В ответ Светка расплакалась. Нет, она элементарно разревелась, как девочка в песочнице, потерявшая любимую лопатку. Она плакала искренне, навзрыд, размазывая слезы по лицу, пытаясь что-то сказать в перерывах между приступами:
– Неужели… ты…. понимаешь… не…. не понимаешь… дурак… надеялась… тупой… давно … я думала… кретин… друг у него… да она… как же я… подавись… не хочу… давно… люблю… тебя …
Не выпендривайтесь в такие минуты, не стройте из себя настоящего мачо, засуньте подальше свое мужское самолюбие и железный характер. Постарайтесь оставаться человеком, не забывая, естественно, что вы мужчина. Это не догма и даже не правило. Это выстрадано.
– Успокойся, приведи себя в порядок, нам предстоит сумасшедшая незабываемая ночь. Идем в поход по ночным клубам. Но потом… Потом я отвезу тебя к тетке.
Она у меня умница. Через несколько минут раздался возглас:
– Куда подевался утюг?
Так определился новый этап в моей суматошной жизни. Подведя некоторые промежуточные итоги, я пришел к неутешительным выводам: своего основного капитала я лишился практически полностью (пришлось выплачивать и набежавшие проценты по «счетчику»; о них, к счастью, Рима не узнала), квартира «ушла» до лучших времен, арендованный мною офис пришлось вернуть хозяевам. Очень много усилий понадобилось на трудоустройство немногочисленного коллектива: секретаршу и водителя удалось пристроить в банк, главного бухгалтера и еще двух человек – в партнерскую фирму. А Муся незадолго до этого самостоятельно покинул меня, заявив, что у него чутье на неприятности, – и, как видите, оказался прав. Многие из моих сотрудников не скрывали слез при расставании и заверяли, что вернутся при первом же полученном от меня сигнале. Не скрою, мне было приятно это слышать.
Позабавила завскладом Юля, искренне сокрушавшаяся о закрытии фирмы. Наши женщины устали носить ей валерьянку, а я растрогался до глубины души. Однако истинной причиной горя, как оказалось, стала ревизия склада, вскрывшая ощутимую недостачу. Но никто ее не осудил, она так страдала, что пришлось отпустить с миром. Согласитесь, для своей профессии она не сделала ничего необычного.
Я знал, что дядя Женя вскоре вызовет меня на разговор, – он не из тех, кто забывает об оказанной услуге. С другой стороны, мне не хотелось ставить его в неловкое положение, в конечном счете, помочь Риме было моим самостоятельным решением, мне этого хотелось, иначе и быть не могло. Получается, что дядя Женя ничем мне не обязан. При встрече постараюсь как-нибудь внушить ему это, не вдаваясь в излишние подробности.
Встреча состоялась почти по тому же сценарию, что и в последний раз. Но дядя Женя, усадив меня в кресло, задал неожиданный вопрос:
– Чем предполагаешь заняться?
О Риме ни слова. Удивительный человек.
– Пока не решил, придумаю что-нибудь.
– Есть такое государственное предприятие, занимающееся банкротством других предприятий, ты меня понимаешь? – Я кивнул. – Пойдешь туда.
Вообще-то я хотел заняться получением прибыли, или, другими словами, бизнесом, а не банкротством. Увидев мое замешательство, дядя Женя нахмурился.
– Что тебе не нравится, Олег? Сегодня банкротство – самое прибыльное дело. Ты газеты читаешь? Банкротству подвергаются предприятия, имевшие недавно рентабельность до пятисот процентов.
Та-а-ак, я почувствовал запах жареного (предпочитаю жареное вареному) и обратился в слух. Заметив это, дядя Женя оживился.
– Предположим, кому-то необходимо заполучить в собственность государственный завод или фабрику, подчеркиваю, в частную собственность. Просто купить – денег жалко или их не хватает. Что делают эти кто-то? Они доводят предприятие до, как говорится, последней черты: огромные долги по налогам, по зарплате работникам, невозвращенные кредиты банкам. У государства возникает сильнейшая головная боль: что делать с таким предприятием? Единственный выход – процедура банкротства. Имущество предприятия описывают и продают с аукциона. Обрати внимание, не само предприятие, а его имущество. В этом принципиальная разница. И занимается этим то самое государственное предприятие, о котором я сказал ранее. Каждому банкроту назначается уполномоченное лицо, задача которого продать имущество и рассчитаться с накопившимися долгами. И если вырученных денег не хватает, то, что ж, видно, не судьба. Но покупатели имущества, естественно, остаются в выигрыше. Чистое, незапятнанное предприятие, без каких-либо долгов и совсем не дорого. Теперь тебе все понятно?
Когда-то в детстве я прочитал у Маршака – помните? – «владелец заводов, газет, пароходов», и заявил отцу, что хочу быть таким же, за что и получил серьезный нагоняй в виде лекции о вреде оппортунизма в нашей коммунистической среде, классовом самосознании и т. д. От мечты я не отрекся, искренне надеясь заработать столько, чтобы иметь собственные «заводы, газеты, пароходы». Но, покрутившись в бизнесе, понял: чтобы заработать, надо иметь, а чтобы иметь, надо заработать. Порочный круг.
Я незамедлительно дал согласие. Дядя Женя, удовлетворенный моим ответом, продолжал напутствовать:
– Только помни, в таких делах сталкиваются интересы очень многих людей. Научись их различать. Умей слушать и слышать. Помалкивай. Помни о главном и не забывай о мелочах. Будь благодарен. Не торопись и не медли. Научись правильно и учтиво говорить «нет». Советуйся и согласовывай. Не подставляйся. Не суетись и не бойся. Я буду рядом.
Каждая фраза как лозунг. Или как аксиома.
Первый блин, естественно, вышел комом. Предприятие под громким названием Государственная торгово-посредническая компания на самом деле оказалось пустышкой. Помещения и офисы давно имели новых хозяев, на счету в банке не было ни копейки. Обрадовавшие было запасы французских духов на поверку оказались польской подделкой с истекшим сроком годности. Санэпидстанция категорически запретила выставлять их на продажу как опасные для здоровья. Оставалось несколько тысяч пар ботинок (мне это слово неприятно, навевает грустные воспоминания), изготовленных еще в те, «застойные» времена, и грузовик, точнее, корпус от грузовика, все его внутренности давно функционировали в других, неведомых мне автомобилях.
Покопавшись в документах, я пришел к выводу, что бывший директор компании держал направление на… тюрьму. Он за бесценок распродал складские и офисные помещения, товар, имевший хотя бы какую-то материальную ценность, и только после этого подал документы на банкротство. Однако мое руководство мягко намекнуло мне, что уголовное преследование нерадивых руководителей не входит в мою компетенцию, и шепотом добавило, что преследовать его некому, так как главный прокурор города приходится бывшему директору родным братом.
Зато в тюрьму отправились те самые злополучные ботинки.
– Мне заключенных кормить нечем, не то что обуть, – жаловался начальник тюрьмы. – Получается, что ты меня выручил, дешевле обувь не найти.
Следующий проект был более обнадеживающим. Банкротству подлежал продовольственный магазин. Поразительно, у нас прогорают магазины! Особенность его оказалась в том, что магазин, находясь в оживленном месте, принадлежал одному из пригородных сельсоветов, председатель которого посчитал сложившееся положение несправедливым.
– Зачем сельсовету магазин? – доказывал он. – Разве может сельсовет эффективно управлять магазином? Только частник способен справиться с этой задачей.
Естественно, частником должен был стать сам председатель.
– А как же сельсовет? – недоумевал я.
– А я не гордый, уступлю свое место другому, желающих хватает.
Объявление об аукционе по продаже магазина (так положено по закону), по настоятельной просьбе председателя сельсовета и с согласия моего руководства, вышло в малотиражной
