не нужен никакой путь.
– Везет же людям, – хмыкнул я.
– Это не везение. Это почти наказание.
– Философия – это хорошо, – кивнул я. – Карты настоящие – это хорошо. Но Гобзиков... Ты же не собираешься его туда переправить? Надо его шугануть так, чтобы он... Ну, короче, чтобы испугался.
– Я его напугаю.
– А если он не испугается?
– Он испугается, – заверила меня Лара.
После чего спрыгнула с обрыва, спустилась по склону и присоединилась к Гобзикову. И они стали мыть кружки вместе.
Совместный труд совместно освобождает. И являет пример равноправия полов. Как это красиво – мальчик и девочка моют посуду! Что может быть трогательнее? Даже присоединиться захотелось.
Я вдруг вспомнил водяного. И почему-то подумал, что Гобзиков на самом деле испугается.
Глава 17
Тот, кто стоит за спиной
– Лучше разговаривать тише, – посоветовала Лара.
– Почему? – спросил я.
– Полдень же скоро, – ответил Гобзиков.
– Точно. Скоро полдень.
– И что, что полдень? – спросил я.
– Полуденница, – прошептал Гобзиков.
Быстро же разрушается критическое восприятие мира. Совсем недавно он строил радиоприемник, а теперь верит в полуденниц. Психика удивительно мобильна.
– Полуденница – это та, которая головы отрывает? – спросил я.
– Тише! – зашипел Гобзиков. – Она на самом деле головы отрывает! Полуденница – самая страшная ведьма...
– Ладно, пусть отрывает, – согласился я. – Пойдемте скорее, здесь как- то...
Слишком тихо было. Впрочем, я никогда не бывал в поле, может, в поле и должно быть тихо.
– Теперь надо идти медленно, – сказала Лара и выступила вперед. – Главное, не пропустить переход... Если пропустим, то...
– Переход? – спросил Гобзиков. – Переход здесь?
Лара кивнула.
Переход здесь. Вот и отлично. Ждал давно. Попереходим маленько, а потом и к дому. Я человек городской и усталый уже от приключений. К тому же у меня, кажется, тоже мозоль образуется на правой пятке. Или, может быть, на левой. Синдром Гобзикова, так-то.
А ей хоть бы что. Шагает. Ну почему девчонки все время врут? У них такая психология, вернее, психологическая установка. Вот, взять Мамайкину. Гонит направо-налево. Я у нее спрашиваю – Мамайкина, ты веришь в любовь? А она мне отвечает, ну конечно, да. А сама не верит. Вижу по ее круглым глазам. Не верит.
Интересно, а Лара верит?
Мы пробирались через траву.
Я оглядывался и видел, как поле постепенно задирается к горизонту, как оно медленно расползается вокруг, будто мы погружаемся в какую-то широкую воронку. В этом на самом деле было что-то необычное, мне вдруг действительно почудилось, что это поле как-то отодвинуто от остального мира, есть только поле и небо, а больше ничего. Всё.
Ну, и мы еще посередине.
Лара шагала первой. Медленно раздвигая высохшие стебли, осторожно, как по минному полю. Гобзиков за ней. Тоже настороженно и мягко. Я замыкал шествие, барабана не хватало. Для придания особого напряжения моменту. Или лучше бубна. Бубен в таких делах – самая мрачная вещь. Я представил Лару с бубном, скачущую вокруг костра, улыбнулся и спросил из осторожности:
– А оттуда к нам кто-нибудь может... Ну, проникнуть?
– Нет, – помотала головой Лара.
– Почему?
– Там никому нет дела до здесь, это во-первых. А во-вторых... С той стороны... Таким образом нельзя попасть. Это дорога только туда, долго объяснять... Но в зоне перехода может...
Чувствовалась река. Я подумал, что мы снова заблудились и снова бессмысленно вышли к реке, Гобзиков тоже, наверное, про это думал, он напряженно поглядывал на Лару и хромал на ненатертую ногу.
Поле было здоровое и заброшенное. Коричневая прошлогодняя трава, здорово похожая на лебеду. Наверное, так и должна выглядеть лебеда, мы изучали ее на ботанике, сейчас я, разумеется, все благополучно позабыл, но лебеда должна была быть именно такой. Унылой с виду.
И эта лебеда становилась все выше и выше, уже почти по плечи была. Хорошо хоть, она легко ломалась и осыпалась, так что после нас оставалась полоса выкрошенной растительности. В случае чего по ней можно будет вернуться...
Гобзиков свистнул.
– Тише ты, – сказал я. – Сами же говорили...
– А чего тише-то? – неожиданно громко сказал Гобзиков. – Полуденница утащит?
Лара кивнула.
– А нет никаких полуденниц.
Гобзиков остановился.
Ну вот, подумал я. Гобзиков опять пустился в психоз. Зачем мы его вообще взяли?
– Мы уже почти пришли, – негромко сказала Лара. – Сейчас ты увидишь...
– И что это я увижу? – нагло осведомился Гобзиков. – Что такого великолепного я увижу?
– Егор, ты чего это? – спросил я. – Опять...
– Надуть, значит, меня решили? – с обидой спросил Гобзиков.
– Тише, – попросила Лара. – Я же говорила, тут нельзя громко...
Гобзиков набычился.
– Вы сговорились. – Он обиженно на нас смотрел. – Я же слышал, как вы утром разговаривали...
Он не мог слышать. Было далеко. Никто не может слышать на таком расстоянии. Пытается, значит, нас на понт взять.
– Я слышал, когда посуду мыл, – крикнул Гобзиков. – Утром холодно было, в холод звуки лучше распространяются, вы лопухнулись...
– Мы не сговорились, – сказал я. – Тебе опять что-то примерещилось. Это была звуковая галлюцинация.
– Липа это была! – усмехнулся Гобзиков. – Все липа. Притащили меня сюда, поле какое-то дурацкое... При чем здесь поле, я точно знаю, что переход совсем не в поле! Ты все сожгла, а надо было бы прочитать хотя бы! Переход не в поле...
– Егор, подожди... – Лара попыталась его остановить. – Ты ошибаешься...
Гобзиков шагнул в сторону.
– За дурака меня решили выставить! Заботу решили проявить! Не настоящая карта, пусть дурачок уймется!
– Ты ведь на самом деле ничего не слышал! – Я попыталась схватить Гобзикова за руку. – А то, что услышал, ты не так понял. Не так! Совсем не так! Мы же...
– Успокоить меня, глупенького?! – заорал Гобзиков, зло глядя на Лару. – Что выдумки это все! А я тебе сначала поверил...
– Ну да, мы сговорились, – стала быстро объяснять Лара. – Но поле настоящее, Егор, тут нельзя...
Зря она раскололась. Я бы уболтал этого дурика. Он бы у меня во что угодно поверил. Главное – стоять на своем. Тупо стоять на своем, люди верят в то, во что хотят верить.
– Мы хотели... я хотела, чтобы ты увидел, что там страшно... Это настоящее поле, и переход тоже настоящий, тут нельзя...
– А идите-ка вы... Такие же гады! Такие же!
Гобзиков нырнул в траву.
– Стой! – крикнула Лара. – Туда нельзя!
– Вот и верь после этого людям, – сказал я. – Я его из петли вытащил, а он меня же еще посылает!
Гобзиков шуршал в сторону.
– Надо его догнать.
– А пошел он сам! – крикнул я вслед Гобзикову. – Тоже мне, институт благородных девиц! Истеричка!
– Его надо догнать, – уже спокойно сказала Лара.
– Ну, так давай догоним. Если хочешь. Я бы не догонял. Из- за этого гада мы тут черт-те куда заперлись, а он...
– Я дальше не пойду, – быстро заговорила Лара. – Мне дальше нельзя.
– Почему не пойдешь?
– Нельзя. Не хочу. А то заблудимся, вообще не вернемся...
– Но...
– Не хочу! – Лара почти крикнула.
– Ладно, ладно, – успокаивающе сказал я. – Все...
Не хочет. Ну, не хочет и не хочет, мало ли у кого какие причины. Дурные воспоминания, леди Макбет, старуха Изергиль, понятно, чай не с Ганимеда.
– Ты должен его найти сам. Только быстро, он может уйти далеко.
– Да без проблем, – покладисто пожал плечами я. – Поле как поле...
Чего не найти-то? Поле было хоть и здоровое, но след отлично виднелся. Найду Гобзикова, вломлю слегонца, верну к истокам. Лара будет довольна. Лара увидит, какой я реальный мэн, защита и опора, ну да...
На самом деле, чего убежал? Домой возвращаться надо, хорошо бы к вечеру выйти к поезду. Хотел Страну Мечты – получай. А то, что она похожа на обычное заброшенное поле, ну кто ж в этом виноват?
– Только осторожнее, ладно?
– Буду как Джеймс Бонд, – заверил я. – Умен, красив, беспощаден.
– Это серьезно! – Лара схватила меня за руку. – Это все по-настоящему...
– Ну конечно. – Я проникновенно кивнул и вошел в траву.
Приятно, однако.
– Кого бы ты там ни встретил – не доверяй. Не заходи далеко...
Лара догнала меня, снова схватила за руку. Как разволновалась.
– Посмотри! Посмотри внимательнее, разве ты не видишь?!
– Что?
– Трава!
Я увидел. Трава шла в одну сторону. То есть не шла, а наклонялась. Каждая травинка немного, но наклонялась. В сторону. В ту, куда ушел Гобзиков. И еще. И еще мне показалось, что трава...
– Почему это...
– Иди, – подтолкнула меня Лара. – А то будет поздно... Не заходи далеко только. Если не найдешь его – возвращайся. Там река, ни в коем случае не переходи ее, ясно?
– А как же тогда Гобзик?
– Он же хотел туда попасть. Никто его не гнал, я тысячу раз предупреждала, каждый получает то, что заслуживает...
Лара отвернулась.
– У каждого свой путь. У каждого своя дорога. Иди. Иди.
Я пошел. Побежал себе за Гобзиковым, углублялся в поле себе.
След Гобзикова был отлично заметен, можно идти, как по проспекту. К тому же в сторону наклона травы, захочешь – не заблудишься. А зря я все-таки связался с этим неврастеником. Надо было еще тогда плюнуть на все. А я не плюнул, дурачило, гуманист паршивый. С чего я вообще с ними связался? Команда психов. Сидел бы себе сейчас со Шнобелем где-нибудь в «Бериозке», отдыхал бы себе культурно...
Это все из-за
