главное было сделано: она увела Лизу за собой, и они шли в людное место, где Виктории, по крайней мере, нечего было опасаться.
– Ну и о чем мы будем разговаривать? – не без иронии осведомилась Лиза, когда они наконец пристроились за шатким столиком.
– О поэзии, – ответила Виктория. И это, кстати сказать, было правдой.
Однако сначала им пришлось отвлечься на официанта, который спросил, что угодно посетительницам. Зная, что в России нельзя просто сидеть в кафе без заказа, иначе нарвешься на грубость, Виктория попросила принести две пиццы и два кофе.
– У меня нет с собой денег, – равнодушно сообщила Лиза, едва официант отошел. – Да и еда здесь никакая.
– Я заплачу, – отозвалась Виктория. – Кстати, ты не могла бы мне объяснить вот это?
Она достала из кармана листок с текстом, распечатанным на принтере, и протянула его Лизе. Поэтесса кротко вздохнула.
– Что это? – спросила она, а листок не взяла.
Виктория усмехнулась и продекламировала:
На лице Лизы ровным счетом ничего не отразилось, когда она услышала эти строки.
– Это окончание того стихотворения, которое ты читала на вечере, – продолжала Виктория, глядя ей в глаза. – Написано в 1973 году давно умершим человеком. Нехорошо, Лиза.
Она хотела сказать что-то еще – про воровство и восьмую заповедь, раз уж пришлось к месту, но осеклась. Напротив нее сидела все та же ее бывшая одноклассница, в смешных деревянных бусах и балахоне вместо платья, но это уже была не Лиза. Виктория не слишком жаловала фантастические романы – по крайней мере, современные, – но тут ей пришло на память обычное их клише, когда герой видит, что в его давнего знакомого вселился кто-то чужой, и в момент прозрения сквозь лицо этого человека как раз и проглядывает лик чужого.
Сейчас напротив нее сидел
Она увидела истинное лицо Лизы, ее настоящие глаза. И глаза эти были холодные и жестокие, и смотрели они на нее оценивающе, словно на какое-то докучливое насекомое, которое так и подмывает раздавить.
Должно быть, Лиза сама поняла, что выдала себя. По крайней мере, она притушила свой убийственный взгляд и отвела глаза.
– Твою мать, – сказала она. И затем, не без вызова: – Ну и что?
Ну и что, в самом деле? Подумаешь, присвоила чужие стихи, эка невидаль в стране, где воровство давно уже сделалось нормой жизни…
– Ты нам врала, – сказала Виктория, чувствуя холод под ложечкой. – Никакие стихи ты давно уже не пишешь. То, что ты читала на вечере, – это твои школьные опусы… не зря мне показалось, что я уже их слышала… А это стихотворение и вовсе чужое. Но ты выдаешь себя за поэтессу… очень убедительно, надо сказать. И твоя одежда, и твое поведение, и твои монологи… И поскольку все всегда знали тебя как поэтессу, возникает впечатление, что ты совсем не изменилась. Но в жизни так не бывает… хоть в чем-то человек должен перемениться…
Виктория осеклась. А что, мелькнуло у нее в голове, если она банально ошиблась по поводу Лизы и та не ведет никакой двойной игры, а попросту умалишенная? Известно ведь, как немилостиво обходится судьба с теми, кто любит искусство, не отвечающее им взаимностью…
– Да, – протянула Лиза устало. – Поделом мне… Ведь я была уверена, что никто не поймет, что эти стихи – не мои. Кому сейчас нужна поэзия… – Она покосилась на Викторию. – Ты уже говорила кому-то? Ну, по поводу меня?
Глава 25
Подошел официант, неся тарелки с пиццей. И, по правде говоря, Виктория была рада его появлению.
– Нет, – сказала она, когда официант удалился. – Пока я никому ничего не говорила. Но я бы хотела услышать кое-какие объяснения.
– Объяснения чего?
Виктория поморщилась.
– Как будто ты не понимаешь… Эти убийства – ты имеешь к ним отношение?
– Нет.
Конечно, Виктория гениально задала вопрос, в духе болванов-оперов из популярных сериалов: «Скажите, Иван Иваныч, уж не вы ли стукнули топором свою благоверную, Марью Петровну?»
И, поняв это, она рассердилась на себя. Будь это ее роман, она бы просто переписала эпизод сначала. Но в жизни черта с два что перепишешь…
– Почему ты выдаешь себя за поэтессу? – в лоб спросила Виктория.
– А тебе-то что?
– Ничего. Просто, по-моему, это гениальный камуфляж, чтобы никто ничего не заподозрил. Типа женщина не от мира сего, которой можно не опасаться…
Лиза как раз посыпала пиццу солью, и ее рука на долю секунды замерла над тарелкой. «Неужели я угадала?!» – в смятении подумала писательница.
– Знаешь, Виктория, – сказала лжепоэтесса, нагибаясь над столом и понизив голос. – Я же помню, ты вовсе не дура.
– Спасибо, – буркнула уязвленная Палей.
– Ну так вот, как умный человек умному человеку даю тебе бесплатный совет: не лезь в это дело. Поняла? Ты и так слишком глубоко забралась.
– Когда вычислила тебя? – Виктория пошла напролом.
– Может быть, – не стала отрицать бывшая одноклассница. – Как тебе Хорватия?
– В смысле? – спросила озадаченная Виктория.
– В смысле, что туда никакие документы сейчас не просят, – пояснила Лиза. – Или еще есть Сейшельские острова, но они, заразы, дорогие. Мальдивы опять же. Или Фиджи. Про Турцию с Египтом я уже не говорю. Хорошие места, и с визой можно не заморачиваться.
Виктория начала понимать.
– Ты советуешь мне уехать? Совсем?
– Почему совсем – пока здесь все не определится, – равнодушно ответила Лиза. – А это вопрос пары недель, не более.
– Что определится? Лиза, ты о чем? – Та не отвечала. – Что за игру ты ведешь? Ты на кого-то работаешь? На кого? Почему один за другим гибнут люди и при чем здесь моя старая книга? Зачем все это надо? Зачем… – Виктория осеклась.
Конечно же, все дело в вечере встречи, именно там Лиза и начала изображать девушку-не-от-мира- сего-которую-все-вы-отлично-помните. А делать это она могла только с одной целью: чтобы подобраться к кому-то из бывших одноклассников. Из которых лишь один человек мог представлять для нее серьезный интерес.
Нет, ну, конечно, могло быть и так, что Лизу наняли конкуренты производителя окон Стаса Сокольского или секта врагов разведенных жен, одной из которых собиралась стать Катя Корчагина.
Так могло быть – в кино или в романе. Но в реальной жизни…
В реальной жизни все было куда проще…
– А тебе все неймется, – сказала Лиза, пристально глядя на нее; и Виктория с невольным трепетом поняла, что лжепоэтесса прочитала ее мысли словно свои. – Допустим, я скажу тебе, что работаю на очень крутую службу, почище ФСБ, – ты успокоишься? А остальное тебя волновать не должно.
– У меня в голове не укладывается… – пробормотала Виктория.
