25. 07. 43 г.
Настроение в этот день в полку у всех было прескверное. Женщины на митинге плакали, а мужская часть полка крепилась, дала волю своим чувствам, когда разошлись по квартирам.
— Не понимаю, — сказал я Ивану Карабуту, едва мы остались наедине, — зачем он пошёл со своей пятеркой на такой высоте?
— Понимать тут нечего. Приказ был категорический. А Николай Антонович привык выполнять приказы. Здесь это стоило ему жизни. Но зато фрицы драпают. И мы с тобой живы…
И меня вдруг осенило. Николай Антонович Зуб знал о грозившей опасности. Вот почему он повел свою пятерку на этой высоте. Это, по-видимому, сделано было им с расчетом: при наименьших потерях обеспечить успех в выполнении задания командования. И он, командир, не знавший поражений, пожертвовал ради победы полка собственной жизнью.
— Полк потерял своего отца, — в раздумчивой грусти сказал мне Иван Карабут. — Но мы отомстим фашистским гадам!
В последующие дни полк делал по нескольку боевых вылетов, помогая в составе авиационной дивизии наземным частям. А вскоре под натиском пехоты и танков 'Голубая линия' была взломана. Фашистские войска начали отступление на этом участке фронта.
Наши войска после тяжелых кровопролитных боев в середине сентября освободили город Новороссийск. Началось отступление немецко-фашистских войск по всей 'Голубой линии'. Однако отступление довольно организованное, на заранее подготовленные и сильно укрепленные позиции. Во всяком случае, мы ощутили это в последующих боевых вылетах по плотному огню ЗА противника.
Полку было приказано бить гитлеровцев на дорогах. Часто в плохую погоду приходилось летать парами, как у нас тогда говорили, на 'охоту'.
Когда истребитель шел 'охотиться' — это была настоящая охота, так как истребители имели преимущество в скорости над всеми другими самолётами. А когда штурмовик идёт на 'охоту', то ему надо смотреть в 'оба', чтобы самому не превратиться в 'дичь'.
'Горбатыми' штурмовиков называли в шутку потому, что у этого самолёта кабина самолёта образует как бы горб.
'Охотились' мы на немцев, с воздуха помогали пехоте преследовать отступавшие мотодивизии противника. А в тех местах, где немцы задерживались, наземные войска при поддержке штурмовиков выбивали противника из укрепленных населенных пунктов.
Вот как рассказывает о боевых буднях осени 1943 года один из активных 'охотников', Герой Советского Союза Николай Есауленко.
'Штурмовому полку помимо групповых полётов под прикрытием истребителей часто приходилось выполнять специальные задания: полёты на поиск и уничтожение подвижных целей противника — колонн автомашин и железнодорожных эшелонов, или, как такие полёты называли мирным, увлекательным словом, 'охота'.
Такая задача была поставлена двум экипажам 13 сентября 1943 года. Возглавил пару самолётов ведущий старший лейтенант Евгений Прохоров, а я у него был ведомым. Взлетели и пошли на задание. Погода на этот раз была хорошая. Воздух прозрачен. На небе ни облачка. Женя Прохоров всегда о такой погоде говорил:
— Видимость такая, что вокруг земного шара можно просмотреть и увидеть свою спину…
Правда, понятие о состоянии погоды у лётчиков, идущих на 'охоту', не совсем обычное. Если небо покрыто сплошной облачностью, идёт дождь, плохая видимость, то это для лётчиков-'охотников' погода отличная.
Женя Прохоров на этот счет в шутку замечал, бывало:
— Погода сегодня хорошая, отличная, даже более того, посредственная…
Полеты на 'охоту' обычно осуществлялись без прикрытия истребителей, а при ясной погоде такие полёты могут принести много неприятностей для лётчиков-штурмовиков. 'Охотникам' не всегда удавалось уходить невредимыми.
Но как бы там ни было, мы летим. Женя посматривает на меня, показывает пальцем в небо и что-то говорит. Я не слышу что именно. Он не включает передатчик. По его губам я вижу, что сказанная им фраза не для широкого круга слушателей. Это он сердится на плохую погоду. Потом слышу его голос: 'Как меня понял? Я 'Кобра-пять', прием!'
Отвечаю, что очень хорошо и правильно понял. Женя смотрит в мою сторону и улыбается.
При полётах на охоту мы старались как можно меньше пользоваться рацией, что бы не обнаружить себя раньше времени. Иначе фрицы успеют подготовиться к встрече.
Прошли станцию Курчанскую. Здесь линия боевого соприкосновения. Все нормально. Фрицы не успели открыть огонь. Всполошились они, но было уже поздно.
Женя опять посмотрел на меня, снова показал большой палец и улыбнулся своей заразительной улыбкой. Так мог улыбаться только он один… Понял его отлично: мол все идёт, как следует быть.
Все внимание сосредоточилось на том, чтобы отыскать подходящую цель. Долго искать не пришлось. По дороге к линии фронта движется колонна автомашин и бронетранспортеров.
Женя показал мне взглядом вперед. Отвечаю кивком, что вижу колонну.
— Приготовиться! — звучит Женин голос. — Бьем с ходу и сразу идём на второй заход. Как меня понял? Я 'Кобра-пять', прием!
— 'Кобра-пять'! 'Кобра-пять'. Все понял! Я 'Кобра-шесть'.
Откинуты колпачки с кнопок сбрасывания бомб и пуска Рсов, сняты с предохранителей гашетки пулемётов и пушек.
Сейчас будет бой.
Враги пока не открывают огня. Вероятно ещё нас не заметили. А мы их отлично видим.
Женя покачивает самолёт с крыла на крыло. Это означает: 'Внимание, приготовиться!'
Я тоже покачал крыльями: понял.
Ведущий отворачивает вправо, с таким расчетом, чтобы зайти вдоль колонны с тыла. Делает боевой разворот и с разворота переводит самолёт в пикирование.
Я продолжаю лететь по прямой и повторяю тот же маневр. Так было задумано на земле, чтобы увеличить дистанцию для выполнения самостоятельного прицеливания и штурмовки.
Вижу, как с плоскостей самолёта ведущего потянулись струйки трасс пушек и пулемётов, а на земле вдоль колонны замелькали вспышки. Уже горит одна автомашина.
Женя боевым разворотом уходит на следующий заход.
Беру на прицел сбившиеся в кучу автомашины, открываю огонь и бросаю бомбу. Результата не вижу, так как ухожу на повторную атаку.
Сделали мы по три захода и каждый раз, завершая атаку, бросали по одной бомбе.
При первом заходе фашисты почти не стреляли, а при втором и последующих заходах открыли огонь из скорострельной пушки 'эрликон'.
— Очухались, гады! — услышал я Женин голос, словно он разговаривал сам с собой.
От дыма и огня почти ничего не было видно, что делалось на земле. Заметил лишь автомашину, ваявшуюся вверх колесами в кювете.
При выходе из атаки почувствовал удар где-то в нижней части самолёта, и в то же время раздался треск со стороны правой плоскости. Самолёт начал сильно крениться вправо. Стоило большого усилия, чтобы удержать его в левом развороте.
— Я 'Кобра-пять!' — послышалось в наушниках. — Кончай работу! Как меня понял? Прием! Вышли из боя. На этот раз нам повезло: в воздухе не появились 'мессеры'.
До самого аэродрома пришлось двумя руками держать ручку от сваливания самолёта на крыло. В правой плоскости зияла огромная дыра. Это была работа 'Эрликонов'.
Пришли на аэродром. Женя выпустил шасси и идёт на посадку. Захожу за ним, вижу, как его самолёт то накренится вправо, то резко выйдет из крена. Как он посадил самолёт я не видел, потому что при уменьшении скорости мой самолёт тоже стало сильно кренить вправо. Пришлось помогать себе коленом правой ноги, чтобы как следует держать ручку.
