Следом прыгала оторванная голова.
Вторую гадину, поджидавшую меня в самом низу, я просто придавил лапой к полу, после чего перекусил пополам. И насилу удержался от острого желания сожрать побежденного врага.
Нельзя так глубоко входить в роль, подумал я, ожесточенно отплевываясь.
Ламии люто ненавидят металл. Фобия поголовная. Поэтому сейф, предмет моей атаки, представлял собой трехметровой высоты яйцо, вытесанное из цельного куска гранита, каким-то чудом втиснутого много, очень много лет назад в подземную полость.
Пещера, служившая каменному яичку гнездом, несмотря на явно карстовое происхождение, была идеально сухой и довольно теплой. Никакой затхлости. Пол покрывал слой белоснежного мелкого песка. Впрочем, на этом дизайнер, благоустраивавший хранилище, свою фантазию исчерпал. Стены и потолок украшали фестоны вековой копоти (электрическое освещение имелось здесь, понятно, не всегда), а также толстые и неопрятные, будто побитая молью кошма, пласты пыльной паутины и неприятного вида многослойные натеки. Засохший помет летучих мышей? Бр-р-р!
Зато абсолютно новой была наружная броня сейфа. Красота сверхпрочной керамики радовала глаз. Гладкая, глянцевая и розовато-перламутровая, точно средневековый японский фарфор. И такая же дорогая. А может статься, и подороже. Но тоже японская. Антитранспозиционная решетка, заключенная внутри этой хай-тековской скорлупы, многорядная, состояла из тонких графитовых стержней. По сути, всю десятисантиметровую толщу защитного слоя пронизывали нигде не пересекающиеся канальцы толщиной со швейную иглу, заполненные идеально проводящим электричество составом на основе графита. Кроме того, керамика способна выдержать прямое попадание стадвадцатимиллиметрового кумулятивного снаряда. Даже на стыке основной стенки с крышкой входного люка (его овальный контур был очерчен тонкой, с волос, трещинкой). Так утверждал Арест Эрудитович, известный в том числе как мсье Кракен, и у меня не было оснований ему не доверять.
Графит, конечно, упрощал мою задачу. Значительно упрощал. Обыкновенная сеточка из медной или алюминиевой проволоки могла меня остановить даже при отсутствии напряжения в сети. Одолеть-то ее одолеешь… да только изувечиться при этом или какую-нибудь гнусную долгоиграющую болячку вроде язвы заработать — легче легкого. Поэтому низкий вам поклон, аспиды ползучие, за вашу антипатию к металлам!
Одна беда, питание у защитного слоя автономное. Мне было обещано, что дизель будет отключен. Покамест он, однако, работал.
Что ж, подожду. Главный признак удачливого вора или шпиона — великое умение безропотно терпеть ровно столько, сколько потребуется. Хоть сутки. Хоть неделю.
И, безусловно, осторожность.
Я обежал пещеру по периметру, заглянул в каждую трещинку и в каждый уголок, но змей более не отыскал. Лишь в самом дальнем закутке выставлялся из песка легчайший полупрозрачный кусочек давно высохшей шкуры.
Поднялся к двери, прислушался. Тишина.
Тогда я вернул себе привычный облик, сел подле сейфа и задумался.
Справлюсь я с заданием или провалю его напрочь — в любом случае никакой уверенности, что кракены меня оставят в живых, не было. Выждут недельку, удостоверятся, что манускрипт уничтожен, и прикончат. Очень просто. Будет мне нейтральная территория. На трех аршинах под землей. Где таких нейтралов, пребывающих в лежачем положении, тьмы и тьмы. Один другого нейтральнее. Сдаться на милость ламий? Эти спрячут, пожалуй! От кого угодно. Так спрячут, что и следов не останется. Кроме разве что странгуляционных[29] на еще одном трупе «наркомана, скончавшегося от передозировки», которого завтра же за кухней «Скарапеи» обнаружат. Бежать с помощью седенького востроглазого очкарика? Могло бы пройти до начала переполоха, а сейчас — как знать. В общем, куда ни кинь… Поэтому остается положиться на слово мсье Кракена и на расторопность Жерара.
Думать о том, что осторожный папаша Сул во имя собственной безопасности решит мною пожертвовать, решительно не хотелось.
Лампы мигнули, медленно, словно в кинотеатре перед началом сеанса стали краснеть, теряя накал. Наконец вовсе погасли. Я выждал минуту и попробовал ладонью скорлупу сейфа. Не такая уж она была ровная. Крошечные выглаженные щербинки покрывали ее сплошь: каждая будто отпечаток кончика пальца. Двинул руку вглубь оболочки. Пошла сравнительно легко, будто сквозь силикатный огнеупорный кирпич. Графитовые стержни ощущались, как струйки пущенного во всю мощь душа — упруго толкали вниз, холодили, покалывали.
— Кривая, вывези! — взмолился я истово, как никогда прежде, и подался вперед.
Внутри сейфа было тесно, но отнюдь не темно. Гнилым зеленоватым светом сочились бугристые желваки величиной с кулак, в два ряда рассаженные по куполу камеры. Идущие кольцами широкие полки занимали свитки, упакованные в кожаные тубусы; тяжелые книги, запертые на замки; глиняные таблички, бережно залитые не то прозрачным лаком, не то пластиком; сосуды, покрытые странными значками. Под куполом, растянутое за конечности, висело чучело некоего кошмарного (но, безусловно, человеческого) существа величиной с двухлетнего ребенка. Впрочем, размерами сходство с ребенком ограничивалось. У карлика было искаженное яростью худое лицо, удивительно похожее на лицо Петра Первого, и угрожающе растопыренные узловатые пальцы. В соски продернуты тонкие колечки с желтыми камешками. Поджарый торс от цыплячьей шейки до вполне взрослых гениталий пересекал грубо зашитый большими стежками разрез, из которого кое-где торчали соломинки. Широкие ступни со сбитыми пальцами были поддернуты к самому потолку, отчего казалось, что этот злой гном вот-вот оттолкнется и спикирует прямиком на меня. Будто год за годом он дожидался именно моего прибытия и сейчас только веревки сдерживают его от того, чтобы с диким воем вспрыгнуть мне на плечи.
Я поежился и отвел взгляд. Нашел время себя накручивать.
Нуте-с, что у нас тут еще имеется? На полу стояла пара приземистых сундуков. Сердце почему-то заполошно дрогнуло. Золото? Я сунул в один руку. Не золото. Не презренный и отвратительный людям-змеям металл. Камни. И весьма крупные. Должно быть, самоцветы. Сколько же их тут? Центнеры? Наверно, весь Императрицын купить хватит, вместе с пригородами.
Однако самоцветы меня интересовали в самую последнюю очередь, да и то больше из любопытства. Так же, собственно, как свитки, клинописные таблички, инкунабулы и миниатюрная шаржированная копия Великого государя российского во гневе. Требовался мне примерно тридцатисантиметровый футляр из туфа — слегка сдавленный цилиндр с закругленными торцами и неглубокой опоясывающей бороздкой в виде спирали, проходящей по всей длине. Толщина такая, что можно без труда обхватить кольцом из пальцев. Довольно тяжелый и на первый взгляд монолитный. Описание, данное мсье Кракеном, было исчерпывающим. Я взялся за поиски. Времени оставалось мало. Дизели, основной и вспомогательный, вряд ли будут налаживаться скарапеевским электриком дольше семи, максимум десяти минут. На большее эта продажная скотина не соглашался ни за какие самые соблазнительные коврижки.
Сундуки вожделенного футляра не содержали. Отбросив священный трепет, я торопливо рылся на полках, среди бесценных раритетов, во все корки кроя ламий, накопивших такую груду хлама. Управился за рекордное время. Футляра не было. Сейчас же, без задержки я пошел на второй круг. Древности, возмущенно шурша страницами и перестукиваясь боками, полетели на пол. Полки опустели за считанные секунды.
Футляра не было! Меня начало колотить. От холода. От страха.
Я закрутил головой. Где? Где же, черт возьми?!
Наткнулся взглядом на чучело. Вот кто знает.
— Ты, засранец, признавайся, где эта трепаная рукопись? — в исступлении заорал я, обрашаясь к карлику.
Тот дерзко молчал, сволочуга.
Почти не соображая, что делаю, я подпрыгнул, вцепился ему в плечи, повис, подогнув ноги, и рванул. Раз, другой. Выламываемые суставы захрустели, однако выдержали. Зато лопнули веревки, привязанные к рукам уродца, и он тяжело закачался книзу головой.
Слишком тяжело для набитого соломой чучела.
Слишком.
