увеличение названных сумм.
Введенные Госбанком СССР меры в связи с чрезвычайным положением не успели «сработать», и ущерб тревожных трех дней для МЕНАТЕПа выражается потенциально неполученной прибылью из-за срыва переговоров с некоторыми зарубежными фирмами. В целом же инопартнеры с пониманием отнеслись к ситуации, и доверие к МЕНАТЕПу не было подорвано. За памятную всем неделю открыто еще 18 счетов на 15 миллионов долларов.
Как видим, настоящая деловая жизнь не зависит от политических передряг».
(«Московская правда», 30 августа, 1991 г.)
«Говорит и показывает Министерство безопасности,
финансирует «МЕНАТЕП-инвест»
Центр общественных связей Министерства безопасности России (ЦОС МБР) представил журналистам первый фильм из серии «Служба безопасности». Называется он «Спасение сокровищ».
Фильм сделан на деньги акционерного общества «МЕНАТЕП-инвест». Правда, свои затраты бизнесмены, видимо, не возместят: фильм получился явно не коммерческого свойства, и его прокатная судьба до сих пор не определена. Считается, что финансирование производства фильма со стороны «МЕНАТЕП- инвеста» – от благотворительности и меценатства».
(«Известия», 13 марта. 1992 г.)
VII. В СВОИ САНИ, или КРУГОМ ОДНИ ЕВРЕИ.
Сколько себя помним, мы оба всегда были людьми действия, а не разговоров по поводу него. Совсем маленькими купаться пришли – ныряли сразу, не пробовали температуру воды. На первой же тренировке по борьбе один из нас, не овладев и минимумом приемов, так решительно попер на спарринг- партнера, что тот вмиг оказался на лопатках.
Наверное, по этой причине нам претили школьные уроки литературы, все эти образы «лишних людей», которые, видите ли, при царизме не смогли реализовать свои богатые возможности, потому что для этого не было соответствующих условий.
И Онегину, и Печорину, и Обломову легко было быть «лишними», на каждого работали сотни крепостных. Вот и занимались самоедством, травили собственную душу, ходили в непризнанных. Наше отношение к ним резко расходилось с мнением учителя литературы: бездельники, тунеядцы. Наши отцы, хотя и не были знакомы, внушали с малых лет одно и то же: никто тебе не будет создавать каких-то особых условий, добивайся их сам.
И Онегин, и Печорин жили в ожидании, что кто-то снизойдет и наградит их за столь затянувшееся бездействие комфортными условиями: «Дерзайте, орлы, родина ждет!»
А пока орлы от безделья прожигали жизнь на светских раутах, тосковали, выворачивали душу наизнанку, убивали на дуэлях друг друга: бесславная жизнь, бесславная гибель. И сколько же поколений школьников пыталось понять этих инфантильных эгоистов, сколько десятков миллионов переболели так называемой «болезнью лишнего человека»! На наш взгляд, дороговатое удовольствие.
Препарируя образ «лишнего человека», учителя пытались внушить нам ненависть к царскому строю. Довод такой: вы только посмотрите, какой он бесчеловечный, каких людей доводил до гибели!
Заслуживал ли он ненависти? Люди дела ценились всегда превыше всего. При Петре Первом нашли себя Демидовы, выковавшие промышленный Урал. Пока Илья Ильич Обломов мял диван, возводилась железная дорога Петербург-Москва, уникальное даже по нынешним временам сооружение, сверхскоростная магистраль. Еще факты о России времен Николая Второго:
за последние десять лет до Первой мировой войны превышение государственных доходов над расходами выразилось в сумме 2 млрд. 400 млн. рублей;
в 1896 году была введена золотая валюта, причем Госбанку было предоставлено право выпускать 300 млн. рублей кредитными билетами, не обеспеченными золотым запасом. Но правительство не воспользовалось этим правом, наоборот, обеспечило бумажное обращение золотой наличностью более чем на 100%: к концу июля 1914 года кредитных билетов было в обращении на сумму 1633 млн. рублей, тогда как золотой запас равнялся 1604 млн. рублей и в заграничных банках – 141 млн. рублей;
устойчивость денежного обращения была такова, что даже во время русско-японской войны, сопровождавшейся повсеместными революционными беспорядками, размен кредитных билетов на золото не был приостановлен; в период с 1890 по 1913 год российская промышленность увеличила производительность в четыре раза; сумма вкладов и собственных капиталов в мелких кредитных учреждениях за 23 года выросла с 70 млн. рублей до 1200 млн. Вклады в акционерные коммерческие банки за этот же срок выросли с 350 млн. до 4300 млн. рублей; сбор урожая хлебов удвоился;
в царствование Николая Второго Россия была главной кормилицей Западной Европы, поставляла 50% мирового ввоза яиц;
каждый год вводилось 1575 км железных дорог (после революции – 95);
постройка одного километра железной дороги обходилась в 74 тыс. рублей, а при советской власти, исходя из расчета одинаковой покупной стоимости рубля, – в 790 000.
В 1912 году в Москву приехала комиссия немецкого профессора Зееринга изучать результаты столыпинской аграрной реформы. В беседе с ним бывший министр земледелия Кривошеий заявил: «России необходимы 30 лет спокойствия, чтобы сделаться наиболее богатой и процветающей страной во всем мире» (Бразоль Б. Л. Царствование императора Николая II в цифрах и фактах. Минск, 1991. Перепечатано с брошюры, вышедшей в Нью-Йорке в 1968 году).
Вот как работали при царе-батюшке, вот какое наследство мы промотали! Нам и теперь за российским деловым людом не угнаться. На словопрения у них не оставалось ни сил, ни времени. Их при жизни иначе как кровососами, толстосумами, хищниками и не называли. Строителей железной дороги Петербург- Москва, если встать на точку зрения поэта Н. А. Некрасова, следовало сразу же отправлять на эшафот: они же путь трупами уложили! Худая молва шла и о Демидовых, и о других промышленных магнатах.
В «Известиях» полвека проработал Савва Тимофеевич Морозов, внук того самого текстильного магната (и в школьные учебники вошла строчка о «морозовской стачке»). Когда его спрашивали, каким помнит деда-эксплуататора, глядя прямо в глаза собеседнику, отрезал:
– С утра выпивал стакан рабочей крови – и за дела.
(«Известия», 21 ноября, 1991 г.)
Как же в нас вбилось это представление о стакане рабкровушки! Мы ведь и о помещиках судим только по Салтычихе, которая была, как уверяли нас учителя, конечно же, типичнейшим представителем крепостников. А вот – факты: крепостной в конце восемнадцатого века барщине отдавал (только или целых?!) три дня в неделю, три дня работал на себя, а седьмой день – отдыху и церкви. На Пасху гулянье неделю, престольные праздники отмечались достойно. Какими бы глупыми ни изображали бар, а те, в соответствии с волей царя, понимали: голодный крепостной годится лишь для гроба, не прибыльно его эксплуатировать денно и нощно.
Крепостное право отменено в 1861 году, а исчезло лишь в 1975-м, когда и крестьянам стали выдавать паспорта. До этого колхозник был закабален так, что крепостничество показалось бы раем: в страду работа без выходных, на трудодень выходило 50-100 граммов зерна, на своем основном кормильце – приусадебном участке – работали по ночам.
История не знает предпринимательства в белых перчатках, тем более что охраны труда фактически не существовало. Так было с глубокой древности. Произведения архитектуры, прославляемые как семь чудес света, – это же фактически могильники, столько строителей-рабов там погибло. То же было и с всемирно известными храмами, соборами и дворцами. И тем не менее, никто не ставит их возведение в вину существовавшему строю. Да уж если на то пошло – и сейчас при проектировании крупнейших строек заранее предусматривается, во сколько жизней она обойдется. Статистика бесстрастно свидетельствует:
