Роковые девчонки из открытого космоса

осведомиться:

— Куда нахуй они подевались? — ему хотелось только одного — необъяснимо, потому что любителем шерстяных мошонок он не был, нетушки, он настоящий мужчина, — нырнуть в «даксы»[62] Первого и тщательнейшим образом поклоняться тому, что он там отыщет. Именно так он и поступил. — Как бы то ни было, — пробормотал он полчаса спустя, извлекая лобковый волос из зубов, — любая собственность — краденая, нет?

— Не останавливайся, — прошептал в ответ Первый.

Контакты с чужими могут быть прекрасны.

Девчонки тем временем убрали «Цапоматик» и с интересом принялись изучать картинку, напечатанную на прямоугольниках бумаги, которые теперь сжимали в руках. Именно картинка и привлекла их внимание с самого начала.

— Неплохо, — признала Бэби. — Очень даже миленько.

— Довольно улетно, — согласилась Ляси. — Такое несколько ретро.

На банкноте, которую они разглядывали, имелся рисунок телескопа ГОНИПИ[63] в Парксе, что в аутбэке Нового Южного Уэльса. Пока девчонки его обсуждали, он систематически прочесывал всюхины каналы в поисках радиосигналов от внеземных цивилизаций. Ученые Паркса, разумеется, не осознавали, что внеземные цивилизации давно уже отказались от радио в пользу телевидения.

Глупенькие.

Но если бы они даже засекли подобные сигналы, тем бы уже исполнилось по крайней мере лет 150, а это гораздо старше даже, скажем, «Острова Гиллигана», или «Бобер разберется», или «Отсчета», или стариковских домашних костюмов, или Гэри Блеска[64], и, следовательно, они бы только потенциально опозорили ту внеземную цивилизацию, которая их когда–то испустила. Вполне представимо, что там, снаружи, существуют целые цивилизации, сидящие на своих планетах, обхватив эквиваленты голов эквивалентами рук и заливаясь той краской, которая представляет для них смертельный стыд, в ужасе перед тем днем, когда какой–нибудь другой разумной форме жизни выпадет случай перехватить то, что они столь опрометчиво вещали столько световых лет назад.

Девчонки рассовали украшенные купюры по карманам и сумкам и продолжили путь.

Путь их вел мимо небольшого скверика и большой больницы на Оксфорд–стрит, где земные мальчики стояли в дверях пабов, страстно пялясь на других земных мальчиков, а земные девочки сплетали в похоти пальцы друг с дружкой. Для данной улицы — ничего необычного. Немножко не в порядке было то, что упомянутые земные мальчики даже не замечали друг друга, пока не прошли наши чужие, а девочки до того считали себя натуралками.

Время от времени в дверных проемах девчонкам попадались знаки с розовыми треугольниками и словами «безопасная зона».

— Как вы думаете, это значит то же, что и на Нефоне? — нервно спросила Бэби.

— А что еще это может значить? — нахмурилась Ляси. — Может, «безопасная зона» тут означает, что они поставили какое–то защитное силовое поле. Но я и вообразить не могла, что до Земли добрались киборги с Серпентиса–49.

— Неужели во всюхе уже не осталось ни одного безопасного места? — покачала головой Бэби. — Я не хочу выглядеть андроидом–параноидом, но.

— Ебицкий ад, — сказала Пупсик. Печально известные трехсторонние киборги с двойной звезды Серпентис–49 даже Пупсика вводили в дрожь. — Ненавижу боргов.

— Они не так плохи, как боты, — ответила Бэби, стуча зубами. — По крайней мере, у них есть сердце.

— Ага, — парировала Пупсик. — Черное. Никогда не забуду, что они сделали с Мишель.

Можно подумать, кто–то из них в силах это забыть. Кверк не сказал правды — всей правды и ничего, кроме правды, — когда сообщил СОЧПИЗу, что нефонцы вывели только три гибрида. Еще была Мишель Мабелль[65], первый гибрид и самый дикий из всех. Когда капитан Кверк и прочие лидеры Кохорты досыта наелись ее диффчонскими бунтовскими выходками и приняли решение «закупорить» ее, они вызвали боргов. Бэби, Ляси и Пупсика заставили смотреть. Это было ужасно. К тому времени, как борги с нею покончили, Мишель была дрожащей развалиной, тенью своего былого «я», которая с тех пор носит лишь темно–синие и бежевые двойки, не видит необходимости грязно выражаться, после каждой еды моет посуду, а спать ложится только в тот час, который глупо именуется «разумным». Девчонки знали, что, если их когда–нибудь поймают, с ними случится то же самое — если не хуже. В конце концов, Мишель не угоняла космолетов.

У них не осталось времени на размышления о розовых треугольниках — их отвлек какой–то настойчивый звон. Происходил он из неуклюжего серебряно– оранжевого прибора, украшенного цифрами и перфорированного дырками и щелями. Он свисал со стенки прямоугольного стеклянного ящика. Ляси опознала его первой.

— Это машина времени Доктора Кто! — воскликнула она.

Рядом остановилась и уставилась на аппарат ухоженная пожилая дама.

— Ждете звонка? — спросила она. Чужие покачали головами. Женщина сняла трубку. — Алло? — Секунду спустя улыбка ее испарилась, и она грохнула трубку на место. — Ебицкая задница, — свирепо пробормотала она явно мужским голосом и: — Кхм, — прочистила горло. Голос поднялся на несколько октав. — То есть, дорогуша, нельзя же так относиться к дамам. — Обернувшись к Бэби, она проворковала: — Кстати, я обожаю твой прикид. Не в «Транс–Ранце» случаем покупала? Я как раз искала что–то вот такое же. Нет? Ох, ну что ж. И собачка миленькая. Пока чао. — Послав им воздушный поцелуй, она ускакала на высоченных каблуках в сторону отеля «Олбери».

Дззззынннь. Дзззыыыннннь. Девчонки переглянулись. Пупсик сняла трубку и прижала к голове, как это делала женщина.

— Алло? — воспроизвела она.

— Хочешь пососать мне хуй? — раздался на другом конце голос, затем распавшийся целой арией выдохов: — Охх, охххх. Хаххаххаххах. Нгнгнгнг. Сссссссс.

— Может быть, — ответила Пупсик этому шипению. — Как мне это сделать?

— Ссссс. Хаххах… Как?

— Ну да. Как? Как я должна пососать тебе хуй?

В трубке воцарилось краткое молчание.

— То есть, я открыта предложениям. Например, я могу пососать очень жестко, а потом, если хочешь, откусить.

В ухе Пупсика раздалось гнусавое нытье отбоя. Она пожала плечами и повесила трубку.

— Что это было? — спросила Ляси.

— Я думаю, какая–то разновидность земного секса, — ответила Пупсик. — Этот парень попросил меня пососать ему хуй.

— Четко, — ответила Ляси. — А что такое хуй?

— Еть меня, если знаю.

К телефонной будке подошел молодой квинслендец — только что с брисбенского автобуса.

— Вы закончили с телефоном? — вежливо поинтересовался он.

— Хочешь пососать мне хуй? — экспериментально осведомилась Пупсик.

Парень густо покраснел. Первым ему в голову пришло: да, хочу.

Вперед и на запад шагали девчонки. На углу Гайд–парка они столкнулись с парой консервативно облаченных коротко стриженных мормонских миссионеров.

— Как вы сегодня поживаете, мэм? — сказал один.

— Хочешь пососать мне хуй? — спросила Пупсик: ей откровенно нравилось новое выражение.

— П–п–прошу п–прощения? — выдавил тот, побледнев; его собственный хуй грешно зашевелился в официальном мастурбацезащитном облачении. Девчонки приятно помахали ему на прощанье, свернули налево, снова налево, потом направо, потом налево, потом опять налево. В Ньютауне они окажутся, не успеете вы произнести «Малышки в Стране Игрушек»[66].

* * *

Астероид Эрос за всю жизнь побывал лишь на одной хорошей вечеринке. Абсолютно взрывной. Фактически, то был планетарный взрыв, его самого и породивший. Но случилось это давно, и с тех пор ничего особо интересного с Эросом не происходило. На огромном автодроме астероидного пояса Эросу не удавалось даже близко подлететь к другому небесному телу, не говоря о том, чтобы с ним столкнуться. А теперь он пойман тупиковой орбитой вокруг этого ебицкого Марса, а не какой–то приличной планеты. Тошнотина.

Эрос был большим, ему было скучно и беспокойно.

— Хой! Звездулька! Светулька–блистулька — ага, ты! — ты у меня первая за эту ночульку. Конечно, правда. Ты первая. Самая первая. Богом клянусь. Ты дай мне закончить, ладно? Вот бы я мог, вот бы посмел, вот бы… что ты имеешь в виду — только земляне так говорят? Это ебицкий отлуп. Что вообще такого особенного в этих землянах? Ты мне скажи, а? А? Ебицкие земляне, им все легко. В каком смысле — типа? Им выпало жить на Земле. Этого что, мало? Это так нечестно. Почему я не землянин? Разве я просил рождаться астероидом? Эй, звездулька! Звездочка! Ну задержись хоть на чуть–чуть? Ну знаешь, поболтаем, познакомимся поближе? Ну и проваливай. Я все равно с тобой трындеть не хотел… Никто вообще на меня внимания не обращает. Что я? Урод какой–то? Извращенец?.. Те малышки в космолете — они довольно славные были, а? Так было четко. Тотальная тишь глубокого космоса, и тут вдруг — этот басовый бит, бумбумбумбум, я гляжу — а тут эта матка на меня пикирует, стерео на всю катушку, а внутри — эти крошки. Я просто уверен, одна мне крикнула: «Увидимся на Земле!» Уж я увижу ее на Земле. Я ее где угодно увижу. Только галактику назови. Черт! Ну почему я не спросил у нее номера? Черт. Черт. Черт… Земля, значит? Ох, Господи. Может, попробовать и за ними туда двинуть?

Даже не думай, громила.

— Господи? Это ты?

Нет, это Солнце Ра[67]. А ты думал, кто? Ты, Мой честолюбивый маленький астероид, будешь крутиться по орбите вокруг Марса, пока Я не скажу тебе, что можно заняться чем–то другим. Может, 150 тысяч земных лет, а может, и 1,4 миллиона. Зависит от Моего настроения. Поэтому даже не думай. Никаких необъявленных наездов на Земляшку–какашку. Я отвечаю за эту всю–ленную, и ты об этом не забывай.