убожество!
Андрей согласно кивал головой, задумчиво почесывая бороду.
– Поэтому я предлагаю следующее: впредь памятники ставить только с отвинчивающимися головами. Пришла новая власть, изменились симпатии народа, пожалуйста, вот вам новый памятник. И ничего не надо ломать. Оперативно и экономно! Как думаешь, Андреич, меня поймут?
– Не поймут, – грустно улыбнулся Андрей.
– И нельзя иначе, обидятся на всю жизнь, – с улыбкой прокомментировал он свое «серьезное» отношение к такой «идее».
Мы стали встречаться все чаще – как старые знакомые, почти как друзья. Выставки, концерты, презентации сборников стихов и «посиделки» – его словечко. Андрей любит собирать творческие тусовки, разномастные, шумные, веселые. Постепенно и меня на этих посиделках стали считать своей. К сожалению, эти мероприятия сопровождаются обильным количеством употребляемого алкоголя и совершенно бесконтрольным полетом их безудержной любовной фантазии. Влюбляются они сразу после первой выпитой рюмки в сидящего рядом представителя противоположного пола, после второй звучат душераздирающие признания, после третьей их руки начинают переплетаться. После четвертой или пятой принятой рюмки я спешу ретироваться, так как их воспаленное воображение начинает реализовываться в страстных поцелуях и (уже в мое отсутствие) других, более откровенных телесных контактах.
Андрей оберегал меня от чужих притязаний, но не мог уберечь от собственных. Однажды он сделал попытку поцеловать меня. Честно признаюсь, было приятно осознавать, что я ему нравлюсь, чувствовать его взволнованное дыхание, смеяться от щекочущей бороды.
– Я не могу, Андрей. – В тот вечер я впервые обратилась к нему на «ты».
Надо отдать ему должное, он взял в себя в руки, глубоко вздохнул:
– Я подожду.
Я видела, как трудно ему было сдержать себя, но что я могла поделать?
Близился день открытия выставки. Выставлялись впервые собранные воедино работы давно умершего художника. Один известный писатель неожиданно упомянул его в одном из последних романов, и в стране проснулся интерес к его творчеству. Действительно, ранние работы художника были хороши, но особый интерес для публики был в картинах последних лет, в период, когда он полностью выжил из ума и его безумная фантазия выражалась на холсте мрачными и низменными сюжетами. Некоторые работы поражали фантасмагорической порнографией, отталкивали и пугали. Но именно это и вызывало восторг публики, важно прицокивающей языками. К сожалению, и Андрей разделял это восхищение.
– Тебе кажется это грязным? Ведь в этом наша сущность, родство с природой, а оно не может быть чистым, наши животные инстинкты руководят нашей же духовной жизнью. Разве не так?
В чем-то он прав, сегодня секс и любовь неразделяемые понятия, любовь даже стала отходить на второй план, если вообще еще не исчезла.
От грустных размышлений и «сладострастных» мечтаний оторвал меня тот, кто, будь он понастойчивее (например, как Андрей), то, возможно, добился бы того, чего… чего… Чего надо, того бы и добился!
– Слушаю тебя, Олег, – холодно проговорила я.
– Рима, очень важный разговор, конфиденциальный, надо встретиться.
Ни капельки эмоций! Хочешь встретиться, пусть даже по делу, – будь нежнее.
– Некогда мне, Олег, мы готовимся к выставке.
– Какой еще выставке? – Он думает, что в мире не существует проблем, кроме его собственных.
– Это неважно, я занята, позвони через пару дней, пока, – классная получилась фраза, без интонаций, на одной ноте, с умеренной порцией вредности. Сейчас будет уговаривать.
– А почему не приглашаешь? Или я не достоин? – удивился Олег.
– Тебе это интересно? Хорошо, пришлю пригласительный билет, – съязвила я.
– Приду с удовольствием, но встретиться нам нужно непременно сегодня.
Так, придется-таки встретиться. А то, глядишь, побежит жаловаться папе. Где? У него? Ни за что! Ему надо, пусть сам и приезжает. Ко мне? Наташа опять будет пялиться. В ресторане? Исключено. Ладно, пусть приезжает сюда, и черт с ней, с Наташей.
– Хорошо, приезжай в магазин, – вообще-то и Андрей обещал подъехать, показать афишу. Ну и что? У меня с ним только деловые отношения. Да какие бы они ни были, Олега это не касается.
Олег подъехал через пятнадцать минут.
– Рима, я рад, что у тебя все в порядке, – улыбнулся он.
– Олег, я тороплюсь, давай к делу.
– Ты кого-то ждешь? – нахмурился Олег.
Черт его подери!
– Нет, просто у меня много дел, – как можно спокойнее ответила я.
– Хорошо. Рима, я хочу заложить акции холдинга и получить под них кредит.
– Что надо подписать? – спросила я.
– Ты не понимаешь или притворяешься? – изумился Олег.
– Я знаю, ты глубоко порядочный, исключительно правильный и очень ценимый моим папой человек, – я говорила очень спокойно, почти без ехидства. – Надо, значит надо. Давай твои бумаги.
– Не язви. Подпиши и ничего не говори отцу, я потом ему все объясню.
Это что-то новенькое!
– Я правильно тебя поняла? – уточнила я. – Не говорить отцу?
– Правильно. Я хочу реализовать проект, который поможет холдингу решить все финансовые проблемы. Не хочу заранее волновать дядю Женю.
Они всегда меня используют в своих интригах, я это проходила. Дудки!
– Тогда ты должен все объяснить.
– Для этого я и приехал. Мы должники, акции многих предприятий заложены в разных банках. Причем долг нарастает ежедневно. Проблемы не разрешить обычными методами. Поэтому я решил купить банк.
Название банка повергло меня в шок. Крупнейший государственный банк, в его приобретении наверняка заинтересованы самые крупные личности в стране, если не сам Максим. Он в своем уме?
– Парадокс в том, – продолжал Олег, – что они хотят продать его чисто, по всем правилам, чтобы никто, особенно за рубежом, не обвинил наших чиновников в коррупции. Понимаешь?
Я кивнула, они приучили меня молчать, когда сами изрекают.
– И вот тогда я его и куплю, ведь они не готовы предложить высокую цену, потому что не ожидают конкурентов. Понимаешь?
– Не задавай этот идиотский вопрос!
– Да-да, извини, – я почувствовала, что он загорелся, в нем проснулся настоящий мужской азарт, я бы сказала, страсть, – потом будут проблемы, но это уже потом, отобьемся. Я
