Иван тихо говорит:
— Интересно, как они будут поднимать стокилограммовые бомбы…
Из кузова, тем временем высыпали одинаковые, как лепестки роз, раскрасневшиеся на жаре девушки, защебетали на разные голоса, разбирая свой немудреный багаж.
Прибыли к нам в полк девушки вместо ребят, которые ушли в десантные войска. Вместе с девушками с оказией приехал и наш фронтовой почтальон Корецкий. Он вручает нам письма от Феди Картовенко и Васи Морозова из госпиталя. Оба они были ранены в июне в одном из боевых вылетов.
Вася пишет, что у него дела налаживаются. 'Вилку и нож в руки взять ещё не могу, — сообщат он. — Жевать тоже пока нечем — зубы ещё не вставили. Но рот уже на два сантиметра раскрывается… '
Вася Морозов не тужил ни при каких обстоятельствах и отличался остроумием. Однажды летел он на разведку со штурманом Борисом Персияновым. Пришлось им встретить 'мессера'. Но ничего выкрутились ребята. Вася смотрит на бензиномер и спрашивает Бориса:
— Сколько нам ещё до аэродрома?
— Шесть минут.
— Давай скорее, горючее кончается!
Шутник Вася. Как будто не от мотора, а от штурмана зависит скорость самолёта…
В нашем полку остался один исправный самолёт. На нем продолжал летать на боевые задания Павел Старцев вместе с лётчиками седьмого гвардейского полка. Паша прижился у гвардейцев. Так вот и разошлись мои пути-дороги ещё с одним старым другом из Пермской авиашколы.
Первый тур боевых вылетов на самолёте Ил-2 закончился. Надо было принимать новые самолёты и пополнение лётчиков.
Летом 1942 года немецко-фашистские войска в районе Изюма форсировали реку Донец.
Части Красной Армии не в силах были сдержать бешенный натиск танковых и моторизованных полчищ фашистской саранчи. Медленно, с боями наши полки и дивизии отходили на восток.
Наш сильно поредевший полк перебазировался на новый аэродром, с которого он раньше вел боевые действия на бомбардировщиках СУ-2.
Теперь мы — 'безлошадная авиация' — разместились вблизи железнодорожной станции. Делать нам без самолётов было нечего. В основном мы ждали дальнейших распоряжений командования.
Как-то утором нас разбудил рев сирены и взрывы бомб. Выскакиваем с ребятами, как по тревоге, из дома, где квартировали.
Вражеские бомбардировщики Ю-87 налетели на железнодорожную станцию. Это рядом с нами. Ощущение не из приятных. Противно, с надрывом во время пикирования воют сирены. Они для паники установлены на 'лаптёжниках', — так мы прозвали немецкие самолёты 'юнкерс-87' за их неубирающиеся шасси.
Скорость у 'лаптежников' мала, и их можно на Ил-2 здорово бить.
— Эх, хоть бы троечку самолётов. Показали бы мы им, что значит советский штурмовик.
Но, как говорится, близок локоть, да не укусишь… Фрицы почти безнаказанно отбомбились и улетели. А вскоре последовала атака фашистских танков.
Нашему полку было приказано отступить дальше, на юг. Командование полка назначило пункт сбора и срок прибытия. Добирались мы кто как сумел: на поездах, попутных машинах, тракторах, лошадях и даже пешком. После сбора опять назначили очередной пункт, куда следовало добираться опять самостоятельно.
На душе было горько и обидно за свою немощь. Километр за километром нам приходилось снова оставлять свою землю.
— Когда же этому будет конец?
Слишком тяжело, горько было видеть безмолвный укор в глазах стариков и детей в населенных пунктах, которые мы, отступая, оставляли на 'милость' лютому врагу.
В Буденновске нам объявили приказ Народного комиссара обороны И. В. Сталина — 'Ни шагу назад!'
Мы говорим командиру полка:
— Если нет самолётов, дайте винтовки! Будем воевать на земле!
— Будем воевать в воздухе! — остужал наши горячие головы командир. Красной Армии нужны лётчики!
Наконец мы добрались до места. Там собралось много таких же лётчиков, как мы, и всех нас должен был кормить один батальон аэродромного обслуживания. О трехразовом питании не могло быть и речи. Хотя столовая работала круглосуточно, мы не успевали поесть два раза в сутки с интервалами в двенадцать часов. В это время были назначены новый командир полка гвардии майор Зуб и его заместитель по политчасти майор Кущ. Наш 'батя' — майор Ильченко стал начальником штаба истребительной авиадивизии.
Новое командование полка вместе с начальником штаба майором Провоторовым целыми днями заняты приемом пополнения лётчиков.
Кое с кем из новичков мы уже успели познакомиться. Командир звена Николай Тимофеев, спокойный, черноглазый, с красивым чубом парень, ходит всегда в кожаном реглане. Он серьезен и немногословен, кажется старше своих лет, невольно вызывает симпатию и желание вместе с ним помолчать.
Его друг — Василий Гаврилов — по характеру прямая противоположность Николаю. Василий веселый блондин, с васильковыми глазами. Он всегда улыбается и готов с каждым отвести душу в разговоре.
Прибыл в полк командиром первой эскадрильи пожилой и рассудительный капитан Иван Иванович Панин. У него бритая голова, мягкий певучий голос и почти всегда приветливая улыбка.
Командиром второй эскадрильи назначен капитан Артемий Леонтьевич Кондратков, тоже в годах и с бритой, как у капитана Панина головой. На его лице заметны крупные веснушки. На вид он очень строг. А глаза такие по-отцовски добрые, что невольно вспоминается отчий дом и тятя…
Иван Карабут шутит:
— Уж не по признаку бритоголовости командир полка подбирает комэсков? Может тоже сбреем чубы, а?.
Командный состав эскадрилий укомплектован. На очередном построении полка командир полка гвардии майор Зуб объявил:
— Через три дня нам приказано вылетать в Куйбышев за самолётами. В Куйбышеве примем пополнение лётчиков.
В Куйбышев прибыли в срок. Здесь была довольно прохладная, пасмурная погода. Мы изрядно вымокли под проливным дождем. И к тому же у всех нас расстроились желудки. Когда доложили об этом майору Зубу, он с улыбкой заметил:
— Меньше надо было нажимать на виноград, памятуя печальный опыт шолоховского деда Щукаря.
Даже от сала с хлебом никогда живот не болел, — сокрушался Иван Карабут. А тут и поилы-то трошки: кило по два на брата…
Кто-то сбегал в санчасть аэродрома, добыл каких-то успокоительных таблеток. Наутро следующего дня все мы были уже здоровы.
Куйбышев встретил нас деловой сосредоточенностью тылового города. Здесь не чувствовалось фронтовой спешки и сутолоки. Крупный промышленный центр Поволжья жил размеренной жизнью. Хотя по суровым осунувшимся лицам жителей, по очередям у магазинов и бешенным ценам на рынке, по темным улицам и светомаскировке окон — по всему чувствовалось и здесь дыхание войны.
Нас порадовали люди, жившие в этом городе, своей подтянутостью и организованностью, своим мужеством буквально во всем: в работе, в быту, в учебе. Как и во многих тыловых городах, они не считались ни со временем, ни с трудностями, отказывали себе во всем, но самоотверженно ковали оружие для Красной Армии, сражавшейся с врагом.
По прилете в город мы остановились и жили некоторое время в заводской гостинице, где обычно размещались командированные. Это были, правда, бараки без комфорта и каких-либо удобств. Спали мы на полу, расстелив матрацы. Но в комнатах тепло, имелось электрическое освещение. При гостинице работала
