матовым. Единственный плавун, оставшийся из каравана Валентайна, лежал на боку, словно мертвый морской дракон, выброшенный волнами.
Одна группа уцелевших — четверо или пятеро — сидела кучкой на противоположном берегу; еще полдюжины, в основном скандары из личной охраны Коронованного, разбили лагерь прямо ниже по склону от Валентайна; некоторые, как можно было видеть, бродили в сотне ярдов, разыскивая, очевидно, погибших. Несколько трупов уже лежало рядом друг с другом возле перевернутого плавуна. Но среди них Валентайн не видел Элидата. Надежды, что его старый друг спасся, почти не оставалось. Однако, как ни странно, он не почувствовал душевного волнения — лишь холодное оцепенение в груди, когда вскоре один из скандаров принес тело Элидата в своих четырех руках так легко, будто держал ребенка.
— Где ты его нашел? — спросил Валентайн.
— Полмили вниз по течению, милорд.
— Опусти его и позаботься о могилах. Мы похороним всех наших погибших сегодня утром на этом небольшом холме, обращенном к реке.
— Да, милорд!
Валентайн посмотрел на мертвого Элидата. Его глаза были закрыты, а слегка раздвинутые губы казались вывернутыми кверху в улыбке, хотя также легко это могло быть гримасой ужаса.
— Он выглядел старым прошлой ночью,— повернулся Валентайн к Карабелле.
— Он вообще очень сильно состарился в последний год,— сказал Тунигорн.
— Но теперь он снова кажется молодым. Морщины прошли на его лице, ему можно дать не более двадцати четырех. Тебе так не кажется? — спросил Валентайн.
— Я виню себя в его смерти, — сказал Тунигорн тусклым невыразительным голосом.
— Почему? — резко спросил Валентайн.
— Я вызвал его с Горы Замка. Давай, сказал я, спеши в Зимроель! Валентайн задумал что-то странное, хотя и не знаю, что именно, и ты один можешь отговорить его. И он приехал. А теперь… Если бы он остался в Замке!..
— Нет, Тунигорн, не нужно больше об этом!
Но Тунигорн продолжал, словно в бреду:
— Он стал бы Коронованным, когда бы вы ушли в Лабиринт, и жил бы долго и счастливо в Замке, и мудро правил, а теперь… вместо этого… вместо этого…
— Он не стал бы Коронованным, Тунигорн,— мягко остановил его Валентайн.— Он знал это и был согласен. Идем, старина. Ты делаешь его смерть еще тяжелее своими глупыми разговорами. Он уже у Истока. Я бы всем сердцем хотел, чтобы он жил еще семьдесят лет, но сейчас уже ничего не воротишь, сколько бы мы ни говорили об этом. И нам, кто пережил эту ночь, предстоит много работы. Так что давайте начнем, Тунигорн.
— Что за работа, милорд?
— Во-первых, похороны. Я сам, своими руками выкопаю Элидату могилу, и пусть никто не смеет препятствовать мне. Когда все будет сделано, ты, Тунигорн, переберешься, как сможешь, через реку и в том маленьком плавуне поедешь на восток, в Джихорну, посмотришь, что стало с Делиамбером, Тизаной, Лизамоной и всеми остальными. Если они живы, привезешь их сюда и приведешь их ко мне.
— А вы, Валентайн? — спросил Тунигорн.
— Если мы отладим этот плавун, я продолжу свой путь глубже в Пиурифаину. Я все еще не оставил надежду увидеть Данипиуру и сказать ей кое-какие вещи, которые давно должны быть сказаны. Ты найдешь меня в Илиривойне — это мой первый пункт.
— Милорд!..
— Я прошу тебя: не говори больше ничего! И вы все идите! Мы будем погребать погибших и проливать слезы, а потом мы должны закончить свое путешествие. Валентайн задумчиво посмотрел на Элидата.
— До сих пор не верится, что он умер. Но, к несчастью, придется в это поверить. И тогда еще один грех в моей душе будет взывать о прощении.
В середине дня перед очередным заседанием Совета Хиссун прогуливался по близлежащим окрестностям Замка, исследуя его кажущуюся беспредельную запутанность. Он жил на вершине Горы уже достаточно долго, так что это место больше не пугало его; он начинал чувствовать себя здесь, как дома.
Его жизнь в Лабиринте теперь казалась законченной главой прошлого — опечатанной и отложенной в укромный уголок его памяти. Но все же Хиссун понимал, что обитай он в Замке даже и пятьдесят лет, или десять раз по пятьдесят, все равно бы не узнал никогда его по-настоящему.
Никто бы не узнал. Никто,— подозревал Хиссун,— никогда и не знал. Говорили, что в нем сорок тысяч комнат. Так ли это? Делал ли кто-нибудь точный подсчет? Все Коронованные, начиная с лорда Стиамота, жили здесь и пытались оставить свой след в Замке, и существовала легенда о том, что каждый год в нем добавлялось пять комнат. А уже прошло восемь тысяч лет с тех пор, как лорд Стиамот впервые поселился на Горе. Так что вполне могло здесь набраться сорок тысяч комнат… или пятьдесят, или девяносто тысяч… Кто мог сказать? И года не хватит, чтобы сосчитать их все. Тем более, что по окончании года добавится в каком-нибудь его конце еще несколько комнат, и снова придется разыскивать их, чтобы пополнить список. Нет, это немыслимо!
Для Хиссуна Замок был самым чудным местом в мире. Первое время, попав сюда, он сосредоточился на изучении внутренней зоны, где располагались кабинеты главных придворных и короля, а также самые известные здания: Крепость Стиамота, Архив лорда Престимиона, Смотровая башня лорда Ариока, Часовня лорда Кинникена и большие церемониальные палаты, окружавшие чудесный зал, центром которого был Конфалюмский Трон Коронованного. Как новичок-турист из дальних лесов Зимроеля, Хиссун снова и снова проходил по этим местам, включая и многое такое, куда никакой турист не был бы допущен, пока не узнал каждый их уголок так же хорошо, как любой из гидов, потративший десятилетия, водя по ним посетителей.
Центр Замка был закончен, вероятно, полностью, во всяком случае, никто не мог больше достроить здесь что-либо значительное без того, чтобы помешать уже созданному предыдущими Коронованными.
Трофейный зал лорда Молибора стал последним зданием, построенным во внутренней зоне (насколько мог судить Хиссун).
Лорд Вориакс за короткий период своего правления соорудил лишь несколько игровых кортов далеко на восточном фланге Замка, а лорд Валентайн не добавил ни одной комнаты вообще, хотя время от времени и говорил о намерении разбить большой ботанический сад с самыми удивительными и причудливыми растениями, какие только встречал он во время своего бродяжничества по Маджипуре. 'Вот немного освобожусь от бремени королевских обязанностей,— говорил он,— и тогда можно будет серьезно подумать об этом проекте'. 'Судя по сведениям об опустошении, идущем из Зимроеля, лорду Валентайну нужно будет ждать слишком долго, чтобы взяться, наконец, за осуществление своей идеи,— подумал Хиссун,— потому что болезни на материке уничтожили, как сегодня уже совершенно очевидно, не только сельскохозяйственные культуры, но и многие редкие дикорастущие растения'.
Когда Хиссун, к собственному удовлетворению, освоил внутреннюю зону, он начал расширять свои исследования до труднодоступных и прямо-таки бесконечных окрестностей.
Он посетил подземные пещеры, где размещались погодные механизмы, спроектированные в древние времена, когда в Маджипуре наука была куда более развита, с помощью которых вечная весна поддерживалась на Горе Замка, хотя Вершина Горы и возвышалась на тридцать миль над уровнем моря, проникая в холодную темноту космоса. Он ходил по огромной библиотеке, которая вилась от одной стороны Замка до другой огромными змеиными кольцами, и, как говорили, в ней хранились все книги, когда-либо изданные в цивилизованной вселенной. Он бродил по конюшням, где королевские лошади — восхитительные, резвые животные, очень мало напоминающие своих собратьев работяг-кузнецов, несущих тяжелую долю в каждом городе и селе Маджипуры,— гарцевали и били копытами, дожидаясь очередной прогулки на свежем воздухе. Он обнаружил туннели лорда Сангамора — серию соединенных комнат, вытянувшихся, как цепь сосисок, вокруг выступающего шпиля на западном склоне Горы. Их стены и крыша мерцали внушающим суеверный страх свечением: одна комната — цветом полночной синевы, другая —
