так говорила матушка.
— Спасибо, — с благодарностью поклонился Медведев, — а не знаешь ли, где можно разыскать этого мастера?
— Нет, к сожалению. Матушка заказала перстень в Литве… Это было давно.
— Я понимаю, — улыбнулся Медведев. — А нельзя ли взглянуть на него поближе?
— Конечно! Пожалуйста! — охотно согласился Аркадий и взялся за перстень правой рукой.
— Ох, — с сожалением сказал Аркадий, — этот перстень, кажется, так врос, что придется оторвать палец, — виновато улыбнулся он.
— Ну что ты, ни в коем случае! — Медведев сделал вид, что остановил Аркадия. — Иначе воевода Патрикеев мне этого не простит — он очень ценит тебя.
— Кстати о Патрикееве! — вдруг спохватился Аркадий. — Я приготовил для него очередное послание с очень важными сведениями. Они касаются пропавших сокровищ архиепископа Феофила.
— Я передам твое послание немедля, — сказал Медведев, — А что, у архиепископа были сокровища?
— Огромные! — сказал, вставая от стола Аркадий. — И, возможно, мне удалось нащупать их след. Будь добр, подожди меня здесь несколько минут… Я поднимусь в свою комнату и принесу тебе послание… Я живу с отдельным входом… — Добавил он, — У купца — юная дочь… И…
— Да-да, понятно, я подожду, — охотно согласился Медведев.
Как только Аркадий вышел Василий бросился к двери и приоткрыл ее.
В темной прихожей на лавке за небольшим столом сидел купец и при свете лучины читал псалтырь.
— Что-нибудь нужно? — спросил он.
— Скажи-ка, Онуфрий Карпович, а где комната твоего жильца?
— Да вон выйти, дом обойти, а с той стороны вход отдельный — я покои там в наем сдаю. Аркадий только что туда пошел. Сказал, сейчас вернется.
— Ага, спасибо, — успокоился Василий, вернулся в горницу и стал ждать.
…Как только Медведев скрылся в доме, слуги купца вежливо, но с опаской предложили Ивашке и Алеше напоить и накормить лошадей на конюшне. Юноши охотно согласились а, видя их доброжелательность и уважительное поведение, слуги успокоились. Хромой увел лошадей, а добродушный лысый толстяк пригласил ребят в людскую и угостил их знаменитыми новгородскими щами.
Щи принесла юная краснощекая девица, при виде которой Ивашко прямо обомлел.
— Любаша? — полувопросительно-полувосхищенно произнес он, вставая.
— Да, а откуда ты меня знаешь, — зарделась удивлением девушка, — разве ты новгородец?
Ивашко покраснел и растерялся.
— Он хочет сказать, что слава о твоей красоте докатилась до самой Московии, — выручил смутившегося друга Алеша.
— Да ну вас! — хихикнула девушка, — Кушайте лучше! Говорят, у вас там бедность, не чета нашему Батюшке Новгороду, потому и грабите нас все время.
— Мы не грабим, — обиделся Ивашко.
— Мы служим нашему хозяину, с которым сюда приехали, а он не из войска — он вольный дворянин великого князя. — Добавил Алеша.
— А тогда зачем вы здесь? — удивился лысый толстяк.
— Дела у нас, — важно сказал Ивашко и посмотрел на Любашу.
Она хихикнула в кулак и отвернулась.
…Сотник Дубина еще не успел отогреться у костра, как ему сообщили, что его хочет срочно видеть какой-то монах. Дубина чертыхнулся, но пошел, — а вдруг — тот самый.
Так и оказалось.
Монах показал ему московскую охранную грамоту, подписанную Патрикеевым, а затем отвел в сторону и взволнованным шепотом сообщил, что если он, Дубина, хочет отличиться и заслужить благодарность наивысшего воеводы Московского, а быть может, и самого великого князя, то сейчас как раз такой случай, потому что в эту минуту в доме купца Манина находится самый главный новгородский заговорщик, который пришел с двумя вооруженными людьми, чтобы убить его, Аркадия, за то, что он помогал Москве. Этот заговорщик имеет подложную московскую грамоту, очень опасен, живым ни за что не сдастся, а потому надо послать хороших, опытных людей, и он, Аркадий, советует сразу убить его, потому что награда за его голову, одинаковая, что за живого, что за мертвого, а зачем лишние жертвы?
В другое время сотник Дубина, может быть, отнесся бы настороженнее к этому предложению, но мысль о том, что неожиданно представляется удобный случай избавиться, наконец, от десятника Козела и всего этого сброда, который ему подсунули, полностью затмила его ум.
— Очень хорошо! — воскликнул, шмыгнув носом, Дубина. — У меня есть подходящие для такого дела люди. Они живо расправятся с мятежником! А ты пока останься с нами, — предложил он, помня приказ об охране монаха, — погрейся там, у костра, а чтоб чего не вышло — народец-то у нас тут грубый, — я велю одному из моих людей, сопровождать тебя.
— О, благодарю, — обрадовался Аркадий, — если можно, вон того в беличьей шапке, он кажется мне очень добрым человеком.
Дубина хмыкнул про себя, — монах-то ничего не смыслит в людях, — этот добрый человек в прошлом году здесь же в Новгороде собственноручно отрезал носы, языки и уши всем жителям, которые отказывались немедленно поделиться с ним своим богатством, но сотник ценил его за воинское мужество.
— Сысоев, — позвал он. — Будь рядом со служителем, чтоб ненароком никто из наших его не обидел, ты понял?!
Он подождал, пока монах с Сысоевым скроются за углом, высморкался, как следует и, весело потирая руки, хрипло заорал:
— Козел со своим десятком ко мне! Бегом!
… Прождав четверть часа, Медведев встревожился. Он вышел из горницы и спросил купца:
— Мои люди во дворе?
— Нет, в людской, их там кормят.
— Где Аркадий? — грозно спросил Василий и вынул из ножен меч.
— Не знаю, — побелел от страха купец. — К себе пошел…
— А ну-ка, веди к нему, быстро!
Они выбежали во двор и первое, что увидел Медведев, были широко распахнутые ворота.
— Господи! — воскликнул купец — Кто ж открыл-то?
В то же мгновенье в воротах появилась группа пеших вооруженный людей — впереди высокий, тощий десятник Козел с огромной саблей наголо, трое его людей на бегу натягивали тетивы луков, трое выставив вперед пики и прикрываясь щитами, выдвинулись вперед, а еще трое, установив на рогатине прямо посреди ворот небольшую пищаль с зажженным фитилем, уже разворачивали ее прямо на Медведева.
— Всем сдаваться, изменники! — Скомандовал Козел. — Дом окружен!
