таится в ее дальних закутках – мы и понятия не имеем. Ведь иногда человека заставляют под гипнозом вспоминать вещи, о которых он, казалось бы, давно и прочно забыл. Значит – хранится эта информация где-то. В зазипованном виде.
Ника улыбнулась. И перестала дрожать.
– А этот шарик, выходит, что-то наподобие архиватора?
– Точно! Знаешь, что? – я сдвинул брови и скорчил сосредоточенную мину.
– Что? – Ника снова слегка напряглась.
– Я что-то не заметил на этом объекте лицензионной голограммы. Как бы нам вирус какой не подхватить.
Засмеялась. И мне самому стало легко и даже немного стыдно за недавний страх. Подумаешь, передовые технологии. Подумаешь, портативный гипнотизер. Говорят, где-то в Японии спроектировали робота, способного пьянеть от алкогольных напитков. Вот это покруче будет! Электронный собутыльник – это да!
– Что мы теперь будем делать? – спросила Ника отсмеявшись.
– Как что? – я изобразил искреннее изумление. – Купаться, конечно!
Я бросил шар на землю, подхватил Веронику на руки и побежал к реке. Ника крепко обхватила меня за шею и испустила радостно-испуганный визг.
Обратно к месту нашей стоянки мы прошли мимо шара, бросив на него по одному- единственному беглому взгляду. Заговорили о нем мы только ближе к вечеру, когда стали собираться домой. До этого мы старательно веселились и наслаждались природой. Может быть, чуть-чуть слишком старательно.
– Этот шар… – Вероника сложила пакет с остатками провианта в багажник машины и повернула голову в мою сторону. – Что было бы, если бы мы повернули его в другую сторону?
Мне так хотелось, чтобы она не задавала этот вопрос! Меня он мучил все это время. Я терпеливо гнал его от себя, а он назойливой мухой возвращался обратно.
– В другую сторону? – я как можно небрежней пожал плечами. – Я думаю, есть четыре варианта.
Сказал я это после нарочито выдержанной паузы. Ответ для себя я приготовил уже давно.
– Какие? – Ника подошла поближе.
– Вариант номер раз – ничего бы не произошло.
– Сомнительно.
– Согласен. Вот тебе вариант номер два – случилось бы то же самое, что и при первом повороте.
– Может быть, – Ника не слишком уверена.
– Угу. Третий вариант – произошло бы что-то совершенно другое… но, возможно, не менее пакостное.
– Самое правдоподобное. Но что может быть еще в качестве четвертого варианта?
– Четвертый… В какой-то степени это разновидность третьего… – мне не хочется об этом говорить, но я знаю, что все равно скажу.
– Костя, не тяни, пожалуйста!
– Когда мы крутили шар в одну сторону, нам показали наше прошлое. Если мы покрутим его в другую сторону, нам покажут…
– Наше будущее?! Бред!
– Конечно! – с радостью соглашаюсь я. Мне очень хочется согласиться. – Разумеется, бред.
– Нельзя показать человеку его будущее – он его изменит и все предсказания окажутся чушью.
– Правильно! Все абсолютно правильно, – иногда Ника рассуждает совсем как я. Интересно, это оттого, что мы десять лет женаты, или мы десять лет женаты потому, что иногда она рассуждает совсем как я?
– А мы сейчас пойдем и проверим, – решает Вероника.
– Нет, Ника! Мы не будем этого делать, – говорю я очень строго и уверенно.
Я знаю, что мы это сделаем. Я знал это с самого начала, как только мне в голову пришла мысль о четвертом варианте. Не потому, что этого хочет Ника. И не потому, что этого хочу я – я, если честно, этого совсем не хочу. Я этого боюсь. Просто не сделать это невозможно, понимаете? Выше человеческих сил.
Для виду я еще немного спорю. И сам первым иду по тропинке.
Шар лежит на том же месте. А куда бы он, черт его побери, делся? Хотя, если бы он все же изловчился и исчез с этого безлюдного места, я был бы ему благодарен. Я испытывал бы облегчение – сейчас. И разочарование – всю оставшуюся жизнь.
Беру шар в руки, Ника стоит чуть сзади, заглядывая мне через плечо. Стараюсь не медлить, с каждым мгновением сделать простое движение руками будет все сложнее. Кручу.
Ждем, затаив дыхание.
Ничего.
Ждем еще немного, уже с некоторым удивлением.
Ничего. Совсем-совсем ничего.
Не знаю, что испытывает Ника, после того, как проходит минут пять. Вообще-то, я не могу сказать, что испытываю сам. Наверное, чувствую себя обманутым – и одновременно спасшимся от чего-то страшно неприятного.
Произошедшее несколько часов назад кажется чем-то нереальным. Все сильнее растет ощущение, что нам все это просто почудилось. Хочется даже крутануть шар в ту же сторону и убедиться в этом. Но я воздерживаюсь.
– Возьмем эту штуковину с собой? – я небрежно подбрасываю шар на ладони.
– Возьмем, – Вероника пожимает плечами.
Шар я кидаю на заднее сиденье. Еще несколько минут сборов – и мы движемся по лесной дороге на моей не очень новой «тойоте». Я бы назвал ее просто старой, но это было бы невежливо по отношению к даме.
Присутствие еще одной дамы – Вероники – удерживает меня от честного выражения всех своих эмоций по поводу этой дороги и того, кто ее прокладывал. Если есть на свете ад, то над вечной пыткой для этого горе-мастера не надо долго думать – пусть просто вечно едет по такой дороге.
Нет, я не говорю о том, что ее рельеф представляет из себя уменьшенную копию самых известных горных массивов планеты – хотя мог бы. Не говорю я и о том, что за каким-то дьяволом дорога по совершенно равнинной местности представляет из себя график невероятно сложной математической кривой – хотя я и тут не погрешил бы против истины. Все это привычные атрибуты российских дорог. Вероятно, на это существуют особые ГОСТы, нарушать которые дорожники не имеют права.
Но кто додумался сделать дорогу такой узкой – строго в одну колею, при таких высоких деревьях, которые жмутся к дороге вплотную и таком количестве крутых поворотов?! Видимость – не то, что нулевая, а отрицательная, если такая бывает.
Ехать по такой дороге приходится с черепашьей скоростью, чтобы избежать аварии или, на худой конец, не превращать ее в катастрофу.
Но если когда-нибудь найдется идиот, который будет очень спешить на тот свет… Не зря ведь говорят: «беда беду призывает». А две российские беды всем хорошо известны.
Додумать я не успел. Последнее, что врезалось мне в память, это зеркальные очки на круглой бритой голове, торчащей из-за руля вылетевшего навстречу джипа.
Чудовищной силы удар.
Темнота.
Я был в полном сознании – это удивляло. Глаза закрыты. Сейчас я их открою и увижу… Что? Белый больничный потолок или свет в конце тоннеля? А еще варианты есть? Стоит проверить.
Открываю оба глаза одновременно, разом и широко. Вижу свои руки с побелевшими от напряжения ногтями. Вижу зажатый в них шар. Чувствую впившиеся мне в плечо пальцы Ники.
С остервенением бросаю шар на землю. Хочется материться, долго и грязно. Вместо этого поворачиваюсь лицом к Нике и прижимаю ее к себе. Ничего не говорю.
Так мы стоим довольно продолжительное время, потом у Вероники, видимо, устают ноги и она, освободившись от моих рук, садится прямо на землю. Я сажусь рядом с ней. Мы ничего не говорим так
