В общем, сел. В конце пробега мой самолёт резко развернуло вправо. Еле удержал направление, чтобы совсем не развернулся самолёт. Обычно при резком развороте шасси не выдерживали и ломались. Когда самолёт остановился, я вылез из кабины и увидел, что самолёт Жени Прохорова тоже стоит развернутый вправо. Колеса повреждены, пробиты баллоны. Рулить на них было нельзя.
На 'эмке' подъехал командир полка подполковник Галущенко Николай Кириллович. Посмотрел на наши самолёты, махнул рукой и сказал: 'Садитесь в машину, хлопцы'.
Подполковник любил эту собранную из разных трофейных частей машину, всегда сам сидел за рулем. Довез он нас до КП полка. Там стал расспрашивать, как работали, какая цель, каким пользовались маневром.
Женя Прохоров доложил. Галущенко очень внимательно слушал, потом сказал: 'Молодцы, хлопцы! А это все отрабатывается ещё на земле… '
Посмотрел на меня Женя и улыбнулся.
— Ты чего смеешься? — спрашивает Галущенко. — Может, я что не верно говорю?
— Да, нет, товарищ подполковник, я не поэтому, — нашелся Женя. — Вы говорили о наземной подготовке и я вспомнил рассказ Есауленко, как их обучали на земле тактике штурмовки.
Галушенко попросил меня рассказать. И я поведал ему о подготовке способом 'пеший по-летному'. Это было ещё когда мы стояли в Чир-Юрте.
Он долго хохотал, приговаривая: 'Вот это да-а-а! Вот это бой так бой… Говоришь даже пикировали?'
Когда мы вышли с КП, Женя сказал:
— Надо же было фрицам так искалечить наши самолёты. Сволочи! На чем завтра лететь?
— Была бы работа, а лошадка найдется. А что нас маленько потрепали, это ничего, злее будем. Но и фашистам досталось крепко. Как они метались, места себе не находили. Будут ещё долго помнить и детям своим закажут.
Пока мы с Женей разговаривали, из КП вышли Галущенко и его заместитель по политчасти майор Кущ.
— Лейтенант Есауленко, ко мне! — скомандовал Галущенко.
— Слушаю вас, товарищ подполковник! — кричу я в ответ и на ходу говорю Жене: — Самодеятельность.
— Где твой баян?
— В клубе.
— Сегодня вечером устроим самодеятельность. Будет петь замполит, — он кивнул на майора куща, — потом цирковые номера моториста Иванова. Ещё есть в столовой тарелки?
Майор Кущ пояснил:
— Моторист Иванов крутит сейчас алюминиевые миски.
— Ну тогда ничего, пусть крутит. Будут и другие номера. В общем есть программа у Куща.
Вечером состоялся концерт самодеятельности. Кущ пел свою любимую песню 'Дивлюсь я на небо'… Иванов выступал с цирковыми номерами. Исполнялась кантата 'Идет война народная' полкового композитора Саши Бормотова. И другие номера тоже были. Действительно, у майора Куща всегда была наготове программа самодеятельности.
А дальше отдых после трудового дня, вот и закончился день 13 сентября 1943 года. Завтра опять бой'.
Дни фронтовых будней мало чем отличались один от другого. Обычные дни напряженных и опасных вылетов с победами и боевыми потерями. В этой, ставшей уже повседневной, работе недавно пришедшие на пополнение молодые однополчане приобретали опыт, проявляли мужество и самоотверженность, отвагу и героизм, а случалось, и настоящие подвиги. На войне как на войне.
Наши войска гонят фашистов все дальше и дальше на запад, к Керченскому проливу.
Освобождена станица Славянская, родина Николая Есауленко. С разрешения нового командира полка подполковника Галущенко, Прохоров и Есауленко на ПО-2 летали к матери Николая. Пробыли там два дня. Привезли массу впечатлений о встрече с родными и близкими Есауленко.
А 17 сентября мы перебазировались ближе к линии фронта, в станицу Славянскую. Не успели ещё зарулить на стоянки, как поступило срочное задание: бить по немецким эшелонам на станции Джигинская.
Мне приказано вести четверку. В составе группы — экипажи Александра Маркова, Николая Калинина, Николая Антонова.
Как всегда перед вылетом, майор Провоторов, поставил задачу, предупредил:
— Поосторожнее, Гриша… Зениток там чертова уйма.
Линия фронта находилась в постоянном движении, и где расположены зенитные точки противника, мы, конечно, в этот раз не знали. Поэтому было решено нанести короткий удар с хода, с прямой. Затем разворот на 180 градусов, обстрел пушечно-пулемётным огнем и уход от цели со снижением до бреющего полёта.
Спокойно миновали линию фронта. Ни истребителей, ни зениток. Подошли к станции. Вижу два эшелона. Небольшой доворот, и мы входим в пикирование. Две-три очереди из пушек, залп РСов, небольшое упреждение на глазок — и бомбы пошли в цель. Порядок!
Теперь быстрый разворот на 180 градусов для повторной атаки.
И вдруг со всех сторон засверкали красные шарики 'эрликонов'! 'Ах, бандюги, плотный огонь по ведущему! Старый прием!. '
Треск справа спереди! В кабине стало жарко, как возле чугунной печки. 'кажется все, — мелькнула мысль, — горим… '
Но нет, ещё не все. Мотор пока работает отлично. Запахло кипящей водой. 'Ага, значит, пробита система охлаждения, но сам мотор не пострадал. Долго, однако, не протянет, перегреется и заклинит… до своих далеко, километров сорок… не дотянуть… надо на север, ближе к реке Кубань. Там камыши и кустарник. Можно спрятаться, пока придут наши… '
Разворот влево. курс 360 градусов. Оглядываюсь назад. За мной идут только два самолёта: Марков и Калинин. 'Где же Антонов?' в свистопляске огня и маневров я не заметил, как он куда-то исчез.
Три-четыре минуты полёта, и вот она, полноводная красавица Кубань. Идем на восток, вдоль северного берега. Скорость заметно падает. Обороты двигателя уменьшаются. Вот-вот мотор остановится. И тогда немедленная посадка прямо перед собой, где придется… нет, этого допускать нельзя. Надо найти заранее более или менее пригодную площадку. Пожалуй, эта… Пора, пока не поздно… 'Убрать газ. Выпустить посадочные щитки. Шасси не выпускать. Садимся на фюзеляж. Зачем жалеть машину — ведь это территория противника'…
Самолёт уже несется над землей. Вот-вот коснется её, уже, кажется, чуть-чуть зацепился. Руку вперед, на приборную доску, перед головой, чтобы смягчить удар и не набить шишек…
Р-раз! Из глаз — искры. Сухой металлический треск. Облако пыли. И вдруг все стихло…
Поднимаю голову. Ветерком быстро относит пыль. Земля необычайно близко. Самолёт лежит на фюзеляже.
Медлить нельзя. Фашисты будут охотиться за нами. Надо во что бы то ни стало уйти, спрятаться получше.
Фонарь открыт. Шлемофон с головы долой. Вместо него — пилотка из кармана. Лихорадочные, машинальные действия. И вполне осознанное: подготовить пистолет к бою.
Спрыгиваю с крыла на землю. Воздушный стрелок Степан Пластунов уже выскочил из кабины, с пистолетом наготове.
Над нами кружатся самолёты Маркова и Калинина. Накренив машины они смотрят, что с нами.
Оглядываюсь вокруг. Площадка приличная. Сесть можно. И неожиданно для себя делаю широкий взмах руками — сверху — вниз к земле: 'Садись! Выручай! Сесть можно!'
Саша Марков понял: покачивает самолёт с крыла на крыло. И заходит на посадку, но… садиться нельзя. Шасси повреждено зенитным снарядом. Перебит подкос левой стойки шасси. Саша снова проходит над головой и покачивает крыльями. Расшифровываю этот ответ: 'Смотри, рад бы выручить из беды, да не
