Она уселась рядом и обняла его за плечи.
'Да,— подумал он.— О да, хорошо!' Тепло снова просочилось в его охладевшую душу, и темнота отступила перед стремительным потоком нежности, охватившим его. Стойкая, надежная и мудрая женщина, которая в дни его ссылки первой открыто приветствовала лорда Валентайна, тогда как он сам все еще считал себя жонглером Валентайном. Как часто за годы его восстановленного правления разделяла она через сон-вино открывавшееся ей, обнимала его, чтобы узнать тайны буйных образов, приходивших к нему во сне! Как часто облегчала она его королевскую участь.
Она сказала:
— Я сильно испугалась, когда увидела, что вы падаете, лорд Валентайн, а вы знаете, что я не из тех, кто легко пугается. Вы говорите, все дело в вине?
— Так я сказал там, за дверью.
— Но я думаю, что причина не в вине.
— Делиамбер считает, что это чары колдовства.
— Но чьи? — спросила Тизана.
Валентайн посмотрел на уруна:
— Ну?
Делиамбер изобразил напряжение, которое Валентайн редко видел в маленьком существе: беспокойное свертывание и помахивание бесчисленных щупальцев, странный блеск в его больших желтых глазах, жующие движения птичьего клюва.
— Я не нахожу ответа,— сказал наконец Делиамбер.— Просто как не все сны есть послания, так не все чары кем-то напущены.
— Некоторые чары возникают сами, так? — спросил Валентайн.
— Не совсем. Но есть чары, возникающие спонтанно — изнутри, милорд, внутри кого-нибудь, образуясь в пустотах души.
— Как это понять? Что я сам на себя напустил колдовство, Делиамбер?
Тизана произнесла мягко:
— Сны… чары… это все одно и то же, лорд Валентайн. Некоторые предчувствия становятся известными через вас. Предзнаменования проталкиваются наружу. Буря собирается, и это только ранние предвестники.
— Но если только я не рассказал вам об этом сне, я еще ничего не говорил тебе, не так ли?
— Мне кажется, вам снился хаос, милорд?
Валентайн уставился на нее:
— Как ты узнала это?
Пожав плечами, Тизана сказала:
— Потому что хаос должен прийти. Мы все признаем эту истину. В мире это незаконченное дело, и оно требует законченности.
— Формодеи, ты имеешь в виду,— пробормотал Валентайн.
— Мне не хотелось бы,— сказала старуха,— давать вам советы по существу дела…
— Избавьте меня от своей тактичности. От своих советников я жду советов, а не тактичности.
— Мое королевство — это только королевство снов,— сказала Тизана.
— Мне снился снег на Горе Замка и большое землетрясение, которое раскололо мир на части.
— Я растолкую вам этот сон, милорд.
— Как ты можешь растолковать его, когда мы не пили еще сон-вино.
— Разговоры сейчас не ко времени,— твердо сказал Делиамбер,— Коронованный имел достаточно видений для одной ночи. Ему не следует теперь пить сон-вино. Я думаю, это может подождать пока…
— Этому сну не нужно вина,— сказала Тизана.— Ребенок может растолковать его. Землетрясение? Мир разлетелся на осколки? Но вы должны готовиться к тяжелым испытаниям, милорд.
— Что ты говоришь?
Ответил Слит:
— Это предзнаменование войны, ваша светлость.
Валентайн повернулся вокруг и уставился на маленького человека.
— Война? — закричал он.— Война? Я должен снова сражаться? Я был единственным Коронованным за восемь тысяч лет, который выводил армию в бой, я должен делать это дважды?
— Наверняка вы знаете, милорд,— сказал Слит,— что война за восстановление была всего лишь прелюдией настоящей войны, которая должна произойти, войны, которая готовилась много веков и которой, я думаю, нельзя избежать.
— Нет неизбежных войн,— заметил Валентайн.
— Вы так думаете, милорд?
Коронованный сурово посмотрел на Слита, но не ответил. Они говорили ему то, что было ему уже известно без их помощи, но он не хотел этого слышать и все же слышал, чувствуя, как ужасное беспокойство проникает в его душу.
Спустя мгновение он поднялся и начал молча бродить по комнате. В дальнем конце ее находилась громадная жуткая скульптура, сделанная из изогнутых костей морских драконов в форме сплетенных пальцев пары сжатых поднятых рук, а возможно, сцепленных клыков какой-то колоссальной демонической пасти. Долго стоял перед ней Валентайн, поглаживая блестящую отполированную кость. Незаконченное дело, так сказала Тизана. Да-да. Формодеи. Формодеи, метаморфы, пиуривары. Назовите их каким хотите именем: истинные коренные жители Маджипуры, те, у кого этот дивный мир был украден поселенцами со звезд четырнадцать тысяч лет назад. Восемь лет, размышлял Валентайн, я боролся за то, чтобы понять нужды этих людей. И я все еще ничего не знаю.
Он повернулся и сказал:
— Когда я поднялся говорить, мои мысли были о том, что говорил прекрасный оратор Хорнкаст: Коронованный — есть весь мир и весь мир есть Коронованный. И внезапно я стал Маджипурой. Все, что происходило везде в этом мире, пронеслось через мою душу.
— Вы испытывали это прежде,— сказала Тизана.— В снах, о которых я рассказывала вам, когда вы сказали, как видели двадцать миллиардов золотых нитей, прорастающих из почвы, и вы держали их все своей правой рукой. И другой сон, когда вы широко раскинули свои руки и обняли мир, и…
— Это было другое,— сказал Валентайн.— На этот раз мир распался на куски.
— Как это?
— Буквально. Разрушился на осколки. Не осталось ничего, кроме моря темноты… в которое упал я…
— Хорнкаст говорил правду,— тихо сказала Тизана.— Вы — этот мир, ваша светлость. Темное знание находит свой путь к вам, и оно приходит по воздуху со всего окружающего вас мира. Это послание, милорд. Не самой Леди и не Короля Снов, но всего мира.
Валентайн взглянул в сторону уруна.
— Что вы скажете на это, Делиамбер?
— Я знаю Тизану, наверное, уже пятьдесят лет, и я никогда еще не слышал глупости из ее уст.
— Тогда это означает, что война будет?
— Я думаю, что она уже началась,— ответил Делиамбер.
Хиссун не скоро простит себе, что опоздал на банкет. Его первое официальное мероприятие с тех пор, как он был введен в штат лорда Валентайна, и он не смог прибыть вовремя. Это было непростительно.
Частично в этом была вина его сестры Айлимур. Все время, пока он примерял свою новую официальную одежду, она суетилась вокруг, нервничала, поправляла ленту на плече, беспокоилась о длине и покрое его туники, находила отметки царапин на его отполированных туфлях, которые были бы незаметны любому глазу, но не ее. Ей было пятнадцать, очень трудный возраст для девушек,— любой возраст был трудным для девушек, иногда думал Хиссун… И в эти дни она стремилась распоряжаться всем, самоуверенная, захваченная простыми житейскими заботами.
Так в своей жажде добиться в нем совершенства к банкету Коронованного она помогла ему опоздать.
