На высотах, над Кортрейком безмолвным, Недвижной яростью застыл Французов мстительных неукротимый пыл. «Во Фландрии быть властелином полным Хочу», — сказал король. Его полки, Как море буйное, прекрасны и легки, Собрались там, чтоб рвать на части Тяжелую, упрямую страну, Чтоб окунуть ее в волну Свирепой власти. О, миги те, что под землею Прожили мертвые, когда Их сыновья, готовясь к бою, С могилами прощались навсегда, И вдруг щепоть священной почвы брали С которою отцов смешался прах, И эту горсть песка съедали, Чтоб смелость укрепить в сердцах! Гильом был здесь. Они катились мимо, Грубы и тяжелы, как легионы Рима, — И он уверовал в грядущий ряд побед. Велел он камыши обманным покрывалом Валить на гладь болот, по ямам и провалам, Которые вода глодала сотни лет. Казалась твердою земля — была же бездной. И брюггские ткачи сомкнули строй железный, По тайникам глухим схоронены Ничто не двигалось. Фламандцы твердо ждали Врагов, что хлынут к ним из озаренной дали, — Утесы храбрости и глыбы тишины. Легки, сверкая и кипя, как пена, Что убелила удила коней, Французы двигались. Измена Вилась вкруг шлемов их и вкруг мечей, — Они ж текли беспечным роем, Шли безрассудно вольным строем, — И вдруг: треск, лязг, паденья, всплески вод, Крик, бешенство. И смерть среди болот. «Да, густо падают: как яблоки под бурей», — Сказал Гильом, а там — Все новые ряды Текли к предательски прикрытой амбразуре, На трупы свежие валясь среди воды; А там — Все новые полки, сливая с блеском дали, С лучом зари — сиянье грозной стали, Все новые полки вставали, И мнилось им глаза закрыв, В горнило смерти их безумный влек порыв. Поникла Франция, и Фландрия спасалась! Когда ж, натужившись, растягивая жилы, Пылая яростью, сгорая буйной силой, Бароны выбрались на боевых конях По гатям мертвых тел из страшного разреза, — Их взлет, их взмах Разбился о фламандское железо. То алый, дикий был, то был чудесный миг. Гильом пьянел от жертв, носясь по полю боя; Кровь рдела у ноздрей, в зубах восторга крик Скрипел, и смех его носился над резнею; И тем, кто перед ним забрало подымал, Прося о милости, — его кулак громадный Расплющивал чело; свирепый, плотоядный, Он вместе с гибелью им о стыде кричал Быть побежденными мужицкою рукою. Его безумный гнев рос бешеной волною: Он жаждал вгрызться в них и лишь потом убить. Чесальщики, ткачи и мясники толпою Носились вслед за ним, не уставая лить Кровь, как вино на пире исступленном Убийств и ярости, и стадом опьяненным Они топтали всё. Смеясь, Могучи, как дубы, и полны силы страстной, Загнали рыцарей они, как скот безвластный, Обратно в грязь. Они топтали их, безжизненно простертых, На раны ставя каблуки в упор, И начался грабеж оружья, и с ботфортов Слетали золотые звезды шпор. Колокола, как люди, пьяны, Весь день звонили сквозь туманы,
