– Что такое Россия? Геополитическое пространство, объединителями которого были все кто угодно, кроме представителей его населения и выразителей его интересов. Рюриковичи – норманны, опиравшиеся на норманнские дружины. После нашествия хана Батыя они отатарились, а освободившись от ига, вырядились в византийские одежды. Москву объявили «Третьим Римом»! Для них государством была не Русь, а Московия; жителями этой страны были не русские, татары или черемисы, а «московиты». Я думаю, все в курсе, что кое-где нас до сих пор называют москалями. Мало того, эти отатаренные норманны оставили нам в наследство мечту об истинной столице нашего государства. Догадались, о каком городе я говорю?.. Так точно – о Константинополе! Им нужна была корона ромейских императоров – ни много, ни мало. А при чем здесь Россия? Иван Грозный удвоил свои земли за счет татарских территорий, захотел стать супругом английской королевы, татарского княжича посадил на собственный престол – а вы говорите: «Россия»! Предки Романовых, получивших власть после Смутного времени, были пришлыми людьми в Великороссии, и вели они себя на манер давно вымерших византийских кесарей. Потом Петр I сообразил, к чему это приведет, и решил модернизировать государство. На чей манер? Правильно – на голландский и немецкий. Кое-как одолев Карла Шведского, он залез обеими ногами в Германию, отчаянно пытаясь породниться с местными князьями. Получилось в Голштинии – и вплоть до революции 17 года нами правили мелкопоместные немцы, которые мечтали стать германскими королями, к русскому же народу относились как к неизбежному злу. Кто любил заигрывать с русскими? Екатерина Великая – стопроцентная немка, которая по достижении возраста климакса стала рядиться в кокошники и изучать особенности русского мата? Александр I, говоривший по-русски с французским акцентом? Алкоголик Александр III, чей отец был наполовину пруссаком, а мать чистокровной немкой из Гессена?
Но в 1917 году нам не повезло еще более. Большевики вообще не интересовались национальными проблемами. Они строили всемирную империю – так уж получилось, что оплотом их идей стала бедная, необразованная, аморфная евразийская глубинка. Но тянуло-то их в Варшаву, Берлин, Париж! Миф о великой России сочинит один злобный грузин, ограбивший половину Старой Европы, но ничем кроме издевки над темными массами этот миф так и не станет.
Таким образом, Россия – иллюзия, созданная пропагандой царского и позднесоветского времени. Историческая родина русских теперь называется Украиной и дел с нами иметь не хочет, расовый тип русских отсутствует, государственные границы неустойчивы, язык вымирает, сменяясь телевизионным суржиком Петросяна и Жириновского, а весь мир отождествляет слово «русские» с носителями безумных и авантюрных планов мирового господства. Скажите мифу о России ДО СВИДАНИЯ!
Завершив на пафосной ноте свою речь, автор книги в поисках одобрения посмотрел на то ли директора, то ли редактора, но тот лишь еще больше вжался в стол. Зато клакеры устроили небольшую овацию.
Один из случайных посетителей шумно встал и, бормоча что-то под нос, ушел с презентации. Автор шмыгнул носом, но мужественно выдержал это испытание. Поскольку молчание затягивалось, Матвей проявил сострадание и поднял руку.
– Вопрос? – всполошился то ли директор, то ли редактор. – Да, да! Конечно! Мы вас слушаем!
– Шереметьев Матвей. «Вечерняя новость». Москва. Не слишком ли много стали в последние годы писать о России – и то, что она была, и то, что ее не было?
– Слишком много, – ничуть не смутился автор. – Учитывая, что такого предмета, как «Россия», просто нет.
Матвей ожидал подобного ответа и уже собирался поинтересоваться, что же в течение стольких веков называли словом «Россия», как позади него раздался задорный женский голос:
– Если России нет, то в каком государстве мы живем? Как оно называется?
Матвей обернулся. То ли, входя в зал, он не заметил эту девушку, то ли слишком увлекся рассуждениями автора и не обратил на нее внимания, когда она вошла. Ее лицо показалось Матвею знакомым – но он определенно не мог вспомнить, где видел ее. Уже много позже ему на ум пришли слова одного из давних знакомых, успевшего к тридцати годам несколько раз жениться и развестись: «Впервые встречаясь со своими будущими женами, я выделял их среди других женщин по одной простой причине – мне казалось, будто я когда-то знал их. Это карма. Прошлые жизни. Что-то я со своими спутницами не поделил в прошлых существованиях, – вот они и явились ко мне, горемычные». Матвей не слишком доверял разговорам о карме, но в тот момент ему показалось, что когда-то он очень хорошо знал эту девушку. Ей было немногим больше двадцати лет, в глаза бросались пшеничного цвета кудри, завивавшиеся мелким бесом, нос уточкой, чуть удлиненные карие глаза. Одета она была в кожаную обтягивающую куртку и джинсы со стразами. Одежда подчеркивала стройную фигурку, однако красавицей девушка Матвею не показалась. Впрочем, она была привлекательна. Даже очень привлекательна. И где же он ее видел?
Разглядывая соседку, Матвей пропустил ответ бородатого писателя. Девушку этот ответ явно не устроил.
– И ради чего тогда вы городили этот огород? – запальчиво произнесла она. – Чтобы рассказать несколько и так известных всем историй? Может быть, напомнить вам, чья кровь текла в жилах английских королей, начиная с Вильгельма Завоевателя? Или, по вашему мнению, Англии тоже не существовало?
Матвей одобрительно кивнул. Дискуссия его интересовала мало: новых идей у автора книги явно не было; вместо ответа он принялся занудно рассуждать о пропаганде нынешней власти, которая забила молодым людям головы всякой глупостью из советских учебников.
– Словоблудие какое-то, – фыркнула девица и, с шумом раздвигая стулья, направилась к выходу.
Матвей смотрел ей вслед, потом смутился, решив, что его взгляд могут посчитать оценивающим, и снова сосредоточился на писателе.
– Коллеги, коллеги, – вмешался то ли редактор, то ли директор. – Давайте будем вести себя пристойно. В конце концов, мы обсуждаем научную книгу, а не передовицу из «Московского комсомольца»!..
– Вы изучаете историю?
– Необязательно быть историком, чтобы знать это. Вильгельм Завоеватель – из нормандцев, Генрих Плантагенет – француз, Стюарты – шотландцы, и так далее. Но ведь никто не будет говорить, что Англии не существовало. Полная чушь!..
Матвей не долго сидел на презентации. Как только друзья писателя начали говорить благоглупости о научном значении «Отсутствующей России», он почувствовал, что засыпает, и, в отличие от блондинки, стараясь не шуметь, стал выбираться из зала. По закону подлости, уже на самом выходе, куртка, которую он нес в руке, зацепилась за спинку одного из стульев, и тот с грохотом упал на пол. Редкое народонаселение зала для презентаций дружно обернулось к нему. Чувствуя, что против воли краснеет, Матвей пробормотал извинения и поспешил ретироваться.
Девушку он встретил у стенда университетских издательств. Она с увлечением листала книгу о тайных учениях гностиков – еретиков, живших в первые столетия после Рождества Христова. Матвей не любил книги, в которых примечания занимают бoльшую часть страницы, но девушка, видимо, имела на этот счет собственное мнение. Она увлеченно водила по одной из таких страниц пальцем, явно находя удовольствие во всяческих латинских, греческих, немецких словах, которыми были густо снабжены примечания.
Матвей выбрался из зала не для того, чтобы найти ее, но, увидев, нисколько не удивился, как будто так и должно было произойти. Ощутив на себе его взгляд, она подняла глаза и улыбнулась:
– Вам уже надоел тот жирный тип?
Перекинувшись несколькими фразами о графоманах и их издателях, они решили подкрепить свои силы при помощи кофе и отправились в кафе, расположенное этажом ниже. Там стояли густые клубы табачного дыма – почти все столики были заняты писателями, издателями и книгопродавцами: попивая дешевый коньяк из пузатых рюмочек и забивая пепельницы до отказа окурками, эти люди вершили Историю. Заключались договоры, продавались тиражи, создавались издательские Антанты. Кое-кого из этих людей Матвей знал, в другое время он подсел бы к какой-нибудь из компаний, чтобы услышать свежие новости или, по крайней мере, сплетни. Но в этот раз он всего лишь кивал в ответ на приветствия, решительно направляя девушку к свободному столику.
Девушку звали Варварой, и она сразу согласилась, чтоб ее называли просто Варей. Историю она не изучала, но любила – ее отец преподавал историю Европы в Петербургском университете.
– Приучили уважать и седую древность, и не очень седую. Когда мне было десять лет, отец устраивал экзамены: кто родоначальник династии Капетингов? Откуда произошли Бурбоны? Сколько Генрихов правило Британией? Если отвечала правильно – хвалил и угощал чем-нибудь сладким. Наверное, мне стоило бы
