создавать крен до 30–40 градусов, поднимать или опускать нос машины соответственно набору высоты или снижению.
Курсант садился в кабину и по команде инструктора управлял самолётом, отклоняя рули. А его товарищи, поддерживая самолёт в равновесии, реагировали на отклонение рулей в соответствии с их значением. Отклонился скажем, руль высоты вниз, они приподнимали хвост, — значит самолёт шел со снижением. Так отрабатывались до автоматизма все движения при управлении самолётом.
Наконец настало время учебных полётов. Николай попал к инструктору Боеву, а меня направили к Сирицкому.
Разные люди, разные приемы обучения.
Уравновешенный Сирицкий перед взлетом спокойно произносил:
— Начинаем взлетать вместе.
Резкий Боев, положив руки на борта кабины, коротко бросал Николаю:
— Взлетай!
Самое главное — правильно удержать скорость полёта. Если она станет ниже положенного предела, то можно сорваться в штопор. Реакция на ошибки курсантов у Боева тоже была особенной, в отличие от других инструкторов.
— Скорость, — спокойно напоминал Боев, заметив некоторое отклонение от нормы.
— Скорость! — твердо предупреждал он, если курсант за 15–20 секунд не успевал исправить ошибку.
— Скорость!!! — орал страшным голосом Боев, видя, что отклонение от заданного режима продолжало увеличиваться, и сопровождал свою речь крепким словом.
После этого курсант уже запоминал, что значит не выдерживать скорость важнейший элемент техники пилотирования.
Таков уж был Боев. На земле человек как человек. Тихий, обходительный, грубого слова никогда от него не услышишь, а вот в воздухе, будто кто его подменял… И несмотря на это, к нему с большим уважением относились курсанты и коллеги по аэроклубу.
День за днем продолжаются полёты. Уже осваиваем самое сложное в пилотировании — посадку самолёта. Впереди желанный момент — первый самостоятельный полёт. Каждый лётчик запоминает его на всю жизнь.
Кажется, все делаешь сам: и взлет, и развороты, и заход на посадку. Даже при посадке инструктор держит теперь руки на бортах кабины. И тем не менее это ещё далеко не самостоятельный полёт. Ты знаешь, что инструктор все время пристально наблюдает за поведением самолёта и за приборами. Хотя он и не вмешивается в управление, но в любую секунду готов прийти на помощь, если это потребуется. Здесь нет полного чувства самостоятельности. А вот когда впервые совсем один летишь, то это совершенно другое, неповторимое чувство.
Первый самостоятельный выход в небо — непередаваемое ощущение. Ты чувствуешь уверенность, что небо тоже становиться для тебя точкой опоры, как и земля.
Слетали Саша Кадочников и Володя Лаптев. Подошла, наконец и моя очередь. Перед тем у курсанта тройная проверка: инструктор — командир звена — начальник летной части. С каждым из них слетал 'по кругу'. Требование одно: все три полёта должны быть безукоризненными. Лишь после этого дается команда:
— Несите 'пассажира'!
В переднюю кабину кладется мешок с песком для сохранения центровки самолёта. Последние напутствия моего инструктора Сирицкого:
— Спокойно. Делай все, как раньше. Давай!
Сирицкий спрыгивает с крыла и провожает самолёт до линии исполнительного старта.
Поднимаю руку, прошу разрешения на взлет. Стартер машет мне белым флагом. Сирицкий дублирует его сигнал и отходит от самолёта.
Бросаю последний взгляд вокруг и даю газ. Самолёт начинает разбег. Я взлетаю самостоятельно первый раз в жизни! Невольно сливаешься с машиной, относишься к ней как к живому существу, как к послушному твоей руке и воле коню. А радость и удивление не покидают тебя.
Слегка отжимаешь ручку от себя и влево — первый разворот. В передней кабине не вижу привычной головы инструктора. Я один в бескрайнем небе! От восторга хочется петь!
Но как бы не прозевать момента второго разворота. Вот уже приближается и третий разворот. Теперь надо точно вовремя убрать газ и перейти на планирование.
Четвертый разворот. Приближается земля. Отлично вижу посадочное 'Т' и, кажется, расчет правильный: самолёт должен приземлиться у посадочного знака.
Теперь все внимание земле. Начинаю выравнивать. Посадка — ювелирная работа. Движения ручки должны быть точны до миллиметра, а самолёт подводится к земле с точностью до 10–20 сантиметров. Кажется, все в порядке. Слева промелькнуло и ушло назад белое полотнище посадочного 'Т' Легкий толчок. Самолёт катится по земле на трёх точках и замедляет бег. Уф!. Вот это да!
Сладкое чувство твердой под ногами земли и грусть по упругому, податливому и просторному небу. Совершенно новое, ни с чем не сравнимое чувство первого самостоятельного полёта!
Заруливаю на линию предварительного старта и выключаю мотор. Подходит с очередным курсантом Сирицкий. Вылезаю из кабины и докладываю ему:
— Первый самостоятельный полёт выполнен. Нормально, Сивков, — говорит инструктор. — Отдыхай, подробности позже, на разборе.
Николай Семериков взволнованно жмет руку:
— Ловко у тебя получилось!
Другие ребята тоже поздравляют а первым самостоятельным полётом. А мне как-то не верится, уж не во сне ли все это?
После разбора полётов ребята столпились вокруг Боева.
— Да вождение самолёта — искусство. Худо летать нельзя. Лучше быть хорошим шофером на земле, чем плохим лётчиком в небе. Воевать, ребятки, нам рано или поздно придется… Фашизм сам собой не отомрёт, его уничтожить нужно. — Боев в раздумье умолкает, а потом снова убежденно: — Война не за горами. А мы — это военные лётчики. И поэтому мотайте на ус, осваивайте получше летное дело. В схватке побеждает умелый…
Год напряженных занятий — и аэроклуб позади. Выстроили нас по-военному. Объявили приказ: всем, окончившим аэроклуб, присвоено звание пилота запаса.
Счастливые, мы неохотно, однако, расстаемся с инструкторами, аэродромным персоналом и самолётами, на которых впервые поднялись в воздух.
— Теперь прямая дорога в авиационное училище., - напутствовал нас погрустневший Боев. — Вы уж того… не обижайтесь, если что не так было…
Боев говорил с нами как с равными.
— Не подкачаем, — отвечает за всех Семериков. — Будем стараться.
Боев крепко пожал каждому из нас руку.
— Может, ещё встретимся, — сказал он на прощание. — Земля, она круглая: откуда вылетишь, туда и вернешься.
Свидеться с Боевым не пришлось. Говорили, погиб он на фронте в первые дни войны…
Некоторые ребята, окончившие аэроклуб, ушли из техникума в военное авиационное училище.
Была такая попытка и у меня.
— Ты это брось! — отрезал Николай Семериков. — Не дело это: не кончив одного, начинать другое. Так поступают слабохарактерные люди. Техникум надо закончить!
Убедил меня Николай. Предостерег от возможной ошибки.
Однажды, это было в начале четвертого курса, комсорг техникума спросил у меня:
— Слушай, я что-то не помню, ты комсомолец?
— Нет ещё…
— Как же это так?
— А вот так, — включился в разговор Николай. — Мы с тобой виноваты: не вовлекли.
