Еще шестьдесят лет. Те, кто родился сейчас, успеют воспитать детей, увидеть внуков. А потом где-то в Палестине возведут столб и подвесят на него человека, который объявит себя Царем. И на землю прольется огненный дождь. Там, за небесами, уже все предопределено, все судьбы взвешены. Мир – старый и беспомощный калека: что он может противопоставить решению богов?
И не имеет смысла тянуть. Клеопатра опустила глаза, поискала Антония среди воинов, вышедших из города. Там царил беспорядок. Несколько всадников скакали в сторону отрядов Октавиана. Перебежчики? Похоже на то. Остальные следуют за Антонием. Вот он в алом плаще носится перед ровняющими ряды легионерами. Наверняка напоминает о Цезаре, призывает к подвигу, уговаривает совершить напоследок что-то стоящее… Многие ли пойдут за ним? Кто из них знает, что все происходящее уже не имеет никакого значения?
Клеопатра отвернулась. Антоний хотел красивой смерти, но ни смерть на поле боя, ни подвиги ее уже не интересовали. Пусть каждый из них спасется от будущего по-своему. «Во дворец!» – приказала она и, сопровождаемая кудахчущими служанками, спустилась со стены.
– Я даже представить себе не мог, насколько был прав! Достаточно копнуть, и появляется столько замечательных персонажей! Вот, например, Михаил Скопи?н-Шуйский, племянник царя Василия Шуйского. Он жил за сто лет до Петра I, но был похож на нашего царя-реформатора почти во всем. Носил европейскую одежду, приглашал военспецов с запада, единственный из русских полководцев того времени, который не боялся ни казаков, ни татар, ни поляков. Сражений почти не проигрывал, воевал не числом, а умением. Кто знает, останься он в живых, может, и не пришлось бы Козьме Минину поднимать Россию на помощь Москве, а вместо Романовых правили бы нами потомки Шуйских!
Шереметьев-младший отдавал себе отчет в том, что он крайне взволнован. Это было удивительно, ведь жизнь анахорета он не вел и часто приглашал к себе девушек – особенно когда понимал, что добыча уже в его руках. Еще за час до того, как Варвара пришла к нему в гости, он был настроен на волну Дон Жуана. Но стоило раздаться звонку домофона, как началось неожиданное испытание.
Их знакомство длилось неделю – почти бесконечность для начала легкой интрижки и почти ничто, если речь идет о более серьезных отношениях… Впрочем, Матвей пока что внутренне содрогался от одной мысли о серьезных отношениях с кем-либо.
Рассказывая о результатах своих недельных поисков, он больше смотрел на бокал с вином, который держал в руке, чем на девушку. Скопин-Шуйский помогал Шереметьеву справиться с волнением.
– Ему было всего двадцать два, когда его фактически назначили спасителем отечества. Возраст Александра Македонского. Скажешь, преувеличиваю? Ничего подобного: царь направил его в Новгород, собирать северные ополчения и договариваться со шведами о вспомогательной армии. Василию Шуйскому рассчитывать больше было не на кого: Тушинский вор подмял под себя почти всю Россию…
Матвей понимал, что говорит не слишком связно, но поскольку Варя знала русскую историю, они понимали друг друга без труда. Речь шла об одном из родственников Василия Шуйского, приходившихся «боярскому царю» четвероюродным племянником. Он родился в 1586 году и происходил из числа семейств, которые при любом правительстве были на виду. Началась его карьера при Лжедмитрии I, который назначил молодого боярина «великим мечником», введя в число близких себе людей. Когда Михаилу исполнилось девятнадцать лет, Лжедмитрий направил его за Марией Нагой, матерью несчастного царевича Дмитрия, именем которого назвал себя претендент на русский престол.
Дмитрия убили в 1591 году, когда бедному мальчику было всего девять лет. Убили, судя по всему, по приказу Бориса Годунова; впрочем, мальчик, страдавший эпилепсией, мог и сам зарезать себя. Когда человек, назвавший себя чудесно спасшимся царевичем, стал русским царем, у матери настоящего Дмитрия был непростой выбор – возмутиться глумлением над памятью о ее ребенке или же признать самозванца, в мгновение ока поднявшись на вершину власти, и отомстить за свое настоящее дитя. Отсюда понятно, что молодому Скопину-Шуйскому была доверена весьма деликатная задача. Что он мог узнать от Марии Нагой, вдовы Иоанна Грозного, нам остается только догадываться.
Едва Василий Шуйский стал царем, «великого мечника» отправили воевать с повстанцами Болотникова. Единственное серьезное поражение за свою военную карьеру Скопин-Шуйский потерпел именно от них. После этого научился осторожности и рассудительности, стал прислушиваться к советам западных военных людей, которые приезжали в Москву.
Когда на месте отрубленной головы первого самозванца выросла другая, еще более уродливая, и в Тушинском лагере Лжедмитрия II оказались не только поляки с казаками, но и все, кто завидовал стремительному возвышению Шуйских (в том числе и отец первого царя из династии Романовых), царь Василий попытался опереться на помощь из-за рубежа. Скопина-Шуйского отправили в Новгород, чтобы заключить союз со Швецией и вытребовать у той наемное воинство.
В этой истории присутствовал один пикантный момент. Дело в том, что шведский король Карл IX имел не больше прав на престол, чем польский король Сигизмунд Ваза, происходивший из шведской королевской фамилии. Если бы Сигизмунд или его ставленники захватили Россию, Карл едва ли усидел бы на престоле. Поэтому договориться с ним было несложно.
Шведы прислали восемь тысяч наемников – скандинавов, немцев, шотландцев, французов, – во главе с Понтусом Делагарди, полководцем из славной фамилии, давшей Швеции нескольких блестящих генералов.
Вместе с Делагарди Михаил Скопин-Шуйский разгромил отряды тушинцев, освободил Тверь и поволжские города, а затем прогнал сторонников Лжедмитрия II и от Москвы. В марте 1610-го его торжественно встречали в Белокаменной. Народ видел в нем настоящего мессию, по Москве пошли рассказы о предсказании, которое сделал некогда Георгий Фрязин, то есть итальянец, слуга-астролог Ивана III, того самого царя, что назвал Москву Третьим Римом. Фрязин якобы утверждал, что власть над всем христианским миром установит государь двадцати пяти лет, который будет дальним родственником московскому царю, зато в жилах его будет течь кровь родителей Христовых.
Тут же стали изучать родословную Скопиных. Евреев на Руси всегда было много, в том числе и крещеных. Некоторые из них становились церковными иерархами, вроде Жидяты, одного из первых епископов Великого Новгорода, другие выслуживались до ближайших советников старых Рюриковичей. Найти среди них того одного из далеких предков Скопина-Шуйского, а затем объявить его потомком Иосифа-плотника, мужа Девы Марии, труда не составляло. Мы не знаем, как реагировал на все эти рассказы молодой Скопин-Шуйский: льстили ли они ему, или же он просто подсмеивался над досужими болтунами. Но человек он был непростой: подобно Ивану III и Ивану Грозному, окружил себя учеными и алхимиками из Европы, читал старые, забытые толкования на Ветхий и Новый Заветы, особенно интересовался летописями, которые рассказывали о Владимире Святом, крестителе Руси. Еще находясь в Новгороде, встречался с посланцами северных городов – Хлынова, Холмогор, Тобольска, Белоозера – и подолгу расспрашивал их о диковинных вещах: например, помнят ли на Камне и за Камнем (то есть на Урале и за Уралом) о древних царствах, которые здесь когда-то существовали, и не находили ли там потомков белых голубоглазых людей, которые некогда правили тамошними краями. О том же спрашивал и у шведов: нет ли в их землях преданий о счастливых племенах, живших некогда за Полярным кругом?
Слава – штука опасная для жизни и здоровья. Скопину-Шуйскому пришлось испытать эту истину на собственной шкуре. Среди московских бояр было достаточно таких, кто предпочел бы оставаться хозяевами жизни при слабом правителе, чем истово и усердно служить православному государю христианского мира. Не нравились некоторым из них и астрологи и алхимики, которых Скопин-Шуйский пригласил в Новгород, которые якобы помогли ему своим ведовством одолеть войска Тушинского вора, а затем приехали в Москву. Очернить его перед царем труда не составило: тот и сам боялся славы и военной удачи своего дальнего родственника.
Однажды Скопина-Шуйского пригласили на крестины к князю Воротынскому. Не желая портить отношения с одной из старейших боярских фамилий, тот пришел на праздник. Здесь же присутствовала царская семья, в том числе Дмитрий Иванович Шуйский, младший брат царя, особенно ненавидевший молодого и удачливого полководца. Согласно общему мнению, именно его жена, Екатерина Шуйская, кстати, дочь печально известного Малюты Скуратова, поднесла Михаилу чашу со смертельным зельем. После этого пиршества Скопин-Шуйский жил недолго: он умер 8 апреля 1610 года и был похоронен в Архангельском соборе Кремля – фамильной усыпальнице Московских Государей.
Василий Шуйский сделал все, чтобы представить гибель своего лучшего военачальника как трагическую
