киностудий.
Авось?
Чего в нашей жизни не бывает!
Таня тяготилась не только бездельем.
Трудно было и переживать нахлынувшее одиночество.
По-бабски трудно.
И уже даже крыша порой просто ехала — съезжала.
Как-то заплутав под пилонами знаменитого моста Голден-Гейт, она остановила свой «шеви-вэн» возле ресторанчика с совершенно невозможным вызывающим названием — Great American Food and Beverage Company…
Таня зашла выпить долларового кофе… Этого смешного местного напитка…
Как забавно было ей сравнивать…
Питерский «Сайгон» ее юности. Угол Невского и Владимирского. И кофе в третьей коффи-машин от входа… Они с ребятами всегда вставали к третьей машине, там варила кофе женщина лет сорока — сорока пяти. Ее, кажется, звали Стелла. И кофе этот был просто восхитительным.
Стелла варила и простой за шестнадцать копеек, и двойной за тридцать две, и тройной, если кто просил… И варила его с пенкой, такой ароматный!
А потом…
Кофе в Кении!
Кофе в Эквадоре!
Кофе в Италии, наконец!
А в этой Америке…
За доллар тебе здесь наливают светло-коричневую бурду из фаянсового кувшина. Варят на кухне, а официантка приносит и разливает.
В Питере они с ребятами всегда брезгливо корчили гримасы, если в кафе или закусочной им предлагали такой кофе… За десять копеек из бачка с крантиком…
А здесь — в Америке — все пьют эту бурду и прославляют Бога.
Итак, она зашла в эту Великую Американскую Забегаловку и заказала яблочный пирог… и этот так называемый местный кофе.
И к ней стали клеиться два моряка.
Сперва она испытывала гнев и возмущение.
Потом ей было просто стыдно.
Но потом…
Но потом ей стало…
Ах, лучше не думать об этом и не копаться в этих грязных… в этих грязных и неприличных ощущениях…
Но ей было ин-те-рес-но!
Она потом поймала себя на том, что ей вдруг стало интересно…
Два пацана с авианосца «Энтерпрайз», что два уж месяца большим бельмом торчал в бухте, два пацана лет девятнадцати… Эх, нет на них ее моряка — Леньки Рафаловича. Вот уж он бы их поставил стоять смирно!
Два пацана из боцманской палубной команды, два рядовых матроса. Один рыжий — ирландец, а другой смуглый, не то индейских кровей, не то метис-латинос…
И принялись они ей показывать порно-журнал…
Она сперва даже и не поняла.
Только покраснела вся до кончиков волос.
И даже дар речи потеряла на какое-то время.
А журнал был самого гадкого свойства.
Там на глянцевом развороте…
Там был фотокомикс, где два матроса в таких же, как эти белых фланельках и белоснежных крахмальных беретах-бескозырках… Они…
Они вдвоем любили и терзали взрослую, зрелую женщину…
Татьяна сперва даже близоруко приблизила свое лицо к странице, что этот рыжий протягивал ей… А потом даже как бы остолбенела от гнева и стыда.
А они пялились на нее и тихо ржали. Лыбились белоснежными оскалами своими — мол, давай! Давай, мэм! Let us have fun!
Но она нашлась, что сказать.
На каком-то автопилоте нашлась.
Наверное, она хорошо выглядела.
Все же актриса хорошей питерской школы.
Актриса с таким опытом!
Она им показала, какая пропасть разделяет их.
Этих сосунков и ее — царицу! Царицу в пафосе греческой трагедии!
Она даже без грима была белее и холоднее снега.
Она почувствовала это по их глазам, что обдала их арктическим холодом, когда процедила сквозь зубы…
Не то, что сперва подумала, де — «Fuck off, you, dirty jerks!»
— Я не сплю с неудачниками, мальчики, не сплю с теми, которые идут во флот за восемьсот баксов в месяц и за перспективу бесплатного высшего образования… Так что передайте своему мастер-сержанту, что вы сегодня в увольнении облажались. А я расскажу о нашем разговоре своему мужу — коммодору…
А потом, потом… Когда она все же уехала из этого кафе от тех облажавшихся морячков, она долго думала, что, может, надо было бы и решиться на
Ведь Паша-то решился с пятнадцатилетней?
И, засыпая в постели в тот вечер, она долго ворочалась, представляя себя в объятиях двух моряков.
Ирландца и смуглого — латинос.
А на утро ей позвонили из кинокомпании «Мунлайт пикчерз».
— Вы посылали нам свое резюме, мэм? Не хотите ли приехать на кинопробы? Для вас есть небольшая роль в фильме про русских моряков…
Судьба?
Это ли не судьба?
Таня?
Глава шестнадцатая
Свидание под липами — 3
(октябрь 1995, Берлин)
— Привет! Ну, пошли смотреть рыбок, я уже билеты купила!
При взгляде на ее улыбающуюся мордашку вся тревога мгновенно улетучилась. Жива, здорова, весела и, похоже, искренне рада видеть его. Захотелось обнять ее, прижать к груди…
Но одновременно с облегчением нахлынула злость.