Римской Империи германского народа. Посреди скорбной толпы медленно катила запряженная двуконь повозка с черным, недвусмысленного вида ящиком.
Начальник пограничной стражи и трое его людей заступили дорогу процессии, опасливо поглядывая на гроб.
– Кто такие?
Возница приподнял украшенный свинцовыми образками и морскими раковинами капюшон и уставился на стражника отсутствующим взглядом.
– Я спрашиваю, кто такие?! – повысил голос начальник стражи.
– Божьи люди, – со слезой проговорил возница.
– Откуда, куда?
– Из Святой Земли, из самого Иерусалима. Мы везем тело просветленного учителя нашего – преподобного отца Марка, скончавшегося от мучительной болезни в тех самых землях, где Спаситель принял смерть и воскрес к вящей славе Господней.
Страж границы недовольно поморщился, но, памятуя о долге и предписаниях, подошел вплотную к гробу.
– Снимите крышку!
– Быть может, вам, славный воин, не стоит глядеть на это? – всхлипнул Теобальд. – Эта болезнь… О, как это было ужасно! Он умирал, корчась, в течение двух недель, и ни слова жалобы не сорвалось с его уст, лишь благодарил Всевышнего, что претерпевает муки…
– Ну, полно! Открой крышку!
– Быть может, не стоит… Эта болезнь… Она может быть заразна… Это было так страшно – он весь был покрыт язвами, струпьями, кожа слезала с него клочьями…
Начальник стражи поглядел на возчика без прежнего энтузиазма:
– Хорошо, приоткрой гроб.
– Как скажете, господин, как скажете…
Теобальд отложил кнут и взялся за крышку.
– Куда вы везете его? – в спину ему спросил смотритель.
– В Санкт-Галлен. Мы хотели схоронить его там, в Святой Земле, но преподобный сказал, что, поскольку смерть его так ужасна, он не желает своим, с позволения сказать, гниющим трупом осквернять великую святыню христианского мира. – Возница приподнял крышку гроба, и из щели вырвался настолько зловонный смрад, что начальник стражи невольно отшатнулся, однако увидел сквозь нее лежащего человека в облачении, вернее, даже не человека, а гниющий остов, кишащий червями.
– Закрывай! Проваливайте немедленно! – крестясь, крикнул он.
– Благодарю тебя, храбрый воин, – едва сдерживая рыдания, пробормотал Теобальд, взбираясь на козлы. – Бог наградит тебя за доброту! Какая ужасная смерть для столь праведного человека, – вздохнул он.
Толпа со стоном и плачем двинулась вперед. Страж границы, качая головой, глядел, как сотрясаются плечи его недавнего собеседника и как удаляется по горной дороге скорбная повозка.
– Черт, черт, черт! – донеслось из гроба. – Проклятие! А ну сдвиньте крышку, иначе я и впрямь сдохну тут!
Заплаканный Теобальд перестал сотрясаться от беззвучного хохота и бросился выполнять приказ командира, но вдруг…
– Погодите, дон Анджело! Нас догоняют какие-то всадники.
– Этого еще не хватало, – ответили из гроба. – Кто такие?
– Не разберу. Похоже, имперцы. Впереди рыцарь, у него на котте двуглавый орел, но не такой, какой принят по ту сторону Альп.
– С дороги, с дороги! – раздался резкий окрик, по которому всякий, кто хоть раз слышал, мог опознать северянина. – Освободите путь герцогу Сантодоро!
– Зачем так, Брэнар, – возразил на звучном ромейском наречии первому голосу второй, как будто смутно знакомый Майорано.
– Эй, – знатный ромей подъехал ближе к катафалку, – судя по тому, как много вас и какой дальний путь вы проделали, тот, кто лежит в этом гробу, был весьма достойным человеком.
– О да, монсеньор, – начал Теобальд, – воистину, святой жизни. Немало чудес он сотворил в прежние годы.
– Прискорбно, – вздохнул его собеседник. – Всегда печально видеть, как умирают лучшие из лучших…
Майорано услышал звон монет.
– Вот, держи. Увы, это все, что я могу сделать для вас. Не в моих силах оживлять мертвых, но долг христианина позаботиться о живых. Вы, должно быть, давно не ели…
– Господь видит доброту вашу, – скороговоркой затараторил Теобальд.
– Воля Аллаха, – прошептал барон ди Гуеско, – да ведь это же Гаврас! Святая Дева, он-то здесь откуда? Как бы то ни было, Всевышний определенно на моей стороне, раз уж послал сюда старого знакомца.
Майорано притянул колени к груди, уперся ногами в крышку гроба и отбросил ее.
– Богородица Дева и святой Федор Стратилат! – в ужасе выдохнул Симеон Гаврас, с трудом удерживая норовистого коня.
– К черту! Маскарад окончен! Разбирайте оружие! – заорал ди Гуеско, радуясь возможности снова вдохнуть чистый воздух и отодрать с лица гнусные нашлепки из червивого мяса. – Симеон! Друг мой! Ты оживил меня!
Городок Шварцфельд понемногу приходил в себя. Когда близ него вдруг появился вооруженный отряд под неведомым знаменем, горожане подумали, что какой-то очередной разбойничий барон решил пощупать мошну у местных торговцев. Но пока снаряжалось ополчение и запирались ворота, ошибка стала уже ясна и высокий гость Шварцфельда, герцог Сантодоро с эскортом, были достойно приняты в городской ратуше и размещены с максимальным почетом.
Анджело Майорано, шокировавший горожан своим запахом, теперь отмытый в купальне и умащенный ромейскими благовониями, восседал за столом перед герцогом, попивая вино и жалуясь на тяжелую долю:
– После того как мы расстались с вами, я решил навсегда распрощаться с прежней жизнью и поступил на службу Его Святейшества. Вы же знаете, я честный малый. К тому же Господь не обидел меня отвагой, да и в военном деле я кое-что смыслю, так что Папа Гонорий начал отличать меня среди других командиров, сделал бароном и капитаном своей гвардии. Но, увы, злая судьба… Как говорят у нас в Италии: «Если вы увидели, что ручей потек вспять, то, значит, где-то кто-то ответил добром на добро…»
– Что же случилось?
