Не подставляй самолёт под чужие пушки. Береги себя. Привязался к тебе, как к меньшему брату…
Кондратков пристально глядел на меня задумчивыми, серыми, словно отцовскими глазами. Потом неуклюже обнял и зашагал к ожидавшей его машине. Может мне показалось, что ссутулившиеся плечи капитана Кондраткова вздрагивали…
В полк на фронтовую стажировку сроком на один месяц прибыл из ЗАПа лётчик-инструктор лейтенант Евгений Прохоров, жизнерадостный и интереснейший по натуре, большой, светлой души человек. Был он хорошим рассказчиком, знал уйму различных анекдотов и всевозможных авиационных приключенческих историй.
С Женей Прохоровым мы подружились, а сошлись довольно близко уже в Куйбышеве, куда нам привелось несколько позже снова ехать за самолётами.
Погода у нас стояла нелётная. Серые лохматые облака закрывали горы. Небо очищалось лишь иногда ночью, когда мы не летали. За это время успели сходить даже в театр.
Как-то в конце очередного 'дня ожидания погоды' кричит дежурный по полку:
— Кто в театр, выходи к машине!
Вышли мы с ребятами на крик, сели в полуторку и поехали с аэродрома в город.
Билеты в кассе нам оставили заранее. Вошли гурьбой в фойе. Люди смотрят на нас с подчеркнутым вниманием. Мы в комбинезонах, унтах, будто с Северного полюса приехали. Хотя и была война, но люди в театр пришли прилично одетыми. Мы невольно сбились в кучу, прижались в уголке. Стоим. Женька Прохоров, как всегда, рассказывает какую-то смешную историю, а потом берет театральную программку и говорит:
— Вот так, дорогие товарищи, прибыл, значит солдат с фронта, чтобы посмотреть 'Фронт'…
Ребята оживленно смеются.
В тот вечер посмотрели мы пьесу А. Корнейчука 'Фронт'. Очень она нам всем понравилась. Мы были буквально взбудоражены этой злободневной и острой пьесой. На обратном пути и дома перед сном бурно обсуждали её, споря между собой и даже с автором. А в целом пьесу приняли: 'Молодец, Корнейчук!' И уснули до предрассветного подъема и очередного выезда на аэродром.
Проклятая погода! Сидим и никак не можем вырваться на равнину. Правда, эскадрилье майора Панина все же удалось перелететь через Терский хребет. Наши товарищи ведут успешные боевые действия. А мы каждый день, спозаранку уезжая на аэродром, надеемся последовать их примеру. И каждый вечер снова возвращаемся на полуторке домой, даже не расчехлив самолёты.
В эти ненастные дни узнали мы фронтовую песенку композитора Табачникова 'Давай закурим'. Она сразу покорила нас своей искренностью и душевностью, мечтой о тех днях, когда наша Родина снова будет полностью освобождена от фашистской нечисти.
Как только мы усаживались в грузовик и машина трогалась с места, обязательно кто-нибудь запевал:
Дует теплый ветер, развезло дороги,
И на Южном фронте оттепель опять…
Особенно проникновенно с глубокой верой а правдивость и обязательность этих вещей слов мы подхватывали напев:
Снова нас Одесса встретит как хозяев.
Звезды Черноморья будут нам сиять…
А до Одессы, Каховки и до города Николаева было ещё так далеко… Но тем сильнее звучала эта песня призывом бить врага беспощадно, скорее освобождать родную землю от ненавистных захватчиков.
В канун нового, 1943 года полк получил ещё восемнадцать двухместных машин. А 3 января началось наступление наших войск на Северном Кавказе!
Неделю спустя, с установлением летной погоды, мы были уже в освобожденном Моздоке.
Сегодня мы рано ушли с аэродрома. Боевой задачи полку пока нет. Гвардии майор Зуб приказал лётчикам отдыхать, набираться сил к новым боям.
Медленно идём по городу. Видны следы недавних боев. Особенно много разрушений вблизи железнодорожной станции.
Однополчанин Иван Лупов вспоминает об этих днях: 'Немецко-фашистские войска недолго продержались в Моздоке. Но свирепствовали они, как лютые звери. Перед самым уходом из города зверски расстреляли группу детей, женщин и стариков. Мы хоронили невинные жертвы. А когда возвратились с кладбища, капитан Лещинер сказал:
— Фашистские палачи умертвили наших людей только за то, что они были советскими людьми.
Ребята поклялись тогда жестоко отомстить врагу. И слово свое сдержали в очередных боевых вылетах на вражеские позиции'.
Наутро следующего дня, едва мы появились на аэродроме, — боевое задание.
— Парой двухместных самолётов разведать автоколонну противника на участке дороги от станции Прохладное до Георгиевска и с бреющего полёта точно установить, где находятся наши войска и где противник.
Командир полка назначил меня ведущим пары. Ведомый — Володя Ильин. Вместо воздушного стрелка со мной летит опытный штурман Тима Гуржий. Он ещё на самолёте СУ-2 был известен в полку как снайпер бомбометания. На его счету более полутора сотен боевых вылетов и не менее полсотни — ведущим группы.
— Тима, — спрашиваю я, — сможем мы отличить наши войска от немцев?
— Сможем, — без тени сомнения, слегка улыбаясь, отвечает он.
— Как, по каким признакам? — обращаюсь я уже и к Тиме и к стоящему рядом Володе Ильину.
— У наших шинели серые, а у немцев зеленые, — говорит Володя Ильин.
Тима Гуржий добавляет:
— Наш Ил-2 теперь уже хорошо знают и наши войска и немцы. Увидев нас, наши обычно стоят во весь рост и машут руками или шапками. А немцы разбегаются, как овцы, и прячутся, куда попало.
— Начнут стрелять по нам, все сомнения исчезнут, — единодушно заключаем мы разговор и расходимся по самолётам.
Руководствуясь этими признаками, мы действительно довольно легко установили точное местонахождение противника. Затем прошли немного на запад, за линию фронта. Севернее Георгиевска обнаружили большую колонну автомашин противника.
— Поохотимся?! — кричит мне Тима.
— Можно, отвечаю ему, делаю разворот, и наша пара устремляется в атаку.
Почти одновременно вспыхивают два вражеских грузовика. Разворот, ещё атака! И снова удачно. Веселая работа. Ни зениток, ни истребителей противника.
Под нами идут навстречу друг другу два бензовоза. Один из них зажигает Володя Ильин. Горящая машина остановилась поперек дороги, и в неё врезается встречный бензовоз. Взрыв, столб огня. Бензовозы горят. А мы снова и снова атакуем автоколонну.
У меня кончились боеприпасы в пушках и пулемётах. Сброшены все восемь РСов. Кажется увлеклись немного…
Патроны есть? — спрашиваю у Тимы Гуржия.
— Немного оставил.
— Идем домой!
Разворот на 90 градусов. Володя Ильин на месте, молодец, парень! И вдруг Тима кричит:
— Гости!
— Какие гости? Где?
— Два 'мессера-109', справа вверху, уже заходят!
— Что будем делать Тима? Снарядов — то у меня нет!
— Будем уходить виражем, — отвечает Тима.
Я кричу Ильину:
— Володя, держись плотнее. Не отставай на вираже!
— Понял, понял, — басит он в ответ.
