усыпано мириадами мягчайших подушечек, и я барахталась в них, как муха в меду, не находя точку опоры. Просто королевская роскошь!
– Ваше величество! – Мой венценосный работодатель, удобно (насколько это вообще возможно в скачущей по ухабам карете) устроившийся на противоположном сиденье, спиной по ходу экипажа, ответил встречным реверансом:
– Госпожа придворная чародейка!
– А что вы тут делаете? – От растерянности я не придумала лучшего вопроса.
– Прибыл на зов о помощи.
– Но зачем же лично, подвергая свою драгоценную жизнь такой опасности! Можно было просто послать егерей…
Боже мой, что я несу! Наручники мне… на язык!
– Я не мог прореагировать иначе на личное письмо.
– Личное?!
– Вы подписали его собственным именем. К тому же не думаю, что подвергался в лесу большей опасности, чем во дворце. С вашим исчезновением там стали твориться странные вещи…
– Это заговор! – хором воскликнули мы с Машенькой.
И, дрожа от верноподданнического азарта, принялись наперебой вываливать на сюзерена информацию. Только одного мы так и не смогли ему назвать – имени заказчика. В лучших разбойничьих традициях, Тимоха общался с ним один на один, без свидетелей, и знали злодея в лицо разве что он да Хрипатый. Эпизод, когда я благородно отпустила разбойников на все четыре стороны (хотя и не могла противопоставить им никакой реальной силы, кроме криков и угроз), деликатно обошли. О том, что случилось после того, как я в первый раз упала в обморок – наверное, от вида крови, – знала только Машенька.
– Госпожа опустилась на колени и принялась водить над разбойником руками, – с готовностью доложила об увиденном она. – Потом схватила его за горло… И замерла. Потом медленно завалилась на бок и упала в снег. А еще через какое-то время разбойник поднялся и ушел…
– Этого не может быть! – перебила я рассказчицу. – С такой кровопотерей он не мог далеко уйти! Ваше величество, вы же сами видели!
– Следов не было, – то ли поддержал, то ли возразил мне он.
– Разбойники привязывают к ногам такие специальные дощечки, чтобы не оставлять следов. – Горничная посмотрела на него снисходительно. – А я что видела, то и говорю. И ничего не придумываю. Правда, он покачивался на ходу и хватался за деревья, но шел!
– Наверно, стрела просто оцарапала ему шею, – подытожил король.
– Разве от царапины бывает столько крови? – с сомнением заметила я. Теперь и сама не уверена, было это на самом деле или просто показалось от переживаний. Стрела действительно могла проткнуть воротник, лишь слегка задев кожу…
– Стрела могла пробить разбойнику ухо, – в тон моим мыслям заметил бывалый вояка. – Такие ранения тоже сильно кровоточат.
Что ж, вполне может быть… Хотя все это казалось таким реальным!
В ответ на сообщение о заговоре король поделился рассказом о поисках – собственно, до получения моего письма они буксовали на месте: меня видели то в одном конце страны, то в другом, но всякий раз тревога оказывалась ложной. Зато после «весточки из подполья» произошел настоящий прорыв. Разумеется, никто не отправился штудировать хроники вековой давности, пылящиеся в королевской библиотеке – такая идея могла родиться только в моем испорченном высшим образованием мозгу! Все оказалось гораздо проще: увидев в руках у голодранки салфетку с королевского стола, портье не стал долго рассуждать, а просто крепко ухватил Зару за грязную ладошку и потащил во дворец. «Вестника» проводили сперва к отцу Михаилу, а после его визы – к главному.
Увидев вблизи «самого настоящего живого короля», цыганочка нисколько не растерялась. Девочку подробно расспросили – разумеется, без запугивания и пыток (тут вам не какая-нибудь первобытная дикость, а просвещенное Средневековье!), и она совершенно добровольно вызвалась не только описать дорогу, но даже проводить королевских егерей к тайному разбойничьему убежищу. Взамен Зарита получила обещание не отдавать ее матери и две серебряные монетки – в разы меньше, чем от меня за доставку письма! Впрочем, ее можно понять: ведьмино золото к утру еще неизвестно, во что превратится, а королевское серебро – вот оно: блестит и сверкает.
За душевным разговором время пролетело незаметно. По приезде во дворец, дабы не перетруждать мои усталые и обмороженные ноги, церемониймейстер – или камердинер, все никак не запомню название этой должности… а может, кастелян? – кликнул рослого плечистого слугу и поручил отнести госпожу чародейку в ее покои. Со страхом покосившись на невероятно грязную растрепанную «госпожу», как никогда похожую на ведьму, тот послушно вытянул перед собой руки, точно ожидая, что я заскочу туда сама.
– Лучше возьми Машеньку, – наотрез отказалась я. Кататься на равнодушных руках – само по себе удовольствие ниже среднего, а уж когда они к тому же трясутся от страха… – Я уже очень хорошо себя чувствую!
Пошатываясь на подкашивающихся ногах и всеми силами стараясь не опираться на стены, я как могла постаралась продемонстрировать великолепные равновесие и координацию движений. Кажется, получалось не очень – но, по крайней мере, не упала, что уже само по себе можно считать достижением. Обрадованный слуга подхватил на руки не менее грязную, но более, на его взгляд, безопасную Машеньку и чуть не бегом припустил в сторону моих «покоев».
– Позвольте вас проводить, госпожа чародейка! – Усмехнувшись, король подставил локоть. Я с благодарностью на него оперлась, и мы отправились вдогонку за первой парой. Взяв с ходу неплохой ритм, мы подошли к лаборатории через несколько секунд после того, как несший Машеньку слуга бережно составил девушку на пол и несколько раз бухнул в дверь кулаком.
Открывшая нам Настасья с покрасневшим носом и опухшими от слез глазами пару мгновений смотрела прямо перед собой, словно не решаясь этим самым глазам поверить, а затем издала жуткий вопль, которым по праву мог бы гордиться любой потомок краснокожих:
– Госпожа вернулась!!!
Не ограничившись этим, она произвела еще несколько малоинформативных взвизгов общерадостного характера и сплясала вокруг нас что-то вроде ритуальной пляски туземца-людоеда, в конце голодной зимы встретившего упитанного миссионера. После чего со всхлипыванием повисла у меня на шее.
– Зара… – начала было я, и… в глазах потемнело. Что-то я такая падучая в последнее время… Как бы это в привычку не вошло!
– …Остынет…
– Лей!
– Ванну… – простонала я, не открывая глаз.
Хором охнув, девушки загремели ведрами.
– Я же говорила, – мстительно прошипела Машенька.
На нее приятно было посмотреть: чистенькая, розовощекая, в новом, чересчур обтягивающем платье – пошила его еще до похищения и не успела расставить.
Навалившись на меня, как два трудолюбивых муравья на дохлую гусеницу, горничные сорвали грязное платье – в самом буквальном смысле, не расстегивая, а распластав его от ворота до низа, – и бросили окровавленные тряпки в угол. Горячая ванна наполнила тело приятной истомой, заставив кровь быстрее бежать по венам. В четыре руки меня скребли мочалками и вымачивали в трех водах, а я чувствовала себя, точно замороженная, а затем обданная кипятком помидорка – совершенно раскисшей. В горле першило, глаза слезились, в носу свербило…
– Похоже, простудилась я…
Ничего странного: наверняка сказываются те прогулки «налегке», да и когда мы удирали из подвала тайным ходом, сперва я как следует взопрела в шубе, а затем голой нырнула в снег. Чего и следовало ожидать!
– Сбегать за придворным лекарем? – подхватила юбки Настасья.
– Не надо!
С той самой памятной ночи, проведенной у постели обожженного крестьянина, мы с лекарем больше не
