«Что? Болван! Ты плохо её воспитывал! Это твоя вина!»
«Стать взрослой без операции? Сама идея безумна!»
«Как ты можешь так говорить о великой операции? Хоть ты ещё и ребёнок, но такие вещи непростительны!»
Затем они стали орать на меня так, словно что — то сломалось внутри и они не могли остановиться до тех пор, пока у них не кончатся слова.
«Пожалуйста, простите нас! Это мы позволили ей сбиться с правильного пути!»
Так причитала моя мать.
Отец сердито посмотрел на меня сверху вниз.
«Вот что происходит, когда говоришь глупости. Теперь нам за тебя стыдно! Это всё тот мерзкий путешественник, точно вам говорю! Это он научил тебя таким дурацким идеям!»
Отец схватил меня за руку и, волоча за собой, отправился искать Кино.
Кино был на заднем дворе. Рядом с ним стоял мотоцикл, сверкающий как новый. Трудно было поверить, что ещё два дня назад он был кучей ржавого мусора. Раздутый рюкзак Кино был привязан сзади сиденья и время от времени подрагивал от вибрации двигателя. Заднее колесо не касалось земли, а крутилось в воздухе, ведь мотоцикл стоял на подножке. Поверх сиденья было брошено коричневое пальто Кино, в котором он пришёл в нашу деревню. Оно было чистое, но всё такое же поношенное.
Мой отец заорал на него, встряхнув меня так, что лязгнули зубы.
«Вот ты где! Да, ты… кусок грязи!»
Когда невозмутимо спокойный Кино повернулся к нему, ярость моего отца сменилась безумием, и он завизжал, больше похожий на зверя, чем на человека.
«Так вот что операция сделает с тобой? Наверно, тебе лучше обойтись без неё».
Так тихо сказал Кино, посмотрев на меня сверху вниз.
И подмигнул мне.
Я хихикнула. В этот момент мой разум стал чистым и спокойным. Я приняла решение.
«Ты! Ты!»
Мой отец направил свой сжатый кулак на Кино, слюна и пена летели у него изо рта.
Кино поклонился моему отцу со спокойствием святого.
«Да?»
«Да? Да? Я покажу тебе 'да'! На колени! Моли о прощении! Меня! Всех жителей этой деревни!»
«Прощении? За что?»
Так спросил Кино, склонив голову набок.
В ответ мой отец снова взревел. Его лицо стало багровым, а тело затряслось. Я посмотрела на его лицо, лицо настоящего взрослого. Оно не отличалось от лица моих друзей, с которыми я ссорилась из — за чего — то глупого и убегала в слезах домой.
Он хотел крикнуть что — то ещё, или опять взреветь, когда его прервал голос.
«Мне кажется, уже хватит».
Это был старейшина деревни.
Тогда я точно не знала, каков его настоящий титул, но знала, что он очень важный человек. Его манеры отличались от манер взбешённых взрослых. Тогда я подумала — для этого тоже нужна операция?
Старейшина заговорил с Кино.
«Путешественник, в каждой стране, в каждом доме есть свои традиции. Ты знаешь это».
Это не было вопросом, но Кино ответил.
«Да, знаю».
«В этой стране у нас тоже есть свои традиции. Это древние традиции и они не могут быть изменены по твоей прихоти. Я уверен, что ты понимаешь это».
Плечи Кино опустились.
«Понимаю. Я собираюсь покинуть вашу страну, старейшина. Если я останусь здесь ещё хоть на немного, то, скорее всего, меня убьют. Есть ещё какие — нибудь правила, которые я должен соблюсти, чтобы уехать?»
Старейшина сказал, что нет.
«Если ты направишься туда», — старейшина показал в направлении, куда был развёрнут мотоцикл, — «то выйдешь прямо к воротам. Ступай. Но я не думаю, что твоей жизни угрожает опасность. Ты должным образом въехал в нашу страну, ты не нарушал порядка. Я гарантирую тебе безопасность, пока ты не выйдешь за ворота. Это же всё — таки Страна взрослых».
Кино повернулся ко мне, наклонился и посмотрел в глаза. Я вдруг поняла, что мой отец больше не стоит у меня за спиной.
«Прощай, маленький цветок».
Так сказал Кино.
«Ты уезжаешь?»
Я хотела, чтобы он остался ещё. Я хотела узнать его после операции. Я хотела поговорить с Кино как взрослая.
«В каждой стране я остаюсь не дольше, чем на три дня. В большинстве случаев за три дня ты можешь узнать всё об этом месте. Кроме того, если ты задержишься, то не сможешь посетить ещё много новых, других стран. Прощай. Береги себя».
Так сказал Кино.
Я помахала ему, и когда Кино уже почти сел на мотоцикл, снова появился мой отец с длинным, тонким разделочным ножом в руке. Моя мать следовала за ним, рыдая и комкая передок своей блузки.
Кино повернулся.
Мой отец посмотрел на старейшину, держа нож так, чтобы тот мог его рассмотреть. Старейшина кивнул.
Я смотрела на моего отца и думала только о том, как это странно видеть его с разделочным ножом на улице. Это было так неуместно.
Кино спросил старейшину, почему мой отец принёс нож.
Старейшина, всё тем же спокойным, чётким голосом произнёс страшные слова:
«С помощью ножа он хочет избавиться от девочки».
И без того бледное лицо Кино стало белым.
«Что?»
«Она отвергла необходимость операции и ослушалась родителей. Таких детей невозможно оставить без присмотра. Дети всё время, и на это есть серьёзные причины, остаются собственностью своих родителей. Родители произвели их на свет и у них есть полное право избавиться от дефективных детей».
Только тогда я поняла, что отец собирается убить меня. Я не хотела умирать, но ничего не могла с этим поделать. Я подняла голову и увидела на лице моего отца выражение, которого никогда раньше не видела.
«Бесполезная».
Так прошептал отец и его слова были наполнены ненавистью.
«Путешественник. Пожалуйста, отойдите. Здесь опасно».
Так сказал старейшина.
Мой отец направился ко мне, держа нож. Я видела серебряный блеск лезвия и думала — какая прелесть.
Затем в мире всё смолкло, время замедлилось и стало еле ползти. Я видела, как Кино бросился ко мне сбоку, пытаясь перехватить выпад моего отца. Но нож приближался ко мне слишком быстро.
Спасибо тебе, но уже слишком поздно.
Лезвие было в нескольких сантиметрах от меня, когда отец повернул его в сторону и поймал на него грудь Кино, который был уже почти между нами. Лезвие плавно вошло в его тело.
Звук вернулся, и я услышала странный вскрик. Кино стоял так, словно хотел обнять моего отца, кончик разделочного ножа торчал у него из спины. Он упал к моим ногам с ножом в груди. Его тело ударилось о
