– О, не спрашивайте, друг мой, не спрашивайте! Это ужасная тайна, из-за которой я чуть не лишился жизни… Да и теперь, – Майорано оглянулся, будто выискивая притаившихся врагов, – лучше, чтобы здесь не называли мое имя.
Он сделал паузу.
– Но вы, герцог, вы имели полную возможность убедиться в моей преданности, когда я доставил вас от Светлояр-озера к самому Херсонесу.
– Рассказывайте и ничего не бойтесь!
– Я узнал страшное, – переходя на шепот и приближаясь к Симеону Гаврасу, сообщил барон ди Гуеско. – Святейший Папа, глава Католической церкви – чернокнижник! До меня и прежде доходили слухи, что он больше любит изящную словесность, чем Святое Писание, что раздает епископские шапки стихотворцам и ораторам, нимало не беспокоясь об их благочестии. Тогда я думал, что это лишь злые языки, наветы и козни завистников… Но как-то мне воочию довелось увидеть лабораторию, в которой понтифик с какими-то темными личностями варил золото и вызывал демонов. И я узрел книгу, полную диковинных значков, которую читали все они, исполняя ритуал-заклинание. Ужас обуял меня, когда я узнал все это, и не смог удержать стон, коим выдал себя. А на другой день Гонорий II велел мне отправляться в Парму – якобы для того, чтобы охранять по дороге во Францию почтенного святого отца. То была ловушка – Гуэдальфо Бенчи, которого все считали святошей, на самом деле был главой сицилийских пиратов! Ему приказали лишить меня жизни, но в самый последний миг я сумел разгадать его замысел. Мы сражались в честном бою, прелат был повержен, я же – вынужден скрываться. Вот она, злая судьба! Вот они – несчастья, преследующие благородного человека по пятам, точно псы – Актеона[34] … – Он смахнул слезу. – Теперь я здесь, в Империи, хотя ума не приложу, куда податься далее.
– Я направляюсь ко двору герцога Швабского.
– Вы думаете, ему понадобятся отважные воины? – не замедлил с вопросом Майорано.
– Быть может, – предположил Симеон Гаврас, прикидывая, что уж ему-то отважные воины точно пригодятся. – Я еду туда на турнир в честь бракосочетания герцога…
– Да, турниры здесь часто случаются, местные храбрецы любят вышибать друг друга из седла. В честь свадьбы, в память святых и бог весть еще ради чего.
– Но в этом случае речь идет о свадьбе герцога Конрада Швабского и Никотеи.
– Вот оно что! – На лице Майорано обозначилась задумчивость. – Значит, вот как. – Он вдруг усмехнулся. – Что ж, если ваша светлость подождет до завтрашнего дня, пока мои парни перегонят сюда коней с той стороны границы, я буду рад присоединиться к вам и, как водится, служить верой и правдой.
Лис поглядел на валлийцев, недоверчиво взиравших в сторону чужаков, на спасенного некогда в херсонесской тюрьме мальчишку, и со вздохом развел руками:
– Капитан, ну ты это видел?
Капитан видел это и был ошеломлен не менее напарника: обезумевшая от восторга толпа, подхватив Федюню на руки, несла его впереди себя, точно переходящее знамя. Каждому не терпелось прикоснуться к несомненной святости диковинного мальчишки, и потому всякий норовил подержать его за руку, подставить ему плечи… Звуки протеста и просьбы Федюни тонули в общем гомоне.
– Теоретически, – смеривая взглядом нескольких вояк, оставшихся охранять «пленников», сказал Камдил по-русски, – уйти отсюда не составит никакого труда.
– И шо оно нам даст? – в тон ему спросил Лис.
– В том-то вся и беда.
– Если валлийский ускаканец, соорудивший здесь мышеловку, успел разнести по округе весть о том, как нас тут заровняли под асфальт, миф о терминаторах святого Бернара растворится, шо тот «Нескафе- классик» – в смысле, без остатка и с отвратительным вкусом. Но тащиться в обозе, будто маркитанская фура, – несерьезно как-то.
– Ясное дело – несерьезно. Да и времени нет. Если руководство настаивает на переброске в Империю, значит, прелестная Никотея развила такую бурную деятельность в лучшем византийском духе, что плоды ее трудов грозят, созрев, проломить не одну коронованную голову.
– А я-то думал, для чего ж дужки на короне сверху прилепили… А это шоб плоды Никотейских происков на голову не падали! Но мы ж тоже не Ньютоны…
– Ньютоны не Ньютоны, а раз Институт настаивает на нашей переброске, значит, основания для этого более чем веские.
– Так шо ж, – Лис с обидой поглядел на торжественное шествие аборигенов, несущих в качестве живого знамени мальчишку, жестикулирующего и безуспешноно пытающегося что-то втолковать окружающим, – уйти, не сказав Федюне ни «здравствуй», ни «прощай»? Устроили, понимаешь ли, забег под девизом «Для бешеной собаки семь верст не крюк», зашугали местных попов, образцово-показательно отгребли в торец и, утершись, пошли спасать Империю от юной топ-модели?
– Лис, я этого не говорил, – остановил напарника Вальдар. – Но справедливости ради должен заметить, что Империю, вероятно, спасать придется. Хотя мне самому пока непонятно от чего.
– Зато ясно от кого. Во девка развернулась! А ты-то хорош! «Небесное создание»… Буквально ангел во плоти! Не все, что с неба – от бога. Радуйся, что страусы не летают.
– Сережа, это к делу не относится. – Камдил состроил недовольную физиономию. – Сейчас мы рассматриваем один-единственный вопрос: задерживаемся тут, чтобы выяснить, какая муха укусила нашего мальчика, или же обижаемся донельзя и отправляемся выполнять институтское задание?
Между тем шествие продолжалось, и среди нестройных криков вдруг послышался чей-то сильный голос, распевно выводивший древнюю балладу.
– Слушай, а че это он там поет? – вдруг напрягся Лис, временами ревниво относившийся к возможным конкурентам менестрельного цеха. – Про какого-то поросенка…[35]
Вальдар прислушался к словам:
– Час от часу не легче. – Лицо рыцаря помрачнело. – Это пророчество Мирддина, который здесь, в Уэльсе, почитается не менее, чем Мерлин во всем остальном цивилизованном мире. Похоже, нашего Федюню всерьез принимают за обещанного владыку, пришедшего из-за моря.
– Он, конечно, заморыш, не без того, однако попрошу учесть, шо за время службы у нас он все-таки слегка отъелся, и его теловычитание приняло легкую видимость телосложения. Но при всем при том, какой из него властитель?
– Лис, не до шуток. Для всех этих людей – он обещанный пророчеством властитель из-за моря! Это Уэльс, здесь пророчества обязаны сбываться, здесь сказать кому-нибудь, что не существует эльфов, фей и прочих изысков фантазии Творца Предвечного – все равно что расписаться в собственном невежестве. И не просто расписаться, а поставить большую круглую печать…
– Лучше треугольную, как на больничном. Не, я все понимаю, но прикидываю – получается, шо Федюня из Сноудона вынырнул никак не в понедельник, а так в среду-четверг.
– Это ты уже никому не объяснишь. Если завтра сей марш протеста сам по себе не увянет, то послезавтра в Уэльсе найдется добрая сотня очевидцев, которые, как ты говоришь, бия себя пяткой в грудь, расскажут в деталях, что Федюня ходил по воде, и именно в понедельник.
– Ага, и вода закипала у него под ногами.
– Не подсказывай!
– Да это я так, к слову… Меня тут вдруг заинтересовало: ежели Андай обладал даром предвидения, узрел за тысячу верст нашего мальчика и так все устроил, что мы вместе с ним приперлись к этому Светлояр-озеру, то не был ли поход задуман только для того, чтобы заполучить Кочедыжника Федора Батьковича в Китежскую школу младших командиров, или как там она называется… Так сказать, подготовка кадрового резерва.
– Если убрать турусы на колесах, – задумчиво сказал Камдил, – ты предполагаешь, что Федюня – новое вместилище Андая?
– Ну-у-у… Что-то типа того. А шо тебя, собственно, так смущает? Обычные змеи время от времени меняют шкуру, а Андай – необычная змея, он вот голову поменял. Учитывая невозможные возможности
