Немцы приближаются, вот-вот откроют огонь. Тима кричит:
— Вираж!
Закладываю глубокий вираж. Ухожу из-под прицела 'мессеров'. Короткий взгляд назад. Володя держится за мной.
— 'Худые' вышли из атаки, докладывает Тима, следя за 'мессерами', — и набирают высоту.
Ложимся на курс домой. А немцы снова приближаются и атакуют. И снова в критический момент команда Тимы:
— Вираж!
Так продолжается несколько раз. И всегда мы легко 'надуваем' фрицев. Мы привыкли летать на бреющем полёте и можем уверенно делать глубокие виражи, едва не касаясь крылом земли. А им привычнее большая высота, на малой им опаснее: одно неверное движение и могут врезаться в землю.
И все же 'мессеры' не отстают, все наседают и наседают. Они атакуют и бьют из пушек, но… к счастью, мимо. Тогда они, по-видимому, решили нас, как говорится, подловить: разделить по одному. Один фашист атакует. Мы делаем вираж. А когда ложимся на курс, второй фашист идёт в атаку. Однако и такой маневр им не удается.
Мы не успели ещё развернуться на 360 градусов, а только наполовину, как сталкиваемся со вторым 'мессером' лоб в лоб.
'Откуда немец может знать, что у меня кончились снаряды? — мелькнула в разгоряченном мозгу мысль. — Спокойно, не кипятись!' И иду в лобовую атаку. Вижу неудержимо наплывающий на меня самолёт. 'Ах, сволочь, были бы снаряды'… Мессер у меня в прицеле. А в кабине становиться почему-то так тихо, что слышу, как стучит молоточком в висках. 'Таран так таран'… Отчетливо вижу кабину немца и, мне кажется, его румяное, словно на картинке лицо. Секунда, другая, и мы столкнемся. Но нет, немец, едва уловив, что я в него прицеливаюсь, круто взмыл вверх. 'Ах, стервец, все-таки боишься наших пушек!'
Теперь снова курс домой. В лобовой атаке мы набрали метров сто высоты. Немедленно снижаться поближе к земле. И вдруг отчаянный Тимы:
— Вираж!
Предельный крен. Ручка на себя. Треск пулемётной очереди, и радостный возглас Тимы:
— Ага, доигрался 'худой'! Есть! Упал!
Оказывается, едва мы отошли от земли, как один из фрицев подобрался — таки сзади снизу, под стабилизатор, где не видно его, и чуть было не открыл огонь с малой дистанции. Но мы вовремя снизились. Земля близко., 'мессер' вынужден был выйти из-под хвоста и повис над нами метрах в тридцати. Тут-то и прошил его Тима длинной очередью из пулемёта. Немец взмыл вверх и с переворотом врезался в землю.
А второй стервятник куда-то исчез.
— Уходим домой!
— Понял, понял! — слышу голос Володи Ильина. — Иду за вами.
Через полчаса мы уже были дома.
На боевые задания из Моздока нам летать больше не пришлось.
— Самолёты приказано сдать соседнему полку! — разочарованно сообщил на следующий день гвардии майор Зуб своим заместителям и командирам эскадрилий. Как же так?! — возмутился Иван Карабут. — Тильки приноровились и на тебе…
Самый старший из командиров эскадрилий по званию и возрасту майор Иван Иванович Панин понимающе молчал.
— И половину летного состава надо отдать соседнему дяде, — подлил масла и огонь в огонь майор Провоторов.
— Самолёты отдать! — подтвердил свой прогноз командир полка. — А что касается летного состава, то еду сейчас же в дивизию. Всех лётчиков в машины и — в ближайшую станицу, чтобы ни одного не было в Моздоке, до моего приезда! приказал он начальнику штаба полка майору Провоторову и улетел к командиру дивизии.
Около недели, пожалуй, сидели мы в станице, а потом вернулся гвардии майор Зуб собрал весь лётный состав и, не скрывая довольной улыбки., сказал:
— Приказано всем лётчикам остаться в полку. Едем в Куйбышев получать самолёты!
Перед тем как развернуться последним событиям в полку, Женя Прохоров был направлен штабом в командировку в город Махачкалу.
Вечером, после возвращения с очередного задания, сидим в комнате. Женя пришивает к гимнастерке чистый подворотничок, готовиться в дорогу. Николай Есауленко чуть слышно перебирает клавиши баяна.
— Подвезло Женьке! — с доброй улыбкой говорит Николай, тихонечко наигрывая. — Будет где погулять-повеселиться…
Старший сержант Николай Есауленко — бывший лётчик-инструктор летной школы. Лихой, с характером парень, кубанский казак по крови и натуре. Отличный лётчик и прекрасный баянист.
Проводили мы Женю. Поджидаем обратно. А тут вскоре возвратился майор Зуб из штаба дивизии. Узнаем, что дорога наша тоже лежит через Махачкалу, Баку, Красноводск, Ташкент. Кружным путем едем в Куйбышев.
Даем телеграмму Жене Прохорову, что едем на Волгу через Махачкалу.
Встречает он нас на вокзале ночью. Увидели мы Женю в шумливой толпе пассажиров, закричали, услышал он, подбежал к вагону. Весь продрогший от холода. Махачкалинская зима не то что на Урале, но все же зима, да ещё поезд наш опоздал, тогда все эшелоны находились в пути по нескольку суток.
— Держите, — осевшим голосом говорит Женя и протягивает какой-то сверток, обернутый тряпицей. — А с этим 'золотым теленком' поосторожнее братцы. — Он сует в руки Ивану Карабуту свой чемоданчик.
Не помню уже, с чьей легкой руки прилепилось прозвище к чемоданчику, с которым Женя приехал в полк и в котором вместе с пилоткой, парой белья постоянно находилась книга И. Ильфа и Е. Петрова 'Золотой теленок'. Её в часы досуга перечитал, наверное весь личный состав полка.
Вошли мы в вагон, разместились. Женя докладывает:
— Вот здесь, братцы, — он указывает на сверток, что в руках у Николая Есауленко, полбарана. А в 'золотом теленке' пять бутылок.
Иван Карабут присвистывает:
— Только и всего?.
— А ты думал, на наши деньги можно цистерну купить? — под всеобщий смех парирует Женя Прохоров. — Хотите новый анекдот, братцы?
— Давай!
Ехали мы в общем вагоне. Наверху, в конце купе, мигал фонарь с огарком свечи. В полутьме мы и соседние пассажиры с интересом прислушивались к Женькиному выразительному голосу. На нижней боковой полке ехала какая-то девушка. Она в конце анекдота оглашала купе звонкими раскатистыми 'хо-хо-хо', словно чайка-хохотунья. А за ней уже весь вагон содрогался от заразительного смеха.
На вторые сутки приехали в Баку. Ожидаем теплоход, чтобы добраться до Кисловодска. Голодновато без привычной горячей пищи. Во фронтовых условиях лётный состав кормили очень прилично. А тут приходилось мириться: скудный сухой паек. Наличные деньги почти на исходе. Да и денег — то у нас помногу никогда не было: отсылали по денежным аттестатам домой. До очередной получки ещё далеко. Довольствуемся тем, что есть.
Иван Карабут выдал каждому по два сухаря и по столовой ложке сахара-песку.
Раздобыли в порту кипятку. Подкрепились. Сидим, размышляем вслух, чего бы на оставшиеся деньги купить в дорогу из харчей.
— Закупим, братцы, чая, — хозяйственно предлагает Женя Прохоров.
В добром согласии закупили на все деньги чая и пустились в дальний путь на Волгу по Каспийскому морю, через всю Среднюю Азию.
Каспий вообще суров а зимой тем более. Штормит, многотонные, словно свинцовые валы методично
