Они попробовали раз.
Они попробовали два.
Они попробовали три.
Потратили почти сорок тысяч и прикидывали, на сколько еще хватит, когда произошла удивительная вещь.
Это случилось после особенно отвратительного вечера.
Их скрытые упреки друг другу стали желчными и взрывоопасными. Видимо, это закономерно: всякое дыхание несет в себе окись углерода, поэтому только и ждет спички. В данном случае роль спички сыграл крик – настоящий ор, – а о чем они орали, лучше умолчать. Джоанна залилась слезами, а Пол мрачно удалился смотреть бейсбол, но команда «Нью-Йорк никс» в последнее время играла так скверно, что его настроение нисколько не улучшилось.
На следующее утро они отправились прогуляться в Центральный парк и шли, почти не разговаривая, пока не поравнялись с игровой площадкой у 66-й улицы. Детский смех особенно ранил в то утро, надрывая душу и напоминая о том, чего они сами лишены.
Пол готов был повернуться и пойти в обратную сторону, когда мимо них пробежала маленькая девчушка с розовым шариком. Это была невероятно миловидная смугленькая латиноамериканка.
– Где твоя мама? – спросила Джоанна.
Но ее больше интересовал другой вопрос: «Кто твоя мама?» Запыхавшаяся женщина, которая через несколько секунд догнала беглянку, мягко пожурила ее за то, что та от нее удрала. Женщина оказалась светлокожей блондинкой примерно их возраста. Она подхватила дочь на руки, прижалась губами к ее шее, улыбнулась Джоанне и Полу и удалилась обратно к качелям.
До этого момента они ни о чем подобном не задумывались.
Не задумывались о том, чтобы взять на воспитание ребенка.
Наверное, требовалось воочию увидеть эту картину.
Когда они вернулись домой, Джоанна попросила Пола вынести мусор. И тот с удивлением увидел в ведре шприцы, термометры, препараты, стимулирующие зачатие, аккуратно заполненные дневники и все прочее, что накопилось в их доме, пока они старались родить ребенка. Пол с удовольствием вывалил все это в бак. А когда возвратился в квартиру, они занялись любовью, как прежде, и это было просто потрясающе после недавнего кошмара.
На следующий день они обратились к адвокату.
И вот теперь он слышал подле себя в темноте Джоанну и тихое дыхание Джоэль.
Он повернулся и поцеловал жену в губы.
– В следующий раз обязательно тебя поддержу. Договорились? – И почувствовал, как она улыбнулась.
Все шло к тому, чтобы вернуться в царство сна.
Кроме одного – проснулась Джоэль.
И заплакала.
Глава 7
Все началось на следующий день.
Галина уложила Джоэль, чтобы та днем поспала. И мурлыкала над кроваткой мелодичную колыбельную. Пол высунулся из ванной и слушал ее красивый голос. А когда вышел, свежевыбритый и лишь отчасти проснувшийся, няня предложила им прогуляться на свежем воздухе. Ребенок пока поспит, и она несколько часов побудет с девочкой.
Хотя стояла календарная зима, даже расположенная на высоте Богота была настолько близко к экватору, что здесь стояла умопомрачительная теплынь. Поэтому прогулка казалась именно тем, что доктор прописал.
Они вышли из вестибюля гостиницы и вскоре оказались среди магазинов, покупки в которых были по карману только туристам и в лучшем случае одному проценту колумбийцев.
«Гермес».
«Вюиттон».
«Оскар де ла Рента».
Они гуляли рука об руку, и Пол поздравил себя с успешным тактическим маневром, который ему удался прошлой ночью в постели. Отношения между ними явно налаживались.
Утром, пока он занимался порученными ему пеленками, Джоанна покормила девочку. Потом они попеременно сюсюкали с Джоэль и все время обменивались друг с другом впечатлениями: какая она замечательная, потрясающая, какое у нее невероятно выразительное личико и как мило она сложена. В действие вступили некие естественные законы, превратившие двух относительно умных людей в слюнявых идиотов.
Но Полу нравился такой идиотизм.
Он взял Джоанну за руку и, когда они задержались у витрины художественной галереи, поцеловал в шею. В галерее выставлялся Ботеро, латиноамериканский художник, который изображал всех раздутыми, толстыми и разъевшимися, словно воздушные шары на День благодарения. [15]
Через несколько кварталов Пол почувствовал, что скучает по дочери. Это было совершенно новое ощущение: идти куда-то и сознавать, что оставил дома частицу себя. Он был словно
