Аркадий Натанович знал Камчатку, знал острова.
Не раз допрашивал захваченных погранцами японских браконьеров.
Рассказал, как однажды выбросили его группу на остров Алаид. Остались у него и у двух погранцов четыре ящика с продуктами. Когда открыли, выяснилось, что во всех четырех — сливочное масло, причем прогорклое. А кругом океан, с Куро-Сиво несет туманом. Сладкий ад, острова, территория греха, юность.
<…>
И сам вспоминал странные вещи. Например, японских браконьеров — у них на куртках висели комсомольские значки. Для красоты и на всякий случай. И как добывал спирт у вертолетчиков в Петропавловске-Камчатском. Система антиобледенения вертолетов работает на чистом спирту, ужас, как много пропадает качественного товара!
В свое время рассказчик, поведав мне эту историю, высказал пожелание, чтобы при его жизни на русском языке она не появлялась. И рассказ был опубликован… на латышском. Теперь настало время перевести его обратно. Рассказчика звали Аркадий Стругацкий.
Ты знаешь, что такое эрликон? Правильно: авиационная пушка. И что у нее четыре ствола, тоже знаешь? Молодец! А ты палил из всех ее четырех стволов по людям? Так, чтобы ошметки в воздух летели? Нет? Ну, тогда ты многого в жизни не видел…
…Тогда мне было двадцать шесть лет, и я был единственным знатоком японского языка на полторы тысячи километров в округе. До сих пор не представляю, зачем я был нужен в том отдаленном камчатском гарнизоне, ибо поездка на Хоккайдо мне явно не светила — во всяком случае, в этом столетии. Понять сию ситуацию не мог даже начальник гарнизона и, чтобы хоть чем-то занять меня, возложил на мои лейтенантские плечи обязанности начальника химической защиты. То был благородный жест с его стороны: он алкал духовной пищи, и я удовлетворял его возвышенные стремления, рассказывая ему о нежной Сей-Сёнагон и ее «Записках от изголовья» и водяных Рюноске. Думаю, что этот высокий пост я получил как оценку своего интеллектуального потенциала. Он означал, что у меня было вдоволь спирта и куча свободного времени. После проверки наличия противогазов и исправности системы громкого оповещения мне оставалось только пить, что я не без удовольствия и делал.
Собутыльники у меня были отменные, но, чтобы не отвлекаться, сейчас рассказывать о них не буду.
Как-то утром просыпаюсь я у себя в землянке. Шли пятидесятые годы, и о таких глупостях, как бытовые удобства, не приходилось и мечтать. Мы знали — и если кто-то забывал, то ему каждый второй день вбивали в голову — что мы стоим на передовом посту охраны нашего социалистического отечества и что враг не дремлет. В то утро я спал крепким здоровым сном молодого офицера, нимало не заботясь, бодрствует ли враг или нет. Впрочем, мы и во сне стояли на вахте. Так что, когда меня разбудили, я, еще не открывая глаз, сразу же попал в сапоги, успев даже намотать портянки, а выпрямляясь, уже затягивал ремень.
— Командир зовет, — сказал вестовой.
— Что за дела? — по пути спросил я.
— Не знаю, — услышал я в ответ. — Сказано было, чтобы шел побыстрее.
Явившись, я отрапортовал о прибытии. Рядом с начальством сидел незнакомый капитан, который оценивающе посмотрел па меня. Это мне не понравилось.
— Говорят, что вы японский знаете, — сказал он.
— Так точно, — ответил я.
— Что кончали?
— Институт военных переводчиков, — доложил я и хотел добавить «с вашего разрешения», но воздержался, потому что в армии, случалось, шуток не понимали.
— Насколько хорошо знаете язык? — последовал еще один вопрос.
— Прилично, — смело ответил я, зная, что все равно экзаменовать меня никто не будет.
— Годится, — сказал капитан и добавил: — Собирайтесь!
— Слушаюсь, — сказал я, и повернувшись кругом, услышал, как он мне в спину сказал:
— Много барахла с собой не берите, вас обеспечат.
«Это что-то новенькое, — подумалось мне. — Куда же меня — в Японию, что ли? В логово зверя?»
Через пару часов я, расставшись со своей землянкой, оказался в районном центре, где прямиком направился в штаб дивизии. Толком я так ничего не понимал, кроме того, что погода отвратная, что сапоги у меня по самые ушки в грязи и что неплохо было бы простирнуть подворотничок.
Долго ждать решения своей судьбы мне не пришлось. Командир дивизии пожал мне руку и сообщил, что я поступаю в полное распоряжение «вот этого товарища». Только сейчас я заметил, что за столом сидит какой-то неприметный майор: он был лысоват, с курносым носом и хитроватыми глазками.
— Пошли, лейтенант, со мной, — сказал он и, проведя меня в какую-то комнатку, внимательно посмотрел на меня, после чего вынул из шкафчика початую бутылку спирта и налил мне щербатый стаканчик. — Взбодрись! — чутко уловив мое состояние, приказал он.
Взбодрившись, я осведомился, не работает ли товарищ майор по совместительству и добрым волшебником — что-то в его поведении подсказало мне, что я мог позволить себе такую вольность.
— Хм, — сказал он, — свои догадки по этому поводу ты выложишь несколько погодя. — Последние его слова тут же отбили у меня охоту ерничать, и я понял, что все время, пока буду находиться в его распоряжении, должен буду слушаться его, если не как господа бога, то как полномочного представителя на земле.
Тут же стало ясно, что мой временный начальник — весьма деловой человек. Критически осмотрев мою шинель с измазанными грязью полами, он приказал ее скинуть и вручил мне короткую куртку на коже. Пока я ее примерял, он вытащил из шкафчика короткий десантный автомат и подтянул ремень, чтобы он у меня не болтался, а аккуратно лежал под рукой.
— А теперь, лейтенант, — сказал он, — знаешь, чем нам предстоит заняться?
— Никак нет, товарищ майор! — бодро отрапортовал я.
— Да брось ты это титулование, — поморщился он. — Можешь звать меня Серафимом Николаевичем. Или дядей Симом. Значит, начнем с того, что пару часиков поспим.
Как-то неудобно стоять, когда начальник предлагает прилечь. Подложив куртку под голову, я послушно вытянул ноги, ни черта не понимая, что происходит.
Ну, хорошо — допустим, меня вызвали на курсы повышения квалификации начальников службы химической защиты — это я еще могу понять. Но почему в такой спешке? Что за странные вопросы о знании японского? При чем тут этот майор, типичный тыловик? И автомат еще какой-то… Мы что, собираемся отбить у соседней части груз мороженой свинины, создав при том впечатление, что напали самураи — банзай! Так ведь, если попадешься, бандиты из спецотдела пристрелят на месте…
Когда я открыл глаза, майор уже был в полной боевой готовности — в такой же куртке и с автоматом под мышкой.
— Давай, давай, — поднял он меня и серьезно добавил: — Развалился тут себе, и не добудишься.
Уже смеркалось, когда мы двинулись в сторону порта. Я понял, что нам предстоит отправиться на материк на грузовом судне, потому что мимо военной гавани мы прошли, даже не глянув в ее сторону, но окончательно перестал что-либо понимать, когда мы не остановились и у торгового порта. Тропка становилась все уже, извиваясь между непросыхающих луж и груд щебенки.
— Не споткнись, — сказал майор, ныряя куда-то вниз. Я последовал за ним, и едва не пропахав задом по земле, стал опускаться по крутой тропе, которая вела до уреза воды, исчезая на берегу маленького заливчика, который сверху было и не приметить. На его глади болталось сооружение, которого раньше видеть мне не приходилось: низко сидящее на воде почти круглое судно; над палубой, заваленной мотками канатов, возвышалась небольшая рубка, а на корме стояла закрытая брезентом какая-то штука, весьма смахивающая на орудие.
— Привет, майор, — сказал какой-то замурзанный мужик, вынырнув из дырки на палубе. — Я уже заждался. А это кто с гобой?
— Привет, боцман, — ответил майор, он же дядя Сима. — Ожидание кончилось, запускай двигун. А это… ну, скажем, наш помощник.
Боцман деловито смерил меня взглядом с головы до ног и осведомился, как у меня обстоит дело с рвотными спазмами. Я ответил, что до сих пор бог миловал, на что мой собеседник хмыкнул и сказал, что на этом корыте самого господа бога (так он выразился) вывернет наизнанку.
Мы спустились в узкую каютку, где майор показал мне лавочку шириной в два спичечных коробка и предложил устраиваться «как дома». Я по-прежнему ничего не понимал, ровным счетом ничего, кроме того, что спрашивать не имеет смысла — так и так я буду оставаться в неведении до последней минуты, а когда эта минута придет, я буду знать только то, что мне сочтут нужным сказать, и ни капли больше.
— Значит, по-японски тянешь? — спросил майор, с кряхтением стягивая сапоги.
— Тяну, — согласился я.
— Ну, скажи что-нибудь, — попросил он.
— Чего прикажете? — с нажимом осведомился я, ибо в армии, особенно младшие офицеры, терпеть не могут таких неопределенных полуприказов- полупожеланий.
— А что хочешь. Ну, например… а за окном хорошая погода, мне месяц светит прямо с небосвода. Можно не в рифму.
— Пожалуйста, — выдал я заказ. — Чистый спокойный свет льет с неба луна, с горных вершин летит ветерок. Примерно так. — Естественно, по- японски.
— Годится, — с удовлетворением сказал майор и снова закряхтел, стаскивая второй сапог. — Словом, так, лейтенант, — теперь он говорил серьезно, — скоро мы встретим одного человека. Как скоро, сказать не могу. Это зависит от погоды и от нашего боцмана. Времени у нас будет… ну, скажем, не очень много. Твоя задача — сразу же выслушать, что он скажет. Выслушать и зафиксировать. Слово в слово. И тут же сообщить мне. Задание ясно?
