Сны женщины

была на помощь прийти, если кому чего взбрендит! Ему или тебе.

Юдифь: Кому – на помощь?! Ему или мне?!

Лия: На помощь, понятно, тебе, госпожа. А вот взбрендить могло и тебе, и ему. Так уж сложилось. Не находишь? Он тебя оскорбил, но считает оскорбленным себя. Вообще-то обычное в жизни дело. Я вот тебе сейчас, если соблаговолишь выслушать, кое-что расскажу в пример и в утешенье. О себе расскажу. Позволишь?

Юдифь: Самое время слушать твои старушечьи байки, Лия.

Лия: Самое время, по-моему. Не спать же идти в душный дом, где этот… твой муж храпит. Так я расскажу?

Юдифь: Как хочешь.

Лия: Вот и послушай. Но сначала отдай мне ножик, еще воткнешь себе в ляжку ненароком.

Юдифь: Не отдам. Что ты тут распоряжаешься, старая?

Лия: Как скажешь, госпожа. Ладно, слушай байку. Так вот, в двенадцать лет, что было давно, стала я, обычная девчонка, приставленная к козе, цветочком, розанчиком. Налитым персиком. А стало быть, дорогим товаром. Отец мой был горшечник, но горшки лепил плохие, кривобокие и потому концы с концами не сводил. Так вот, концы с концами не сводил, а тут вдруг розанчик вырос при козе. И вокруг розанчика, стало быть, стаями стали виться любители медку. Розанчик – меня, стало быть, – отец лупил веревкой по ногам, чтоб не крутила хвостом и не потеряла самый ценный товарец. А я и не крутила. Внимание отроков и взрослых и даже некоторых старцев, не скрою, мне было приятно, но я еще толком не понимала, какого рода это внимание.

Юдифь (рассеянно): Так уж и не понимала. Так уж и не вертела хвостом.

Лия: Ну так, отчасти. Кто приобнимет, кто ущипнет, кто пощекочет, кто огладит, кто грудь под просторной рубашкой поищет – есть ли? Кто на ушко нескромный вопрос задаст и потребует непременного ответа. Или там что показать предложит, или потрогать. Или прижмется к самой сладости своей твердью, так что горячо станет, томно и ноги подкосятся. Но не больше. Обычные потайные забавы. Думаю сейчас, что в конце концов я невольно уступила бы какому-нибудь пригожему, и дело бы кончилось задушенным визгом в овине, или меня бы спихнули замуж, как и положено для девушек в этом возрасте, чтоб не перезрели.

Юдифь (почти горделиво): Меня и в пятнадцать не сочли перезрелой.

Лия: Ты хорошего рода. Тебя-то берегли, такую редкую красавицу. И выдали замуж за самого богатого мужчину из твоего колена.

Юдифь (поигрывая ножом): Он очень уважаем.

Лия: Это нам известно. Как и многое другое. Так мне продолжать?

Юдифь: Продолжай уж. Ночь тянется.

Лия: Так вот, значит, подумывал отец, как бы меня с выгодой спихнуть замуж, если приданого – одна куча горшечных черепков. Но вот тут-то и появился этот самый Илия, богатый купчина. Я, стало быть, гоню козу по улице, а он навстречу. И не пешком, а в носилках. Остановил меня. Что да как, да чья ты, красивая девушка? Я ему: так и так, Лия, дочь горшечника. А невинна ли ты еще, дочь горшечника Лия? А как же, говорю. Чтобы я оставалась невинной, меня каждый день по ногам веревкой хлещут. Ведь так и положено сохранять невинность? Чтобы куда-то не делась? Смеется в бороду…

Юдифь: Догадываюсь – позвал тебя замуж?

Лия: Ох, ты и дитя, госпожа! Я же тебе не сказку рассказываю. Да где ж ты видела купца без жены? Да еще такого, который в носилках ездит? Все проще. Он прислал к отцу слугу с кошельком, полным монет, и с предложением купить мою девственность.

Юдифь: И что твой отец? Прогнал его?

Лия: Прогна-а-ал?! С такими деньжищами?! Конечно, продал. С большой готовностью. Меня привели в какой-то домик, который по невежеству моему тогдашнему я сочла богатым. Появился Илия, ну и… подступил. Без всякого почтения. И так и сяк. Длилось такое счастье дня три, потом меня выгнали, дав с собою узелок с фруктами и сластями в награду. А меня только тошнило, да ноги заплетались. Как до дому дошла, не знаю. Явилась, одним словом, а тут отец… Р-раз – вервием да по седалищу. Явилась, блудница, вопиет.

Юдифь: Как?! Сам продал и… вопиет?

Лия: Вопиет. Если б только вопил. Но ведь он тут же и воспользовался мною, как блудницей, перевернувши, изогнувши, будто я кривой горшок, из тех, что он лепил. И выгнал вон, чтоб не позорила его дом. Я на карачках уползала, истерзанная.

Юдифь: О, Лия! Что за страшная история! Неужели все правда?

Лия: Не сомневайся, госпожа. Все мужчины – изверги, чудовища, тати.

Юдифь (с тоскою): Неужто все?

Лия (очень уверенно): Все. Но кое-кого, по правде говоря, можно укротить. Я в этом преуспела. В прежние времена, пока была молода и зубаста. Где сейчас мои белые зубки? Все порастеряла.

Юдифь: Но как же твой рассказ? И что же было дальше?

Лия: И что же дальше? Я умерла? Ножом зарезалась? Ха-ха! Да я стала царицей всех сучек! И немного же времени для этого понадобилось! Мне серебро насыпали в подол, и, кто больше насыплет, с тем я и шла…Это уж потом, когда увяла, почернела и сморщилась, как сухая смоква, Манассия купил меня для тебя. Мы с ним давние знакомцы, и не моя вина, что когда-то он насыпал мне в подол лишь полпригоршни сребреников, а не две, скажем, как уж не помню кто. Он купил меня, чтобы при случае, значит, охаживать кнутом, вспоминая былые деньки, в отместку. Ну да ты заступилась, голубка моя. А то, что он называет меня по-всякому, шипит и щиплется, когда ты не видишь, так в том мое веселье.

Юдифь: Лия! Какие ты мне тайны раскрываешь!

Лия: Намеренно, как ты понимаешь, госпожа. Они требуют, чтоб ты пожертвовала собой? Так будь умней и жертвуй собой ради себя самой, а не ради этих трусливых овечьих курдюков. Знай, что они всегда готовы за бабью юбку спрятаться. Только и способны, что со страху ветры пускать…

Юдифь: Я думала, они моя опора. Мудры и надежны.

Лия: Они торговцы, госпожа. Берегут дорогой товар, пока обмен им не покажется превыгодным! Ну послушай, госпожа моя Юдифь! Все равно нам пропадать, если ассирияне займут город. Думаешь, дождешься от них пощады? Как же! Здоровые оголодавшие кобели! Свирепые, как демоны! Как займут город, даже мной, старой кошелкой, не побрезгуют, поверь мне, злосчастной. А так, если отважимся пойти, глядишь, и… хоть искупаемся. Ведь употели, пропылились за столько-то дней, где уж мыться – воды и для питья недостаточно, и дождей в это время не жди. Госпожа, госпожа моя Юдифь, что тебе терять?

Юдифь: Ну как же, Лия? Честь. Дом. Благополучие.

Лия (передразнивает): Дом! Благополучие! Еще скажи – мужа! Старого…

Лия прикрывает рот руками и испуганно смотрит на Юдифь. Ее мимика наигранна, лукава.

Юдифь: Лия! Как ты смеешь! Забываешься, служанка! Что за разговоры ты тут ведешь, застав меня в минуту слабости? Как ты смеешь оскорблять моего мужа? Кнута захотела? Давно не пробовала?

Лия: Давно! Ой, давно! Так ведь ты не дослушала, перебила верную Лию. Старого… благодетеля, я хотела сказать. А ты что подумала, госпожа? Что тебе такое на ум пришло? Может, более подходящее прозвание?

Юдифь: Не твое дело!

Лия: Ай-ай-ай! Не лицемерь уж, голубка моя! А кто тут недавно ножик вертел? Кто