которым группа людей ест лапшу. Направляет оружие на Роджерса, тот стреляет первым и убивает его.
Лейтенант встает на колени, распахивает куртку на убитом. Пакет с порошком залит кровью. Крупным планом: на плечо Роджерса опускается рука.
– Ты так и останешься ковбоем, бедный мой Роджерс, – говорит Ли, похожий на раздраженного философа.
Он от души смеется. Странно, рот его при этом остается закрытым.
– Стоп! – крикнул директор студии. – Что с тобой происходит, Нгуен?
– Это совершенно идиотская реплика, – ответил артист-азиат, продолжая смеяться.
– Может быть, но актер, играющий Ли, произносит именно это.
– «Ты так и останешься ковбоем, бедный мой Роджерс», – кривляется Нгуен. – Нельзя это как-то переделать?
– Да, правда, это как-то глупо, – подал голос Жюльен Кассиди.
– И ты туда же, Кассиди!
– Слушай, не так-то легко влезть в шкуру Дэна Роджерса в таких условиях!
– Ребята, мы дублируем телесериал. Это вам не последний фильм с Робертом Де Ниро.
– О! Это полностью содрано с фильмов Джона Ву, – сказал Нгуен.
– Содрано это или нет, но оживлять такие диалоги чертовски трудно, – настаивал Кассиди.
– Ну что ж, попроси технического совета у полицейских, которые пришли тебя допрашивать, дорогуша, – сказал директор студии, снял наушники и включил освещение.
Алекс Брюс и Виктор Шеффер, неподвижно стоявшие в разных углах маленькой студии, смотрели на Жюльена Кассиди. На заднем плане по-прежнему шел фильм, но без звука, текст появлялся на суфлере в виде субтитров; Дэн Роджерс стоял перед чрезмерно упитанным и чрезмерно возбужденным мужчиной. Вероятно, это был его шеф; с его губ слетали неслышные реплики.
Они устроили ему «вызов на ковер». Кассиди ввели в просторный кабинет патрона, действительно затянутый ковром, усадили его в старинное кожаное кресло. Он выглядел куда менее спокойным, чем судебный психолог. То так, то этак скрещивал ноги, руки, переводил глаза с окна, за которым виднелась Сена, на лицо Дельмона, задерживал взгляд на цоколе лампы в виде черепа и на магнитофоне. Парочка Брюс – Шеффер расхаживала взад и вперед на почтительном расстоянии, образуя основание треугольника, вершиной которого служило бесстрастное лицо шефа уголовной полиции, а актер сидел как бы внутри него.
– Ты слишком часто путаешься у нас под ногами, Кассиди, чтобы считать это простым совпадением, – начал Шеффер.
– Объясните мне, что происходит, и тогда, может быть, я смогу вам ответить.
Дельмон нажал кнопку «пуск», включив пленку Женовези. Когда запись закончилась, он нажал на «стоп», закурил. Крышечка его зажигалки сухо щелкнула в тишине кабинета.
Наконец Кассиди вздохнул, провел рукой по затылку и сказал:
– Я оставил все это себе, потому что от этого зависела репутация «Запретных ночей».
– Что «все это»? – вмешался Брюс.
– По просьбе Майте Жуаньи я с некоторых пор «разогревал» передачу. Я звонил и менял голос. Иногда, если дело не раскочегаривалось, я изображал разных слушателей. .. .
– Чем докажешь, что она просила тебя об этом?
– Двумя квитками об оплате, суммы там больше, чем за чтение романа. И она вам подтвердит, если захочет.
– Что значит: «если захочет»?
– Вряд ли ей будет приятно сознаться, что она организовывала звонки слушателей.
– Чем она это мотивировала?
– Изабель начинала задумываться к переходу на телевидение. Жуаньи боялась, что она уйдет с радио и бросит ее. Она хотела, чтобы каждая передача была удачнее предыдущей. Это был бег против времени, ей не хотелось ничего оставлять на волю случая.
– Как ты готовился к передачам? Читал книги? – спросил Брюс.
– Майте давала мне материалы, мы обсуждали то, что она хотела услышать.
– Тебе что-то говорит слово «Айдору»?
– Это название английского романа. Мне его дала Изабель.
– Зачем?
– Он ей понравился. Она любила обсуждать со мной книги.
– Об этой книге вы тоже разговаривали?
– Нет, я не стал, потому что она показалась мне скучной.
– Почему?
– Я вообще не люблю научную фантастику.
