Князь позволительно кивнул. С Заном у него были особые отношения, и дружинник этот знал о делах Трифора больше даже, чем младший князь Гилбер.
– Что мы будем делать, если не вернем девчонку, твоя милость? – задал свой вопрос дружинник.
– Делать? – вздохнул князь. – Делать… Ничего уже нам не придется делать. Если провалится последнее, что осталось, я и Гилбер уйдем в Мирму. У меня нет достаточного войска, чтоб воевать с императором на равных. У меня нет союзников. А бросать своих людей на верную гибель я не намерен. Но и сдаваться на милость Исидора не желаю. Мы уйдем в Мирму, Зан. Я попрощаюсь с Мальвиром, с Ольховыми холмами, с могилами родных. Все это умножит домен императора. Видно, так должно быть, – Трифор опять вздохнул. – Видно, потому, что я отступил от рыцарских канонов и нанял убийцу, потом – держал в плену эту девицу. Говорят, коварство всегда боком выходит…
– Ну, уж император наш поболе твоего наподличал, твоя милость, – заметил Зан. – Только что-то не видать, чтоб ему икалось. Так что рано ты в Мирму собрался, рано от того, что твое, отказываешься. Еще можно побороться.
– Это как же? С семью тысячами против тридцати идти? – горько усмехнулся князь. – Или крестьян поднимать? Вот уж армия будет – весь свет перепугается.
– Позвать барона Ланлея из Дук, что в Южном поясе. У него на императора тоже зуб имеется – Исидор его отца, что в Круге Воли участвовал, казнил на главной площади в Гримтэне. А еще у Ланлея – тысяч пять воинов, если не больше.
– У Ланлея младшая сестра Эвелин, девица тринадцати лет, в заложниках в Гримтэне, – ответил Трифор. – Ланлей не пойдет против Исидора.
Зан пожал плечами:
– У тебя – сын, у Ланлея – сестра, у барона Маара из Красаны – брат младший. Но разве не стоит победа двух-трех малолетних голов? Если вам всем объединиться да народ поднять…
– Какая победа? – вдруг зарычал князь. – Какие головы? Ты знаешь ли, сколько голов ляжет. И ради чего? Чтоб мне шкуру свою спасти? Да я с ней попрощался в ту ночь, когда поехал к ручью на встречу с Кортом. Когда заказ ему сделал. Я ж знал, понимал: если не выгорит это дело – смерть мне верная… Так что – в Мирму мне дорога. Не стоит моя жизнь и жизнь Гилбера других жизней. Коль не судьба – как ни вывертывайся, а не будет по твоему.
– Давай-ка твоя милость мне это скажет тогда, когда девчонка к батюшке своему доберется и про коварства наши все ему расскажет, – ответил дружинник, нахмурившись (не нравилось ему упадническое настроение господина). – А пока она где-то здесь, где-то на нашей земле прячется.
– Она не одна прячется. Ее Шип прячет. Или забыл ты, кто такой Шип? Лес для него, как для нас с тобой двор замковый. Все он знает, все умеет. И как след заметать, и как след искать.
– Ну, уж если так мало у нас шансов, то поедем мы в Мирму втроем, – хмыкнул Зан. – Может, и княжество новое там выстроим.
– Этого я, дружище, требовать не могу, – покачал головой Трифор. – Даже наоборот – прикажу я тебе тут оставаться. У тебя жена, дети…
– Это верно. Как верно и то, что в Мирму можно всем княжеством удрать, – засмеялся дружинник. – Не только семью прихватить, а всю родню до самого кузена сомнительного. Да спалить все, чтоб до неба край наш полыхал. Оставить императору пустыню выжженную – пусть жрет, зверь ненасытный!
Князь ничего на это не ответил, хотя идея Зана показалась ему не лишенной смысла…
* * *
Зан был молочным братом Трифора, и с самого детства между ними не водилось недомолвок и тайн. Вместе гоняли голубей над замковой крышей, вместе таскали из буфета цукаты и варенье, вместе рвали полотняные штаны и рубахи, лазая по грушам и яблоням, вместе и на орехи получали за многочисленные проказы – когда от князя Агатуса, отца Трифора, когда – от строгой матушки Зана, старшей замковой кастелянши.
Потом пошли совместные охота, рыбалка, верховые прогулки, которые справедливей было бы назвать сумасшедшими скачками, и обучение военному искусству. Агатус наставлял обоих, не скрывая от дворового мальчишки секретов княжеского фехтования. И не всегда в тренировочных боях выигрывал благородный Трифор: частенько бывало, что юный князь получал неслабый удар в голову или живот от более ловкого простолюдина Зана. Только и обид не было. Как можно обижаться на того, с кем вместе сазанов, лещей вываживал, жег костер у реки, ворожил над янтарной ухой? С тем, чей бок грел тебя в лугах, в ночном? С тем, с кем пробовал свое первое пиво…
Трифор и Зан вместе воевали против армии лорда Исидора, что пришла с запада. В одной из таких битв Трифор потерял отца, потерял свое знамя и почти всю дружину, а сам, тяжелораненый, попал в плен. Зан не оставил молодого господина и товарища, хотя мог избежать пленения. Он всеми правдами и неправдами добился того, чтоб быть рядом с Трифором, и залечил раны своего князя.
Потом была присяга. Позорная. Князь Трифор, владетель Ольховых холмов и Сонных лугов, стал верным вассалом убийцы своего отца. И отдал Исидору в заложники своего старшего сына Мальвира. Как же рыдала, как же билась в руках служанок жена Трифора. Она проклинала супруга, проклинала свое замужество. Через неделю после отъезда сына в Гримтэн она умерла – от разорвавшегося сердца. А Трифор добавил в счет Исидору и смерть жены, и плен Мальвира и сиротство своих сыновей. «Я буду ждать, Зан, терпеливо ждать, когда подвернется мне случай отомстить Исидору, – сказал как-то князь оруженосцу. – А рано или поздно, это случиться. Тогда за все и посчитаемся. Пока я – верный императорский вассал, готовый с доброжелательной улыбкой выполнять все распоряжения своего императора. Но лишь для того, чтоб усыпить его бдительность, чтоб заставить его думать: «Трифору можно доверять. Трифор – мой». И Зан дал слово, что в деле мести он будет верным соратником господина.
Они ждали более десяти лет. Они почти сразу определились с видом мести – только смерть для императора Твердых земель. Нехорошая смерть от подлого удара в спину – этого (по их мнению) был достоин лорд Исидор.
Сперва князь думал, что сделает это сам: на каком-нибудь приеме в Синем дворце или в ратуше Гримтэна всадит государю стилет в печень. Или перережет горло широким ножом. Но эта инициатива грозила смертью и Трифору и его сыну, который был в заложниках, и всему домену князя. Рыцари Исидора могли жестоко отомстить за смерть императора.
«Наймем убийцу, твоя милость», – предложил Зан.
«Не так все просто, умник, – ответил Трифор. – Где это можно найти человека, чтоб взялся за такое дело, как убийство Исидора? Это должен быть прекрасно подготовленный воин, но в то же время – сумасшедший».
«Оставь это мне, твоя милость. Уж я постараюсь – найду такого ловкача», – заверил господина дружинник, хотя сам понимал – дело это не из легких.
Тот, кто ищет, всегда находит то, что искал. Вопрос ведь только во времени. И Зан нашел. Причем тогда, когда приостановил свои поиски. Вот ведь странная штука…
Понадобилось ему съездить в Нортус – в город, известный своими мастерами. Собирался дружинник подарок знатный своей невесте выбрать – что- нибудь блестящее и яркое, из металла драгоценного. В дороге он столкнулся с южным торговым караваном – кожи овечьи и масла разные ехали в Нортус. И вот среди караванной охраны заметил Зан странного воина. Тонкого, статного, одетого весьма просто, почти налысо остриженного и с необычным оружием – двумя короткими заплечными мечами и набором метательных ножей в кармашках широкой перевязи. Службу свою этот парень нес только ночью, когда другие спали, а сам отдыхал днем – в одном из фургонов. И никто не смел его тревожить. Держался этот воин особняком и ни с кем особо не разговаривал, только по делу. И еще одна черта подсказала Зану, что за тип сторожит его и караван по ночам – белый шрам на скуле парня.
Это был не шрам-памятка о детской шалости, и не боевой шрам. Это был знак отличия, который указывал на принадлежность странного воина к касте наемных убийц. Так, по крайней мере, хотелось думать дружиннику. Потому что шрам мог все-таки оказаться детской меткой или боевым рубцом.
Зан решил рискнуть и проверить свои познания…
* * *
Ночь была ясной, луна – во второй четверти. Она сияла зеленоватым огнем, будто гигантский светляк. Ночной страж каравана сидел неподвижно в тени большого валуна, сам похожий на темный валун. Зан не строил иллюзий насчет его бдительности и выдал свое приближение, не желая нарваться на что- нибудь вроде метательного ножа в горло:
– Привет, полуночник, – и сказал это тоном веселым, доброжелательным.
Страж встал, вежливо поклонился, вновь сел. В ту же тень, в ту же позу.
– Не спиться мне, – пожаловался Зан, присаживаясь рядом. – Бывает же такое.
Парень в черном вместо ответа что-то протянул дружиннику. Зан подставил ладонь – в нее тут же лег маленький мягкий шарик.
– Это из бух-травы, – молвил страж. – Съешь, водой запьешь – и сразу в сон впадешь. Бух-трава.
– Ишь ты, хитрость какая, – подивился Зан, рассматривая шарик. – А непростой ты парень.
– Это бух-трава непростая, а я простой, – ответил страж.
Дружинник покивал, сунул чудесный шарик в поясной кошель и продолжил начавшийся разговор:
– Это я сразу приметил, что ты непростой. Оружие, стать твоя и то, что не спишь по ночам. Непростой ты охранник. Да и шрам твой на скуле – много значит.
– В детстве вишневая ветка заметила, – сказал страж.
Зан возликовал – это была проверочная фраза – пароль. За последние десять лет он и его господин много узнали про наемных убийц. Знания эти давались нелегко, но как же они сейчас пригодились! Теперь нужно было сказать парню в черном ответную фразу. Сказать правильно, чтоб не нарваться на грубость или еще что похуже.
– Ветка – вишне, на добрый урожай; шрам – человеку, на добрую память, – сказал дружинник.
Воин в черном помолчал, никаким движением, никаким взглядом не выдав того, что Зан сказал то, что нужно. Потом заговорил, четко и кратко:
– Я пока занят – дело есть в Нортусе. Если у тебя спешное что – укажу тебе другого, он и постарается. Если твое терпит – где и когда обговорим?
