отвалилась позолота.
– Черт! Черт! – взвизгнула Снежанна. Она проклинала собственную неумелость, ругала себя за то, что не позволила домработнице снять картину. Тогда было бы на кого взвалить вину и покричать вдоволь, а теперь... Никакого удовольствия! Она наклонилась, хотела достать марку из-под осколка, но, сделав неосторожное движение, порезала палец. Отдернула руку, но капелька крови осталась на марке. – Убери, – Снежанна показала на стекло, а сама побежала в ванную, зажимая ранку.
Женя пошла на кухню, взяла веник и совок и, пока Снежанна находилась в ванной, убрала битое стекло. Положила рамку на журнальный столик и аккуратно, чтобы не повредить бумагу, попыталась стереть кровь с редкой марки.
В комнату вошла Снежанна.
– Что ты делаешь? – вскрикнула она, увидев, как Женя склонилась над маркой.
– Я пыталась оттереть кровь... – вздрогнув от громкого голоса, сообщила та.
– А-а... – протянула хозяйка. – Покажи, оттерлось? – Она внимательно всматривалась в редкий экземпляр и с раздражением в голосе произнесла: – Нет! Не отмылось до конца. Что теперь делать? Может, к реставратору отнести?
– Вполне возможно... – тихонько согласилась Евгения.
– Но я сейчас слишком слаба, – она посмотрела на порезанный палец, перемотанный бинтом, – а промедление может быть чревато для старинной марки, – размышляла Снежанна. – Женя, ты вообще город знаешь? Кстати, ты откуда родом? – неожиданно поинтересовалась девушка.
– Из Питера...
– О! А у меня предки из Питера, – сообщила Снежанна. – Дед жил там до войны. Блокаду вся семья там пережила.
– А кем работал ваш дед? – заинтересованно спросила девушка.
– Снабженцем. Его комиссовали по состоянию здоровья, вот он и заведовал продовольственным складом. А потом дед с бабкой в Москву переехали. – Казалось, узнав, что Женя не из глухой провинции, а коренная ленинградка, Снежанна чуть поубавила гонор. – Так ты знаешь Москву или нет? – уточнила она.
– Знаю.
– Вот и отлично. Я тебе сейчас адрес напишу. Есть у меня один знакомый, он занимается реставрацией картин. Наверняка марки – не его профиль, но, думаю, он сможет нам помочь. Надо ему эту марку отнести, кстати, ехать никуда не нужно, он живет через два квартала. Так что отнеси ему марочку эту. Пусть он ее отчистит хорошенько. Я сейчас ему позвоню. Узнаю, дома ли он... Кстати, сегодня уже можешь не возвращаться. Я хочу спокойно отдохнуть, – сообщила Снежанна, как будто трудилась не покладая рук целую неделю.
Женя вышла на улицу и направилась по указанному адресу. На душе остался легкий осадок. Ничего толкового она не смогла узнать, вернее, вообще ничего. И диктофон не смогла спрятать, ну не рассчитывала Женя, что Снежанна сегодня так быстро выпроводит ее из квартиры. А Тома даже кассету долгоиграющую специально приобрела. Обидно было и от того, что снова придется идти к Снежанне. Нет, Евгения ничего не имела против выполняемой работы, но вот у кого! Ей до сих пор была неприятна Снежанна. Она пыталась соблазнить Виталика, и не факт, что в самом ближайшем времени он не поддастся. Мужчины так слабы... и ее муж, пускай и бывший, вряд ли составляет исключение. Хотя... кажется, Эдик назвал его экземпляром, который можно помещать в Красную книгу. А вдруг? Женя остановилась и задумалась. Нет! Не нужно рисковать и доводить до беды.
...Женя не заметила, как дошла до нужного ей дома. Зашла в подъезд и позвонила в дверь...
Дверь ей открыл мужик с одутловатым лицом. Заметно было, что человеку творческому регулярно требовалась энергетическая подпитка в виде бутылочки вина. Целая батарея винной посуды в три ряда выстроилась вдоль стены в коридоре. Волосы мужчины были спутаны и, видно, позабыли, что такое шампунь. Щетина медленно превращалась в бороду. Образ дополняли мешки под глазами и дешевая сигарета в зубах.
– Вам кого? – поинтересовался хозяин квартиры и, присмотревшись к девушке, воскликнул: – Белова! Ты, что ли? Что, на встречу выпускников пришла меня приглашать?
Женя оторопела. Белова – ее девичья фамилия, но откуда бородач знает... Она вглядывалась в его лицо, пыталась найти знакомые черты, вспоминала, где могла встречаться с этим мужиком, и...
– Корж? Вовка! – Она не могла скрыть своего изумления. – Что с тобой произошло? Ты же на курсе был самым талантливым, самым умным, тебе предрекали карьеру профессора в университете. Тебя же сразу после института приглашали на кафедру психологии и этики. Ты же... Не может быть... Что ты с собой сделал? – не могла остановиться Евгения.
– Ладно, Белова. Чего на пороге стоим? Проходи. О жизни покалякаем. Молодость вспомним... – пригласил Корж.
В двухкомнатной квартире царил полный кавардак. Вещи валялись на полу, на стульях, на диване. Грязная посуда стояла вперемежку с книгами и замасленными газетами. Слой пыли казался многовековым. Шторы были похожи на тряпки, о которые вытирают руки. И только пространство два на два в углу комнаты оказалось идеально чистым. Маленький столик, на нем стояли кисти, лежали краски, рядом – пустой мольберт.
– Вовка, – Евгения повернулась к бывшему однокурснику. – Скажи, что с тобой произошло? Пока не объяснишь, разговаривать с тобой о деле не стану.
– Жена от меня ушла, – с надрывом в голосе сообщил он. – Знаешь, как оно бывает? Сначала я в институте работал, подрабатывал тем, что реставрировал картины, есть у меня к этому определенный талант. За реставрацию платили, разумеется, больше, чем за обучение студентов. Ну, жена настояла, чтобы я бросил работу и занимался тем, что дает бульший доход. Я работал, старался. В доме появились деньги, родился сынишка. А потом... жена ушла к одному моему заказчику. Видите ли, я не интеллигентный человек. Какой-то маляр. А она всегда мечтала быть женой профессора. Представляешь? А ждать с десяток лет, пока я защищу диссертацию докторскую, ей не хотелось, подавай все и сразу. Наука и большие деньги – несовместимые понятия, ты же знаешь, Белова. Жена тоже знала и, видимо, просто повод нашла. Потому что в один прекрасный момент обнаружила, что живет с маляром, – в сердцах Корж бросил окурок на пол и затоптал его ногой. – Так мало того, – продолжал он, – она с сыном видеться не позволяет. Говорит, что у него должен быть один отец. Это тот, значит, к которому она ушла. А я, выходит, никто! Вот я и запил с горя, – сообщил Корж, понуро опустив голову и носком ковыряя грязный пол. – А вчера... – бывший однокурсник запнулся, и на его глазах блеснули слезы, – она позвонила. У сына обнаружили анемию...
Женя удивленно и вопросительно посмотрела на Коржа, в болезнях она не разбиралась.
– Это когда не хватает красных кровяных телец в крови, – пояснил Вовка, правильно поняв ее взгляд. – И ребенку срочно нужно лечение, дорогостоящее лечение. Уже завтра необходимо сделать первый взнос. Тридцать тысяч...
– Чего? – уточнила Евгения, испугавшись, что сумму Вовка называет в ставших популярными в России долларах.
– Рублей, – ответил он.
Девушка облегченно вздохнула, но у нее даже таких денег не было. Сейчас ей так захотелось помочь Коржу – прекрасному парню, доброму, душевному человеку, каким она его помнила. Как разрядить обстановку и успокоить студенческого товарища, она не знала. Поэтому сказала первое, что пришло в голову:
– По-моему, уход жены – еще не повод, чтобы из человека превращаться в обезьяну, – строго посмотрела на Володю Евгения. – Так, где у тебя тряпка, швабра? Тазик с водой неси. Сначала превратим твою берлогу в нормальную квартиру, а потом будем разговаривать.
Часа два, практически не разговаривая, они мыли, скребли, чистили, стирали белье. Когда квартира сияла чистотой, Женя приказала Коржу:
– А теперь иди в ванную и превратись снова в привлекательного мужчину, каким ты был всегда. Да по тебе третья часть девчонок из моей группы сохла. Тебе же всего двадцать три...
– Двадцать пять, – поправил ее Корж.
– Ну двадцать пять. Недалеко ускакал, – исправилась Женя. – Давай, приводи себя в божеский
