южные фрукты, кофе, какао, хлопок и прежде всего сахарный тростник. Создавались также фабрики для первичной переработки этих продуктов. [90] Для мелких крестьян, потерявших в результате свои земли, оставался только один выход: чтобы заработать на жизнь, они должны были стать рабочими. Их прежней вольности был положен конец. Разумеется, подобное принуждение к регулярной работе, имевшее привкус старого рабства, им совсем не нравилось. Американцы постоянно жаловались на то, что у гаитян отсутствует стремление заработать деньги. Владельцам нового сахарного завода у Пррт-о-Пренса однажды пришла в голову идея повысить трудовой энтузиазм своих рабочих, увеличив в два раза их недельную заработную плату. В результате в следующий понедельник вообще никто не явился на работу. Рабочие заявили, что теперь у них достаточно денег на две недели и поэтому они могут разрешить себе недельный отдых.
Прослойка по-настоящему образованной и патриотической интеллигенции была очень тонкой. Эта интеллигенция жила в тяжелых условиях; было почти невозможно достичь обеспеченного существования и дать молодому поколению высшее образование. Тот, кто связывался с американцами, терял всякое доверие своих черных земляков. Я знал не только негров, но даже мулатов, по внешнему виду почти не отличавшихся от белых, которые предпочитали ходить босиком, чем зарабатывать, прислуживая американцам.
Разумеется, я был вынужден поддерживать с тамошними американцами, прежде всего с финансовым советником и командующим морским корпусом, не только корректные, но и дружественные отношения. Лично оба они были культурными и приятными людьми. По служебной линии, когда приходилось защищать немецкие интересы, они оказывали мне неоценимые услуги. Такие отношения часто давали мне возможность помогать и моим черным друзьям.
Росту моей популярности очень способствовал случай, который произошел вскоре после моего прибытия. На официальном балу во дворце президента я сидел в окружении членов дипломатического корпуса рядом с женой американского посла. В этот момент ее пригласил танцевать министр иностранных дел Гаити. Незадолго до этого она танцевала со своим мужем и со мной. Теперь же она отказалась, сославшись на головную боль. Я знал, что это только предлог, что она питает к неграм прямо-таки физическое отвращение. [91] Я решительно встал и, сказав ей: — Мадам, мне придется идти ради вас на жертвы, — пригласил танцевать довольно темную супругу министра иностранных дел. Министр не забыл этого дружественного жеста. Часто я брал на себя передачу американцам официальных просьб, избавляя его тем самым от обязанности, которую он считал неприятной и роняющей его достоинство. Министр пользовался моими услугами и в личных делах, что иногда приводило к смешным ситуациям.
Так, однажды, когда я должен был отправиться на пароходе общества «ГАПАГ» в служебную поездку на Ямайку, он попросил меня привезти для него от проживающей там сестры несколько посылок. Он объяснил, что при переправке их нормальным путем опасается затруднений со стороны американского таможенного управления. Я обещал сделать это, детально не расспрашивая, с чем мне придется иметь дело. Как выяснилось впоследствии, эти посылки оказались достаточно объемистыми. При отплытии из Ямайки я установил, что моя кабина настолько забита картонками и ящиками, что я с трудом мог открыть дверь. Мне пришлось заказать другую каюту.
Благодаря своим дипломатическим привилегиям я все же протащил весь багаж с неизвестным мне содержимым через таможню и вручил его министру в целости и сохранности. Спустя несколько дней финансовый советник де ла Рю завел со мной разговор о моем огромном багаже. Он определенно не поверил сказке, которую я ему в связи с этим рассказал. Однако мы достаточно хорошо относились Друг к другу, чтобы с наивным видом замять всю эту историю.
* * *
Солнечная Гаити была далека от суматохи, которая царила в мире. Два раза в месяц в Порт-о-Прёнс прибывал немецкий корабль, привозивший мне почту с родины. Тем не менее даже здесь я замечал, что внешний мир охвачен кризисной лихорадкой. Торговые суда заходили в порт все реже, и все выше поднимались над уровнем моря их ватерлинии, свидетельствующие о пустоте трюмов. Американские плантаторы обрабатывали свои поля только частично, кофе и фрукты гнили на деревьях, хлопья неубранного хлопка носились в воздухе. Иногда сиденья моего автомобиля за короткий срок так покрывались ими, что казались заснеженными. [92]
Многое бы отдали в эту зиму миллионы голодных и безработных немцев, если бы им привезли хоть немногое из того, что пропадало здесь. В свою очередь Гаити нуждалась во многом из того, что лежало на складах в Германии, не находя сбыта. Часто в своих отчетах в Берлин я предлагал организовать такого рода обменные операции. Но все это было бесполезным. Поскольку на таких операциях нельзя было заработать, никто ими всерьез не заинтересовался. Хотя я и считался подкованным в вопросах народного хозяйства, мой здравый смысл никак не мог воспринять этот явный абсурд.
Местные рабочие, потеряв теперь заработок в порту, на плантациях и на фабриках и не имея других средств к существованию, толпами хлынули в столицу и бродили по ее улицам, испытывая самую жестокую нужду. Однако большинство населения, все еще проживавшее на своих мелких земельных участках, почти не ощущало кризиса. Деньги не составляли для них жизненной необходимости, а природа все еще была достаточно щедра, чтобы предоставить в обычном объеме то небольшое количество пищи, в котором они нуждались.
Однако в жизни белого населения многое изменилось, ибо оно было тесно связано с денежным хозяйством. Мне пришлось отправлять за счет благотворительных организаций в трюме корабля на родину не одну в прошлом хорошо обеспеченную, а ныне обнищавшую немецкую семью. Впервые в истории негры увидели, что и белые могут страдать от голода.
Невозможно переоценить значение этого опыта для укрепления самосознания черного населения. До сих пор возможность любого выступления против привилегий белых заранее парализовалась тем, что суеверные люди были убеждены в наличии у белых каких-то сверхъестественных сил, выступать против которых было совершенно бессмысленно. Почти все священники и миссионеры в Гаити откровенно признавали, что внешнее обращение населения в христианство получило в общем и целом широкое распространение только потому, что черные ежедневно убеждались в способности бога белых обеспечить своим детям лучшую жизнь, чем это могли сделать для своих поклонников боги культа Воду. [93] Негры считали, что в связи с этим целесообразно установить с белым богом сносные отношения. Так, несколько лет тому назад в католическом соборе Порт-о-Пренса во время торжественной службы в связи со смертью туземного сановника выяснилось, что в установленном в соборе гробу лежал не труп человека, а священный для поклонников культа Воду черный козел, труп же был тайком увезен в горы, чтобы языческие священнослужители передали его богам племени. Разумеется, белый бог должен был потерять власть над умами, когда люди собственными глазами убедились, что он ослабел и уже больше не может дать своим детям талисман вечного благосостояния.
Один умный и патриотически настроенный гаитянин как-то сказал мне:
— Этот кризис, возможно, явится важнейшим событием в нашей истории, ибо он навсегда сломал магическое кольцо. Мы знаем теперь, что белый человек не столь уж силен. Тем самым устранены величайшие препятствия, которые мешали нашему народу, поверить в свои собственные силы.
Трухильо
Во время пребывания в Гаити я нанес официальный визит в расположенную на том же острове соседнюю страну — Доминиканскую Республику.
В отличие от Гаити, которая во время Великой французской революции и господства Наполеона освободилась от французских колонизаторов, Сан- Доминго, бывшая испанским владением, на протяжении еще многих десятилетий продолжала оставаться колонией. Эта страна получила номинальную независимость, так сказать, автоматически, когда в прошлом столетии в результате освободительной войны рухнуло испанское господство в крупных странах Латинской Америки. Поэтому четкий национальный характер и активный патриотизм получили здесь гораздо меньшее развитие, чем в соседней Гаити. Ландшафт здесь тот же самый, он так же изумителен, и все же, когда пересекаешь границу, кажется, что вокруг все стало менее красочным и интересным. [94] Как будто тебя перенесли в разреженные джунгли, в которых разбросаны современные бетонные строения, стеклянные бензоколонки, универмаги Вулворта и плакаты, рекламирующие жевательную резинку и сигареты «Лаки-страйк», — джунгли, быстрыми темпами уподобляющиеся американскому Среднему Западу.
Расстояние между Порт-о-Пренсом и столицей Доминиканской Республики не больше, чем между Берлином и Ганновером. Однако, поскольку эти страны были сознательно отгорожены друг от друга, на большом участке в горной пограничной области не существует нормальной дороги. Это было самое медленное и самое рискованное путешествие, которое мне когда-либо приходилось предпринимать. Я еще и сегодня горжусь тем, что мне удалось без серьезных злоключений провести мой маленький форд через все подстерегавшие его опасности. Мне пришлось пересекать метровые щели по переброшенным через них двум деревянным балкам, достаточно толстым, чтобы по ним проскочили колеса. Часто на многих поворотах только ловкость спасала меня от падения в глубокое ущелье. Неровности скалистой дороги часто вынуждали меня к таким кренам, что иногда, сидя за рулем, я терял равновесие. Несколько раз я застревал в болотистых руслах рек и был вынужден просить помощи, чтобы вытолкнуть машину на сухое место.
В столицу республики я прибыл вечером в понедельник — праздник роз. Недавно в честь главы государства столица была переименована в Трухильо- Сити. Хотя я просил об аудиенции на следующий день, Трухильо пригласил меня в качестве почетного гостя на большой костюмированный бал, состоявшийся в тот же вечер.
Кожа Трухильо была столь же темной, как и у президента Гаити Винсента, а лицо имело даже более негроидные черты. И тем не менее это был совсем другой человек. Может быть, перед его глазами маячил пример черного властителя Христофа, который свыше ста лет назад объявил себя императором и управлял Гаити. Республика только что добилась самостоятельности при помощи железного кулака, и было видно, что народ и даже министры дрожат от страха при одном упоминании имени Трухильо. [95]
Властью он был обязан исключительно американцам и большую часть года проводил в различных фешенебельных отелях Нью-Йорка. На последних выборах он получил подавляющее большинство голосов и в связи с этим принял решение присоединить к своему титулу президента государства новый, более пышный титул — «благодетель отечества («benefactor patriae»). Я справлялся о том, как проходили эти выборы. Мне сообщили: в связи с тем, что основная масса населения неграмотна, человек считался проголосовавшим за Трухильо, если в списке против его имени и на врученном ему бюллетене был оттиск его большого пальца.
Как и многие диктаторы, Трухильо был любезным хозяином. Праздник роз проходил на свободной площадке в центре большой пальмовой рощи под открытым звездным небом. Трухильо пригласил меня сесть рядом с его двумя дамами за столом под балдахином, установленным на возвышении. Одна из дам была его сестрой, другая, насколько было известно, — его любовницей. Несмотря на довольно пышные формы и не очень молодой возраст, она была избрана королевой карнавала и в качестве таковой получила представительские в размере нескольких тысяч долларов. Вообще она производила впечатление довольно взыскательной дамы. Китайский посланник на Кубе, время от времени посещавший оба государства, расположенные на острове Эспаньола, рассказывал мне, что эта леди доставила ему немало неприятностей. На состоявшейся недавно международной выставке в Чикаго ее внимание привлекло оборудование ванной комнаты стоимостью 10 тысяч долларов. Поскольку денег для покупки не имелось, ей пришла мысль побудить своего друга — «благодетеля отечества» — обложить находящиеся в Сан-Доминго китайские прачечные особым налогом, который не только покрыл бы стоимость оборудования ванной комнаты, но, кроме того, дал бы значительную дополнительную сумму. Китайскому посланнику с большим трудом удалось организовать среди своих земляков сбор добровольных пожертвований и таким образом удовлетворить влиятельную даму. Помимо всего, ей была подарена красивая кубинская верховая лошадь. В результате проект закона о новом налоге был отставлен.
