Роковые девчонки из открытого космоса

— Хой! — заорал из окна один. — Вы с откелевой планеты?

Девчонки озадаченно переглянулись. Неужели так заметно?

— Нефон, — ответила Ляси.

— Дай лизну ранку, — крикнул другой, и машина умчалась. В воздухе растаял след грубого хохота.

— Вы слыхали? — спросила Пупсик. — Лизнуть Уран? То есть — кому придет в голову облизывать Уран? Тошнотная планета.

Когда они проходили мимо стриптизных точек, книжных магазинов для взрослых и дверных проемов, увешанных плакатами, сулившими ДЕВЧОНОК ДЕВЧОНОК ДЕВЧОНОК, зазывалы свистели, сексуальные работницы орали ура, байкеры газовали и мужчины по всей улице падали на колени. В «Чужой планете» — галерее видеоигр — на головах подростков сами собой вращались бейсболки, виртуальные злодеи выползали из своих экранов и сдавались, а пластиковые пулеметы перековывались в пластиковые орала прямо перед изумленными взорами игроков.

Прошли, вероятно, те дни, когда любой экипаж чужих, севший на Землю, мог рассчитывать, что их примут как богов или посвятят им монументальные храмы и наскальные росписи в пещерах. Однако роковые девчонки из открытого космоса все равно производили довольно сильное впечатление.

Девчонки миновали перекресток Уильямс–стрит. Там возник крайний хаос: как водители, так и пешеходы забыли, куда направлялись, и двинули за ними. Теперь все они подходили к пожарному депо «Кингз–Кросс». Незаметная дверь вела с улицы в пункт обмена шприцев и проверки на вензаболевания. Женщина с пустыми глазами совала доллар в торговый автомат в дверном проеме. Девчонки сгрудились вокруг нее — их захватил процесс. Что это за игра?

— О, бэби, — приветствовала Бэби женщину, хватая ее за промежность.

С грустью приходится сообщить, что остались еще земляне, являвшие иммунитет к шарму чужих.

— Отъебитесь, коблы, — рявкнула женщина, тыча в кнопку, помеченную ярлыком «приступ». Девчонки, не замечая ее раздражения, смотрели, как выскочил тонкий черный пластиковый контейнер, и машина чирикнула:

— Спасибо за покупку.

Женщина, показав девчонкам средний палец, повлеклась со своим призом прочь, к скверику за углом. Пожарный, вышедший на перекур ко входу в депо, с интересом наблюдал за девчонками.

— Четко, — сказала Ляси и нажала ту же кнопку. У чужих с машинами получается. Как–то связано с силой электротока, текущего по их синапсам. Именно поэтому, как часто сообщается «наблюдателями», когда чужие или их летательные аппараты появляются в округе, машины не заводятся, а картинки на телеэкранах рассыпаются в статику. С такой властью над механическим миром — ни денег, ни забот. Из автомата выскочила похожая упаковка. Ляси выудила ее из лотка и развернула. А после того, как все изучили шприц, в ней содержавшийся, поворковали и поцокали над ним языками, она закинула иголку в рот и сжевала.

От такого зрелища пожарный выронил сигарету, которая подпалила кусок мусора. Тот, в свою очередь, перелетел через дорогу в соседнее кафе и приземлился на груду бесплатных газет выходного дня, тоже ее поджегши.

К тому времени, как официант загасил пламя посредством «эккоччино»[57], девчонки были далеко. Они не очень поняли, отчего вся эта суматоха. Земляне едят животных и овощи, чужики запускают зубы в минералы. Будет довольно смешно, если не сказать — грубо, как вы считаете? — поджигать ресторан всякий раз, когда чужой заметит, как землянин зарылся ряшкой в миску пасты?

§

Тристрам брел по Кинг–стрит в поисках своего близнеца. Торкиля он нашел перед витриной их любимой лавки старьевщика «Пятый шарф». Брат стоял, скрестив руки на груди, и пялился в витрину. На Торкиле были такие мешковатые хлопковые штаны с низкой ластовицей, что в народе известны под названием «говноловы», и мамбо–теологическая футболка, изображающая нисхождение на Землю трехглазого рок–бога чужих. Оливковое чело Торкиля было нахмурено, а крупные черные глаза полуприкрыты в созерцании аквамаринового боа из перьев, которое по случаю почти в точности шло к цвету его волос.

— Ё, бра, — приветствовал его Тристрам. — Пейджер я брату своему или как? Время джема.

— Ты как прикидываешь? — ответил Торкиль. — Мне абсолютно необходимо это перьевое боа или что?

— Что.

— Что?

— Ты спросил «или что», и я отвечаю. Что. Типа, тебе это перьевое боа не нужно.

— Точно. Тогда ясно. — Торкиль развернулся на пятках и вошел в лавку — и не прошло и минуты, как вышел, обернув боа вокруг шеи. — Ну? — сказал он. — Ты чего здесь тусишь? Нам надо домой и репетировать.

Тристрам покладисто развернулся к дому.

— Эй! Эй, — окликнул его Торкиль. — К чему спешить? Кроме того, не знаю, как ты, а мне нужен хавчик. Бабло есть? Я все свое потратил вот на это. — И он помахал Тристраму концами боа. Выскочило перышко, и оба посмотрели, как оно улетает. Приземлилось оно посреди улицы, где его моментально переехал грузовик. Торкиль рассмеялся. — Четко, — сказал он. — Мне с самого начала показалось, что перьев в нем слишком много. Ну?

— Что ну?

— Бабки е?

Тристрам покачал головой:

— Дупло. Я только что проверял. А следующее пособие только завтра.

— Тошнотина, — вознегодовал Торкиль. — Как правительство ожидает, что мы будем бюджетировать наши средства, если с самого начала дает нам так мало, а? Скажи ты мне.

— Ничего я тебе не скажу, — ответил Тристрам, выуживая из кармана кожаной куртки пакетик «Молтизеров»[58] и протягивая брату. Они уже шли к дому. Братья пожинали обильный урожай взглядов. С идентичными близнецами так обычно и бывало — даже с теми, кто не предпринимал дополнительных усилий и не красил волосы в ярко–лиловый и синий цвета и не завязывал их в ряды крохотных узелков, похожих на розовые бутоны а ля Бьорк в период «Яростно счастливой»[59]. К тому же, конечно, дело еще было в платьице Тристрама и перьевом боа Торкиля.

Перед ними остановился мальчишка и ткнул пальцем:

— Вы, парни, что — близнецы?

Оба смятенно заозирались.

— Простите? — сказал Тристрам. — Вы здесь видите кого–то еще?

Торкиль тем временем принялся кривить лицо и похлопывать по нему, пристукивая ногами по тротуару. Не отрывая взгляда от паренька, Тристрам присоединился к брату — стал прищелкивать пальцами, стучать себе по голове и чпокать губами. Кто как, а близнецы были перкуссивны. Они составляли ритм–секцию «Боснии». Тристрам играл на басу, а Торкиль — на барабанах. Иногда Торкиль играл на басу, а Тристрам — на барабанах. Вообще–то они могли играть на чем угодно. На своих телах, на листовом стекле витрин, на крышках мусорных баков, фонарных столбах, макушках двенадцатилетних оболтусов. И они играли.

К тому времени, когда братья закончили, прохожие, включая мать паренька, накидали к их ногам мелочи на $6.35.

— Легко, как не знаю, — заметил Тристрам, когда они прыгучей походкой двинулись на приступ своей любимой ливанской лавки, подсчитывая монеты.

Вскоре Торкиль тыльной стороной ладони уже стирал с губ соус чили, а Тристрам дожевывал остатки фалафеля.

— Сколько времени? — спросил Торкиль.

Тристрам посмотрел на часы. Двадцать минут четвертого.

— Поздно, как не знаю, — провозгласил он приговор.

— Ну так двигай костями, филон чертов. — И Торкиль махнул боа на Тристрама. — Так чем Джейк оправдывался, когда вот так вот исчез вчера ночью? Что с ним случилось? Или я должен сказать, кто с ним случилось?

— Очевидно, чужие. — Тристрам воздел бровь.

— В смысле — чужие, как в иностранцах? — Торкиля охватило смятение.

— Нет. Чужие, как в дудудуду дудудуду. — Тристрам исполнил тему «Сумеречной зоны».

— Чужие, как в дудудуду дудудуду?

— Чужие, как в дудудуду дудудуду. Говорит, они проводили над ним сексуальные эксперименты. — Пальцем Тристрам обвел себе ухо — всюхин знак, обозначающий чокнутого, как не знаю.

— Ага, ну да, — рассмеялся Торкиль. — Я вот чего не понимаю про чужих. Зачем им ради этого тащиться на Землю? Им что, в открытом космосе не хватает секса? О, добдень, Джордж. — Они остановились там, где Джордж нависал брюхом над своим кладом. — Чего у тебя там?

— «Оживители Животиков». А ты который?

— Торк. Торкиль.

— Точно. — Джордж по очереди ткнул жирным пальцем в каждого. — Торкиль. Синий. Тристрам. Лиловый. А без цветовой кодировки вас кто–нибудь различает?

— Не–а. Даже мы сами, — жизнерадостно признал Торкиль.

— Как только я начинаю развивать в себе хоть чуточку индивидуальной личности, — пожаловался Тристрам, — он просто поворачивается ко мне, вдыхает поглубже и — ууп, все улетает. Всасывается ему в ноздри и сразу в кровь. И потом она становится как бы и его. Жуть.

— Херня, — возразил Торкиль, слегка щипая брата за руку. — Это ты. Человеческий «гувер»[60].

Медленно полируя деталь машины тавотной тряпкой, Джордж пристально разглядывал близнецов. На Тристраме снова было платьице. Интересно. Они ему как–то сказали, что папа у них был египтянин. Впоследствии в одной из своих книжек Джордж прочел, что египтяне традиционно верили, будто близнецы как–то связаны со звездой Сириус.

— А вы оба когда–нибудь думаете о чужих? — робко поинтересовался Джордж.

Торкиль глянул на Тристрама. Это что? Международная Неделя Чужих?

— Постоянно, Джордж, — с непроницаемым видом ответил он. — Вообще–то мы в данное время в чужих и врубаемся. Судя по всему, они прошлой ночью