'А где Саша? Не вижу… Шел все время за мной и как в воду канул… '
Вираж над своей территорией. Ещё вираж. Кричу по радио:
— Саша где ты? Что с тобой? Стань в вираж и очень медленно снижайся!
Саша не отзывается, да и не может отозваться: тогда не на всех самолётах были передатчики, а стояли только приемники.
Горючее у меня на исходе. Иду домой с гнетущим чувством. Кляну себя: зачем пошёл на второй заход. Но ведь там были танки, фашистские танки!.
Ещё несколько дней напряженных боев в районе города Орджоникидзе. Теперь уже ясно, что враг не пройдет. Это, по-видимому понимает и фашистское командование. Таковые соединения настолько искромсаны совместными усилиями 'земли и неба', что врагу не до жиру, быть бы живу.
На смену нам прилетел 214-й штурмовой авиационный полк. Наш полк должен направиться на пополнение и кратковременный отдых.
Капитаны Кондратков и Токарь, старший лейтенант Карабут и я остаемся на несколько дней на старом месте, чтобы передать боевой опыт вновь прибывшим товарищам, как это делали полгода назад гвардейцы 7-го полка, обучая лётчиков наших эскадрилий.
По всему похоже, что мы завершаем второй тур на Ил-2.
Майор Провоторов заканчивает очередную запись в дневнике боевых действий полка. Смотрю на его твердый почерк. Читаю крупные, аккуратно выведенные строчки.
'10 октября 1942 года. Произведено 24 боевых вылета.
12 октября. 33 боевых вылета. Подбиты четыре самолёта. Приземлились дома.
14 октября. 24 боевых вылета. Отбита танковая атака противника.
17 октября. 6 боевых вылетов на станцию Моздок.
19 октября. 12 боевых вылетов на станцию Моздок. Сбит Тимофеев, самолёт его взорвался в воздухе. Подбит самолёт Киселева, он ранен.
25 октября. Воздушный бой над своим аэродромом. Сбит один МЕ-110 и один ЛаГГ-3. 5 боевых вылетов. Сбит Земляков зенитной артиллерией. Сивков сел на вынужденную посадку.
26 октября. 12 боевых вылетов по танкам. Кочкарев сел на вынужденную посадку.
29 октября. 22 боевых вылета.
1 ноября. 22 боевых вылета по танкам. Сбит самолёт Карабута. Он спасся на парашюте. Вернулись Карташов и Епифанов.
2 ноября. 15 боевых вылетов. Прибыл Карабут.
4 ноября. 10 боевых вылетов парами на Гизель.
5 ноября. 27 боевых вылетов на Гизель. Подбит Хлопин. Ранен Ишмухаметов. Сбиты лётчики из 7-го гвардейского полк Кузнецов и Жуков.
6 ноября. 16 боевых вылетов на Дзуарику и Ардон. Жуков и Хлопин вернулись в полк.
7 Ноября. 14 боевых вылетов. Бой с истребителями противника. Не вернулись Епифанов, Демидов, Кочкарев, Гладков. Самолёт Кубая получил 142 пробоины.
13 ноября. 4 боевых вылета парами на бреющем полёте. Самолёт Токаря получил 97 пробоин. Не вернулся Кубай. '
— Ну, как? — спрашивает начальник штаба, дождавшись, пока я дочитаю последнюю строку. — Есть чего добавить?
— Нечего. Все правильно, хотя и скупо.
— Эмоции не для военного документа, — замечает как всегда резко и прямолинейно Провоторов.
Да, действительно эмоций у нас теперь все меньше и меньше. Но мы теперь умеем бить врага.
Берегись, заклятый враг — немецкий фашизм. Ты никуда не спрячешься. Тебя будет жечь неистребимый огонь возмездия наших сердец, везде и всюду, пока не испепелит дотла!
Приближался новый, 1943 год. Выполняя приказ Народного комиссара обороны И. В. Сталина от 7 ноября 1942 года № 345, где анализировался ход событий полутора лет войны и был призыв 'не давать более врагу продвигаться вперед', части Красной Армии общими усилиями пехоты, артиллерии, бронетанковых войск и авиации отстояли город Орджоникидзе. Враг был вынужден перейти к обороне. Теперь надо было выгнать захватчиков с Северного Кавказа.
Полк в порядке подготовки к предстоящим наступательным боям получил в Чир-Юрте пополнение лётчиков и самолётов и перебазировался на другой аэродром. Теперь в полку вместо двух стало три эскадрильи.
Мы, четверо ведущих лётчиков (Кондратков, Токарь, Карабут и я), выполнив к началу декабря задание по передаче боевого опыта 214-му полку, распрощались с тем аэродромом, откуда наш полк два месяца вел напряженные боевые действия. Для нас это была настоящая школа ударов по врагу, академия воздушного боя, где оценки были только двух видов: победа или смерть.
Когда мы прибыли в полк, то были неожиданно обрадованы. Полк только что получил несколько двухместных Илов. У этой машины была своя любопытная история. По первоначальному проекту её создателя Сергея Владимировича Ильюшина самолёт был задуман как двухместный. Но проект был отклонен и конструктору было предложено переделать самолёт на одноместный вариант.
Уже первый фронтовой опыт показал недостаток одноместного Ила — уязвимость сзади, хотя кабина лётчика в этом месте имела достаточно крепкую броню. На самолёте не было ни пулемёта, ни пушки, стреляющих назад, и был плохой обзор задней полусферы. А фашисты в таких случаях подкрадывались сзади снизу и били по боковой части кабины лётчика, по форточке, закрываемой задвижкой из плексигласа. Поэтому весьма важно было не допустить внезапного смертельного удара, а первому увидеть противника и организовать оборону.
— Дайте нам только 'глаза' назад, — говорили мы в адрес конструкторов, — и тогда будет все в порядке.
И вот появился двухместный Ил-2 — наша мечта! Теперь в задней кабине сидел воздушный стрелок с крупнокалиберным пулемётом. У стрелка был великолепный, вполнеба, обзор. Это были уже не только глаза, но и надежное оружие.
Пока полк находился на старом месте пришло новое пополнение: старший лейтенант Григорий Курбатов, командир эскадрильи, его заместитель, лейтенант Николай Дедов, старшие сержанты Николай Есауленко, Михаил Ткаченко, Анатолий Синьков. Все хорошие лётчики.
А вскоре прохладным декабрьским вечером расставались мы с командиром эскадрильи капитаном Кондратковым. Уходил они из полка на повышение — в дивизию. На его место был назначен Иван Карабут.
Так уж повелось с самого начала нашей совместной службы, капитан Артемий Леонтьевич Кондратков, внешне неказистый, остроносый, с бритой головой и забавной ямочкой в середине подбородка, будучи старшим по возрасту и званию, обладая спокойным, рассудительным характером и большим уже опытом войны, опекал меня, молодого, горячего и с меньшим опытом лётчика. И на этот раз, перед тем как уехать к новому месту службы, он решил напоследок поговорить со мной.
— Не обижайся, Гриша, Что не оставляю тебя за себя.
— Иван хороший лётчик и командир.
— Правильно, а тебе надо горячность побороть в самом себе.
— Стараюсь.
— Не стесняйся спрашивать, что неясно, у майора Провоторова.
— Хорошо.
— У Ивана Ивановича опыта на десятерых. Ты не смотри, что он такой тихий. А как лётчик сильнее многих в полку.
Трудно мне было расставаться со своим самым близким наставником, товарищем, ведущим, с которым десятки раз летал на сложные боевые задания. Как я не старался, но не мог, очевидно, скрыть своего огорчения. Капитан Кондратков, чувствуя это, сказал:
— Не тоскуй. Не на тот свет уезжаю. Писать не люблю, а заглядывть изредка буду.
— Спасибо.
