Пруденс на мгновение закрыла глаза.
– Да, – сказала она тихо и, вновь повернувшись к Чарльзу спиной, зашагала вверх по тропе. Лицо ее выражало непреклонную решимость, губы были плотно сжаты.
– Как вам кажется, – спросил Чарльз, поднимаясь вслед за ней, – вы сможете когда-нибудь полюбить снова?
Пруденс остановилась и, обернувшись, посмотрела ему прямо в глаза. В ее взгляде был откровенный испуг.
– Почему вы спрашиваете?
Сделав шаг, Чарльз остановился рядом с ней.
– Я спрашиваю потому… потому что я все еще верю в магию крылышка морского ангела… до некоторой степени.
Пруденс улыбнулась и невольно протянула руку к карману, в который положила «ангельское крылышко».
– И до какой же?
Чарльз заколебался, боясь быть опять непонятым. Он уже пытался один раз объяснить свою философию тем, кого любил больше всех на свете, но встретил лишь непонимание и даже откровенное неприятие.
– Я верю… – начал он нерешительно, чувствуя, что не сможет одновременно говорить и следить за ее реакцией, – индуистской и буддийской философиям, согласно которым судьба сталкивает нас с людьми и обстоятельствами с определенной целью – чтобы мы могли чему-то научиться в этой жизни и вырасти духовно. – Он нервно провел рукой по волосам, готовый услышать в следующий момент ее смех.
– Вы имеете в виду кисмет, или карму?
Услышав ее заданный спокойным, даже холодным тоном вопрос, Чарльз на мгновение онемел. Ну конечно же! Она сразу же сообразила, о чем он говорит. Совершая с помощью книг путешествия по всему миру, она, несомненно, могла попять его намного лучше остальных.
– Так вы понимаете меня? Вы с этим согласны?
Пруденс сдвинул брови.
– Идея прекрасная. Однако в последнее время мне пришлось испытать немало горестей… В общем я не убеждена, что мы переносим наши долги из прошлой жизни в будущую, как не убеждена и в том, что страдания нас чему-либо учат или способствуют нашему духовному росту.
– Нет? – Он был откровенно разочарован ее ответом. – Какое горе вы пережили, которое не укладывается в мою картину мироздания?
Пруденс опять на мгновение прикрыла глаза. Было видно, что она глубоко взволнована.
– Чему может научить, как может способствовать духовному росту смерть невинного младенца? В подобной бессмысленной трагедии нет ничего светлого или доброго. Она, как я убедилась, несет с собой лишь боль и страдание.
Чарльз вздохнул.
– Возможно, вы правы. На первый взгляд может показаться, что в смерти невинного создания действительно нет никакого смысла. Однако подобное событие оказывает глубокое воздействие на тех, кого оно непосредственно касается. Разве вас оно не затронуло? – Он слегка коснулся ее руки. – Разве ваша жизнь в результате не изменилась? Разве сейчас вас не терзают мысли, которые, не случись этой трагедии, никогда не пришли бы вам в голову? Не цените ли вы сейчас свою жизнь намного больше, чем раньше? И не кажется ли вам, что трагедия, о которой вы говорите, направила вашу жизнь совершенно в иное русло?
Пруденс опустила голову, размышляя над словами Чарльза. За ее сдвинутыми бровями происходила явная борьба. Наконец она вздохнула и подняла на него глаза.
– Да, я многому научилась. Вероятно, я узнала даже больше, чем мне бы хотелось. Эта трагедия действительно направила, говоря вашими словами, мою жизнь в совершенно неожиданное русло.
Внезапная откровенность Пру обрадовала Чарльза. Слова рвались у него с языка, но усилием воли он заставил себя молчать в надежде, что она скажет что-нибудь еще. Пруденс сунула руку в карман и, достав оттуда «ангельское крылышко», уставилась на него с таким вниманием, будто никогда его до этого не видела. Когда она наконец заговорила, ее слова явились для Чарльза полной неожиданностью:
– Меня, я полагаю, вообще не было бы здесь сегодня, если бы не… – Она на мгновение умолкла и затем вдруг спросила: – Вы задали мне недавно вопрос, сэр, могла бы я полюбить другого?
Чарльз замер.
– Да.
– Признаюсь, я не думала, что такое возможно… – Пруденс говорила медленно, с запинкой, переводя взгляд с его лица на раковину у себя в руке и обратно, – пока не встретила однажды в банях Махомеда человека, в чьем прикосновении была не меньшая магия, чем в «ангельском крылышке».
Надежда, мгновенно вспыхнувшая в душе Чарльза, опьянила его, как вино. Не задумываясь над тем, что делает, он протянул руку я ласково провел кончиками пальцев по ее подбородку. Глаза Пруденс широко раскрылись от изумления, и она с шумом вдохнула в себя воздух. Ее полураскрытые губы тут же приковали к себе его внимание, и он наклонился, чтобы поцеловать ее.
Пруденс закрыла глаза, поняв его намерение. Но он так и не коснулся ее губ. Сердце у него в груди стучало, как паровой молот.
– Я не стану прибегать к магии поцелуя, чтобы завоевать тебя, Пру, – прошептал он. Ее губы были так близки к его собственным в этот момент, что он чувствовал жар ее дыхания, казавшийся нежной лаской. – Мне этого недостаточно.
Пруденс резко отпрянула от него, поспешно прикрыв рукой рот. Он схватил ее за руку, и она, пытаясь вырваться, сложила пальцы в кулак.
– Я завоюю тебя здесь, – Чарльз поднес ее сжатый кулачок к ее лбу, – здесь, – он коснулся ее губ и груди, – и здесь, – он опустил ее кулачок ниже ее талии. – Однако я не стану тебя завоевывать, пока не покончу с… прежними обязательствами. У меня должна быть возможность предложить тебе не только мои поцелуи.
Пруденс на мгновение застыла, онемев от изумления. Затем, вырвав руку, повернулась и стала подниматься дальше по тропинке. Хотя у него и не было полной уверенности, что она его услышит, он все же сказал:
– Ты заслуживаешь большего, Пруденс, много большего.
ГЛАВА 19
До самой вершины холма они не промолвили больше ни слова. Вновь и вновь Пруденс обращалась мысленно к тому, что произошло между ней и Рэмси. Он отказался ее поцеловать! Но она хотела, чтобы он ее поцеловал! Она сама подставила ему губы для поцелуя. Почему же он ее отверг?
